Размышляя таким образом о неустройстве с питанием, а заодно и о своей неудачливой холостяцкой судьбе, Тарас Тарасович помешивал ложечкой сахар в стакане.
Потом поддел вилкой кусочек рыбы, положил на хлеб, поднес ко рту. Но откусить не успел: на стене затрещал телефон.
Редька встал, держа в руке бутерброд, подошел к телефону (телефон был допотопным, с железной ручкой), снял трубку с широким раструбом. Услышав голос дежурного радиста, добродушно сказал:
— Опять ты, золотце, меня тревожишь? Я позавтракать собрался… — Но тут же добродушный тон у него пропал. Теребя бороду, он кидал в трубку вопросы:
— Ветер?.. Норд-ост?.. Сила?.. Высота пассажирского?..
Спустя минуту Редька почти бежал к домику радиорубки.
Из-под рук радиста, извиваясь, плыла узкая лента бумаги. Лента несла тревожное сообщение: в Северный идет пурга. Все аэродромы на Северо-Востоке уже закрыты. Пассажирский самолет из Москвы в Прозрение надо посадить в Северном до того, как и здесь все закроется.
— Переходи на связь с пассажирским! — приказал Редька радисту и потянулся к телефонной трубке.
— Первый? — Убедившись, что на проводе первый, распорядился: — Готовьте полосу к приему пассажирского, дайте ему все огни. Ясно? Выполняйте.
Положил трубку, снова подхватил ее с рычагов:
— Третий?.. Третий, слушай меня внимательно. Через пятнадцать минут всякое хождение на аэродроме прекращается. Обеспечьте продуктами все дома с расчетом на десять дней. Садится пассажирский. Двенадцать пассажиров, плюс экипаж. Продукты на всех — в гостиницу. Склады хорошенько задраить! Поняли? Действуйте!
— Связь есть! — повернулся к Редьке радист.
— Веди его на полосу! — коротко бросил Редька и покинул рубку.
На дворе по-прежнему было спокойно и тихо. Поблескивали над головой звезды. Воинственно выбросив вперед тонкий рожок, по небу скользил развеселый задира-месяц. Мороз помягчал, и от этого легко и хорошо дышится. И никакого волнения в воздухе: ни ветерка, ни шороха. На посадочной полосе мигали ровные цепочки огней, издали похожие на толстую огненную нить.
Но вот где-то вверху послышался рокот моторов, и вскоре со стороны сопок выплыла машина. На темном небе самолет казался совсем черным. Он описал в высоте один круг, другой и стал медленно падать на землю. К самолету подкатили трап. Пассажиры сходили не спеша, поддерживая друг друга на ступеньках. Еще в воздухе они узнали, чем вызвана их вынужденная посадка, поэтому заранее настроились, как говорится, на волну затяжного ожидания.
К Редьке подошел молодой человек. Франтоватые усики, тонкий с горбинкой нос, загорелое до блеска лицо — типичный представитель горного Кавказа.
— Товарищ, скажи, пожалуйста, это поселок Северный? — как-то удивленно спросил он, открывая при этом рот, до отказа набитый крепкими белыми зубами.
— Он и есть, Северный, — ответил Редька, очарованный таким колоритным южным акцентом и обилием превосходных зубов. И кивнул головой в сторону рассыпавшихся вдалеке огней, — Вон он, поселок!
— А скажи, пожалуйста, сколько на вашем Севере поселков Северных: один, два, десять?
— По-моему, один наш.
Но молодой человек с усиками не успокаивается.
— Точно знаешь, что один? По географическим данным? — допытывался он.
Редька пригладил рукавицей бороду: признак того, что разговор начинал надоедать ему.
— Тогда скажи, пожалуйста, в поселке Северный больница есть?
— Есть, — уже с тревогой проговорил Редька. — Вы, что, заболели?
— Зачем заболел! — весело произнес белозубый южанин и снова метнул в Редьку вопросом — А врач Юля Плотникова в больнице есть? Высокая, очень красивая блондинка?
— Да, Плотникова Юля Павловна, — подтвердил Редька.
Он тут же попытался вспомнить, блондинка поселковый врач или нет, но так и не смог этого сделать. На всякий случай он сказал: — Пожалуй, блондинка она.
Белозубый пассажир легонько хлопнул Редьку по плечу.
— Ай, как хорошо! — почти вскрикнул он. — Юля Плотникова моя коллега! Первый московский медицинский вместе кончали, два года в одной группе были. Чемоданчик в гостиницу отнесу — к Юле пойду.
Редька бросил скептический взгляд на ярко-голубое демисезонное пальто южанина — удивительно: как это он еще не дрожит: — на его войлочные ботинки (все-таки потеплее обувку надел!), на узкие, кирпичного цвета брюки и строго произнес:
— Через десять минут пурга начнется.
