Правда, в глубине сознания, наряду и одновременно с этими основными помыслами, жила и тревожила, все время тревожила мысль о трагическом недоразумении, в результате которого из верного друга вода превращается в смертельного врага людей. Коновалов еще не знал, что со временем борьба с этим недоразумением станет второй, но не менее важной, нежели первая, целью жизни. Он еще пока неосознанно накапливал факты, сведения, наблюдения. Повсюду. В том числе и в операционной.
О чем свидетельствовали наблюдения за сердцем? Коновалов начал понимать, что сердце и сосуды — великолепнейшая саморегулирующаяся система, имеющая чрезвычайно большой запас прочности. Система, которая может приспосабливаться к самым разнообразным условиям. Следовательно, можно с уверенностью утверждать, что в несчастьях на воде сердце повинно менее всего, тогда как медицинские эксперты в большинстве случаев склонны видеть причину смерти именно в этом.
Но если не виновато сердце, тогда что же приводит к гибели? Может быть, судороги, о которых Коновалов наслышан еще с детства? Надо проверить.
И на протяжении целого месяца он делает заплывы в осенней Оби. Увы, эксперимент не приносит успеха: судороги ни при чем.
Однако он не спешит тут же перечеркнуть их, как возможную причину трагедий. Что, если для «получения» судорог мало одного фактора — длительного пребывания в холодной воде? Что, если здесь должны присоединяться факторы психологического порядка — скажем, отсутствие поблизости берегов, полное одиночество? Надо проверить.
И он, выбрав холодный штормовой день, совершает заплыв в Обском море: от пляжа Академгородка до отдаленного острова.
Расстояние — четыре километра, температура воды — семнадцать градусов, температура воздуха — тринадцать. На пляже — ни души, на воде — тоже, надеяться на чью-либо помощь — и думать нечего. Условия для эксперимента идеальные.
Поплыл. Ветер навстречу, волна крупная, срывающаяся, плыть брассом невозможно, пришлось лечь на спину. Так, на спине, прошел примерно половину дистанции, затратив около часа. Все время анализировал свое состояние — и физическое и психическое. В физическом никаких отклонений от нормы не зафиксировал — ни судорог, ни чрезмерной усталости, а вот что касается психического… В какой-то момент стала пробиваться на поверхность сознания расслабляющая мыслишка: доплыву ли?
Тогда спросил себя: «А что, собственно, мне угрожает?» В самом деле, в голове у него — полная ясность, а в конечном итоге именно это и решает успех: очень важно, чтобы приказы штаба сердцу, легким, рукам, ногам были бы логичными, а не взаимоисключающими друг друга.
На острове отдыхать не стал — на ветру холоднее, чем в воде, — повернул обратно. Ветер дул в спину, волна шла попутная, и плыть было легче, но скоро пошел дождь. Граница между водой и воздухом почти стерлась.
Через три часа пятнадцать минут после начала заплыва, отмахав восемь километров, вышел на пустынный пляж Академгородка. Вышел и спросил себя: смог бы сейчас же, не отдыхая, вновь пройти ту же дистанцию? И ответил: пороху хватило бы!
Однако судорог и на этот раз не наблюдалось. Подумал: а что, если для меня вода была недостаточно холодной? Может быть, не прекращать купаний, пока не станет река?
Попробовал. Снег уже лег, ледяные закраины на реке появились, уже мороз около семи градусов, а он все купается, плавая минут по десять — пятнадцать. Увы, никаких судорог!
На берегу познакомился с женщиной, которая, подобно ему, каждый день приходила на реку. Правда, она не решалась плавать, а только окуналась и затем быстренько выбиралась на берег, но для человека, которому за семьдесят — да, ей исполнилось семьдесят два года! — и такое можно признать подвигом.
Коновалов поинтересовался, не было ли у нее судорог? Нет, она не смогла припомнить такого случая, хотя несомненно все же боялась их.
Значит, судороги тоже под вопросом? Тогда, может быть, в несчастьях повинны омуты, воронки, водовороты?
Как правило, водовороты возникают в реках, то есть в текущей воде. Коновалов еще со школьной скамьи помнил «Занимательную физику» Перельмана, которая знакомила читателя с «всасывающим действием текущей воды».
«Этим же объясняется и опасность быстрин для купающихся, — говорилось здесь, — всасывающее действие водоворотов. Можно вычислить, что течение воды в реке при умеренной скорости 1 м в секунду втягивает человеческое тело с силой 30 кг! Против такой силы нелегко устоять, особенно в воде, когда собственный вес нашего тела не помогает нам сохранить устойчивость».
