уямканы. Это их Аркадий принял за мешки. Шесть туш. Еще совсем недавно игравшие живым огнем, их огромные круглые глаза безжизненно остекленели. На шкурах запеклась густая кровь, еще не успевшая замерзнуть.
Шесть туш. Шесть уямканов. И все, как на подбор, молодые самки. Только одна — старая, однорогая важенка с густой седой шерстью.
— Браконьеры! — с трудом сдерживая себя (он готов был броситься на Николаева с кулаками), прошептал Кириллов.
— Прошу тебя, Аркадий… — пролепетал Никандр. Он затравленно озирался вокруг.
— Преступники! Я этого так не оставлю! — уже громче, увереннее сказал Кириллов.
В это время кто-то проехал мимо на оленях в поселок, прислушиваясь к их разговору.
— А я что! Виноват, что ли? — бормотал Акимов, втягивая голову в плечи.
— Ты тоже виноват!
— Не виноват я. Не летал я на вертолете!
Николаев наконец взял себя в руки. Он понял, что настырный Кириллов не отступит, и решил держаться уверенно и спокойно: «Пусть видит, не очень-то я боюсь».
— Отойди, дай ободрать туши, — сказал он.
— Не трогайте! — закричал Аркадий, отталкивая обоих.
— Мясо-то наше, не твое, — заартачился Николаев, впиваясь глазами в лпно Аркадия. Сколько злости, ненависти было в этом взгляде…
— Это мясо ты украл!
— Да?! — с удивлением спросил Николаев. — С чего ты взял?
«Обнаглел Кириллов. Унизил меня при подчиненном… При этом, Акимове. Нет, так не пойдет. Он еще пожалеет…»
— Прочь отсюда оба!
— Полегче, ты. Молод еще мне указывать!
— Преступник!
— За оскорбление ты ответишь. — Толстое лицо Николаева побагровело. Он с ненавистью взглянул на Кириллова, будто прошил его взглядом, повернулся и быстро зашагал к поселку.
…Слышно было, как на авиаплощадке возле поселка садился вертолет.
Николаев, зайдя в дом, даже не разделся. Грузно, с потерянным видом сел на стул. Его смуглое широкое лицо посерело, плечи опустились. Не обратил он внимания и на трехлетнего сынишку, который, радостно лопоча о чем-то своем, силился взобраться к нему на колени. Старший сын, мальчик лет восьми, на попечении которого оставался малыш, с любопытством выглядывал из боковой комнаты.
С улицы зашла жена.
— Что с тобой, Ника?! — испуганно вскрикнула она, опуская на пол тяжелую сумку с продуктами. Скинула шубу и повесила в гардероб. Потом подошла к мужу, наклонилась и, заглядывая ему в глаза, снова спросила: — Что случилось? Заболел, что ли? — прохладными с улицы ладонями осторожно прикоснулась к его лбу.
— Ничего, ничего, Нина, — нехотя откликнулся он.
— Нет, я вижу, что-то случилось. Ну, говори же…
— Да нет, Нина, все в порядке, — он вяло встал и принялся стаскивать с себя меховую куртку. «Надо бы сходить к Петру Васильевичу и рассказать о случившемся», — лихорадочно думал он.
— Ты что-то скрываешь, — не отставала жена, видя, как он изменился в лице. Нет, не таким бывал Никандр дома. Она привыкла видеть его веселым, похохатывающим, уверенным в себе. А теперь он сник, посерел и будто даже ссутулился.
— Дело дрянь, Нина, — внезапно сказал он.
— Какое дело?!
— Поймали нас, — выпалил Никандр и отвернулся. Жена застыла на месте, испуганно уставившись на него.
— Ревизоры? — прошептала она. Ей почему-то казалось, что беда должна нагрянуть именно с той стороны, хотя она не помнила случая, чтобы они приобрели для себя что-нибудь дефицитное, из-под прилавка, пользуясь положением мужа. Но к тем, кто крепко сидел в служебном кресле и мог в случае чего поддержать, Никандр бывал щедрым. До нее доходили разные толки на этот счет. Но она отмахивалась, про себя одобряла действия мужа: «Хочешь жить — умей вертеться. Мало ли судачат женщины. Делать им нечего».