Почему-то это строгое предостережение не произвело на молодого человека никакого впечатления.
— Пурга? Это когда много снега вперед спешит? — довольно беспечно спросил тот и затараторил: — У нас в Тбилиси солнце пятьдесят градусов жарит, кожа трещит а Ясон Бараташвили боксом идет заниматься. Ясон — это я, — уточнил он и закончил: — Ясон пургу теоретически знает, на практике не видел.
И, еще раз хлопнув Редьку по плечу, белозубый южанин, назвавшийся Ясоном Бараташвили, подхватил с земли свои спортивный чемоданчик и пустился догонять своих спутников, которые дружной стайкой двигались по направлению к светящимся домикам.
Редька покинул посадочную полосу последним и, на всякий случай, проверил надежность тросов, крепивших к земле самолет, потом обошел вокруг складов заглянул на бензоколонку, в радиорубку. И только убедившись, что везде полный порядок, отправился в гостиницу, то есть к себе домой.
Тарас Тарасович был удивлен, увидев, что дверь в комнату, где остановилась Бабочкина, настежь распахнута. Оттуда доносился ребячий писк и успокаивающий женский голос. Редька подошел к двери и едва не открыл от удивления рот. Какая-то женщина — конечно пассажирка — пеленала на кровати младенца. На краешке другой кровати чинно примостилась старуха в огромных валенках, в теплой кацавейке, повязанная темным платочком. Над младенцем склонился все тот же южанин и самозабвенно строил малышу пальцами чертиков. Словом, семейка расположилась как нельзя лучше.
— Граждане, — обратился к ним Редька, — эта комната занята, придется вам перейти в общую.
— Товарищ Борода… — вскинул на него невинные глаза южанин.
От такого обращения Редька поморщился.
— Я слышал, — продолжал тот, — что начальник аэродрома имеет не только редкую на весь мир бороду, а и редкое на весь мир сердце. Это же старая женщина, ее дочь и их маленький сын. Они везут сына папе, и папа еще не видел, какой на свете его сын. Им хорошо в такой маленькой отдельной комнате.
— Граждане, поймите меня, — сказал Редька. — Я не против отдельных комнат. Но у меня отдельных нет, и если сюда придут…
Ясон Бараташвили перебил его:
— Если сюда придут, мама, ее дочь и их сын пойдут в общую комнату. — И он приложил руку к сердцу. — Даю слово.
Тарас Тарасович принялся теребить бороду: ну что поделаешь с такими пассажирами? Вздохнув, ушел к себе. И едва успел раздеться, как в дверь постучали. На пороге стоял Ясон Бараташвили.
— Товарищ Борода… — начал он.
На этот раз Тарас Тарасович уже не морщился: если человек такой навязчивый — это пустой человек, a с такого взятки гладки.
— Скажи, пожалуйста, что мне надо делать, если я пойду к Юле Плотниковой, а по дороге начнется пурга?
Спасение принес резкий звонок телефона.
— Извините, я занят, — сказал Редька, многозначительно покосившись на допотопный аппарат-вертушку.
Ясон Бараташвили взялся за ручку двери:
— Понимаю. Я подожду в коридоре.
За полчаса, которые Ася Антонова провела в жаркой конторе торговой базы, на улице ничего не изменилось. Те же звезды в небе, та же синева вокруг, так же поблескивает под ногами снег, так же чинно и высоко вытягивается над крышами дым.
Прошло всего несколько часов, как она приземлилась в Северном, а уже можно собираться в обратный путь.
Ася представляет, как бы вытянулось и без того длинное лицо ее шефа, как бы увеличились его маленькие глазки, окажись она сегодня в редакции. «Вы не улетели?» — было бы его первым вопросом. «Представьте, улетела и вернулась». Короткая пауза, редактор глотает воздух и — снова вопрос: «То есть, как вернулись?». — «Очень просто. Анонимщик — кляузник и негодяй. Факты не подтвердились. Писать не о чем», — «По вашему, выходит…» Она опережает его: «Выходит, что сто рублей на билеты вылетели в трубу…»
Да, деньги на билеты вылетели в трубу: факты действительно не подтвердились. Анонимщик действительно оказался кляузником. Впрочем, это не так уж плохо, что скверные факты оказались ложью. Заведующий базой — отличный работник. «Энергичный, деловой, толковый», — так говорила о Тюрикове бухгалтер базы. Мало того, она подтверждала слова документами. Перед Асей веером рассыпались на столе эти документы. Четыре нарты, шесть, десять… Упряжки с продуктами для оленеводов аргишем уходили в тундру. Сорок упряжек с продавцами побывали за полгода в тундре. Сорок упряжек!..