Вот так, товарищ Коновалов: именно водовороты повинны в несчастьях. Можно на этом успокоиться.
Успокоиться? Нет, надо проверить!
И Коновалов отправляется в Академгородок — в Институт гидродинамики, где просит помощи у доктора наук О. Ф. Васильева (ныне — член-корреспондент Академии наук СССР): нужно смоделировать водоворот и посмотреть, что происходит в водоворотной зоне с… Нет, не с человеком, конечно, а, скажем, с шариком из смеси парафина и гудрона, с шариком, удельный вес которого чуть меньше единицы и, следовательно, ему обеспечена нормальная плавучесть.
Васильев предоставляет в распоряжение странного врача имеющийся в лаборатории большой лоток с прозрачными стенками. И выделяет ему «помощника» — Евгения Михайловича Романова. Вместе с ним Коновалов воздвигает внутри лотка, возле одной из стенок, преграду, и, когда пускают в лоток струю воды, позади воздвигнутой преграды создается водоворотная зона. Кидают в поток шарики. Наблюдают. Стойких вращательных движений с уходящими вниз струями, — а только такие движения и следует учитывать, — не создается. Раз за разом повторяют опыт, и раз за разом один и тот же результат: шарики если и тонут на мгновение, то ниже водоворота немедленно всплывают.
— Что же получается, Евгений Михайлович, — резюмирует Коновалов, — получается, что водовороты тоже можно реабилитировать?
— Нет, Евгений Дмитриевич, — отвечает Романов, — человек — не шарик из парафина. Это я даже по себе могу судить: один раз на Волге лодка перевернулась, и я без малого час барахтался в водовороте, пока наконец смог выбраться на берег.
— Вот видите: барахтались! Поэтому я позволю себе перефразировать ваше выражение: шарик из парафина — не человек: шарик пассивен, человек, даже растерявшись, будет барахтаться… Но вообще-то все это подлежит тщательной проверке, необходим натурный эксперимент.
И он едет на Енисей…
«Затея связана с риском для жизни. Я могу дать „добро“ на эту поездку лишь в случае, если ты обо всем расскажешь Гале».
Галя узнала-таки об эксперименте, хотя не все, что пришлось пережить в те дни на Енисее. Пожалуй, если в чем он и готов был в душе согласиться с расстроенной женой, так это в отношении Казачинского порога: риск был слишком велик, тогда как заплыв этот, по строгому счету, уже не требовался — для научного обоснования своих выводов ему вполне доставало опыта предыдущих обследований енисейских водоворотов.
Однако даже и здесь он не мог бы назвать свое поведение безрассудным: ведь прежде чем обратиться к людям с призывом ни при каких обстоятельствах не терять в воде присутствия духа, он должен был получить полную, безоглядную, до самого донышка уверенность — для себя получить! — что человеку действительно не страшны даже самые грозные водовороты.
Ну, а что касается риска… Конечно, как-то обезопасить себя было бы вроде и разумно, однако, как говорят ученые, эксперимент должен быть «чистым»: применение спасательных средств, пусть самых элементарных, уже внесло бы свою окраску в психологический настрой пловца.
Коновалов кинул вызов страху. Собственно, он не первый сделал это. Замечательный французский врач Ален Бомбар, анализируя причины гибели в море людей, уцелевших во время кораблекрушений, также пришел к выводу, что их убивает страх. Бомбар доказал это, когда без запасов пищи и пресной воды, в одиночку пересек за шестьдесят пять дней Атлантический океан.
Надо сказать, в исследованиях Коновалова все стрелы сошлись на страхе еще до поездки по Енисею, а эта поездка, исключившая водовороты из числа виновников несчастий на воде, тем более укрепила его в своих выводах. Но, чтобы выступить против страха не дилетантски, чтобы обвинительное заключение к суду над ним опиралось на обобщенный коллективный опыт, на теорию, научно обоснованную теорию, надлежало собрать показания пострадавших, показания свидетелей. Как это сделать?
Коновалов публикует в «Вечернем Новосибирске» статью — «Психологический барьер в плаванье»:
«Врачебная мысль не может примириться с тем, что в расцвете сил и здоровья гибнут многие тысячи людей. До сих пор остается немало неразгаданного в этих печальных историях. А ведь важно разобраться, если можно так выразиться, в пусковых механизмах этих процессов, ибо опыт и наблюдения убеждают: человек, как бы плохо ни плавал, не должен тонуть, его только надо научить преодолевать своеобразный „психологический барьер“ в плаванье…»