— Нет. Ревизор уехал. Мы с ним поладили.
— Ну и успокойся.
— Дело посерьезнее ревизоров, — Николаев криво усмехнулся.
— Да что такое?
— Утром я летал на вертолете… — начал Николаев.
— Зачем? — не поняла жена.
— Погоди. Слушай. Увидели баранов на перевале. Не выдержали и погнались за ними…
— А дальше?
— Ну, я несколько штук подстрелил.
— Убили баранов?
— Ну. Скинули туши за поселком. Думали, сдерем с них шкуры. А тут Кириллов накрыл нас.
— Боже мой… — прошептала побелевшими губами жена.
— Думал, что обойдется, — Николаев сел на стул и закрыл лицо руками. Нет, он не раскаивался. «Надо было поосторожнее. Сколько мяса пропало. Мясо-то бесплатное, добытое без труда. Часть отдал бы пилотам, Акимову, нужным людям. Сами бы ели всю зиму, — сокрушался он. — А Акимов-то перепугался. Как прижмут, сразу все выложит, меня с потрохами продаст. Другой раз, конечно, стоит подумать, доверять ли ему настоящее дело. Только не проболтался бы еще о коврах и оленьих языках… Он ведь все упаковывал и грузил».
— А ты сходил бы к Романову. Может, подскажет что, — посоветовала жена.
— Да, ты права, — Николаев поднялся. — Схожу.
— Стыд-то какой, если дело дойдет до суда.
— До суда не дойдет, — уверенно сказал Николаев. — Романов поможет, надо только заткнуть этого выскочку.
Аркадий сунул тозовку в кладовку и заспешил в контору. В это время из дому выскочила на крыльцо жена:
— Ну что там, Аркаша?
— Долго рассказывать, — махнул он рукой. — Потом…
— Зачем вертолет садился?
— Николаева с Акимовым высадил.
— Да нет, Акимов чуть раньше тебя, я видела, побежал.
— Ну, значит, одного Николаева.
— А сейчас ты куда?
— Э, отстань, потом расскажу…
— Заскочи в магазин, хлеба купи! — крикнула вдогонку жена.
«Нашла время. Буду я еще по очередям толкаться», — на ходу бормотал он, но, проходя мимо магазина, услышал нежный запах свежего хлеба. Зашел, занял очередь за пожилой женщиной. Впереди стояли еще пять-шесть человек.
— Что это вертолет так долго кружил возле поселка? — заговорила пожилая женщина, обращаясь к Кириллову.
Тот промолчал.
— Мой муж только что вернулся из стада, он видел, как за горами стреляли из вертолета по снежным баранам, — сообщила молодая с веснушчатым лицом. И сразу же, будто весеннее половодье, все разом заговорили, зашумели, оглядываясь на Кириллова:
— До чего же люди жадные…
— Да, да…
— Чем богаче живем, тем жаднее становимся.
— Не все же такие.
— Говорят, там был и Николаев…
— Наш директор? — встрепенулась сухощавая продавщица.
— Ну да.
— То-то он зашел вчера с летчиками и давай командовать: то неси, это найди, — принялась рассказывать продавщица, размахивая руками.
— Он всегда такой, — сказали в очереди.
— Какой?
— А такой, что и начальство, и этих вертолетчиков водит по складам.
— Зачем только держат на руководящей работе…
— Подмазываться мастак, вот и держат.
Кириллов слушал и поражался осведомленности женщин.
— Оленей, говорят, на вертолете три дня искали и не нашли ничего.
— А начальство наше куда смотрит? — пожилая женщина вновь повернулась к Кириллову.
— Так ведь у них нет ходового товара, чтоб пилотов послушными сделать, — ответил за него кто-то.
