Да, деньги на билеты вылетели в трубу: факты действительно не подтвердились. Анонимщик действительно оказался кляузником. Впрочем, это не так уж плохо, что скверные факты оказались ложью. Заведующий базой — отличный работник. «Энергичный, деловой, толковый», — так говорила о Тюрикове бухгалтер базы. Мало того, она подтверждала слова документами. Перед Асей веером рассыпались на столе эти документы. Четыре нарты, шесть, десять… Упряжки с продуктами для оленеводов аргишем уходили в тундру. Сорок упряжек с продавцами побывали за полгода в тундре. Сорок упряжек!..
— Это в пять раз больше, чем при бывшем заведующем, — сказала Асе женщина-бухгалтер.
Нет, с организацией торговли в оленеводческих бригадах было не только хорошо — отлично! Черненькая, хрупкая девушка-чукчанка — счетовод базы, узнав от Аси о письме, вспыхнула:
— Плохой человек писал, — сказала девушка. — Какие здесь склады были? Щели, снег на товар летел. Мы пустые ящики разбили — склады обшили. Банки консервные у жителей собирали, железо резали — склады обивали. Заведующий с нами работал. Теперь хорошо товару. Зачем плохо писать?
Произнеся такую длинную речь, девушка почему-то смутилась, уткнулась в свои бумаги. А Ася окончательно убедилась в незаурядных деловых качествах и организаторском таланте Тюрикова. Она даже подумала: «Ведь это тоже тема. Корреспонденцию можно так и назвать: «Ответ анониму…» Нужно только повидаться с Тюриковым. Приди Ася чуть раньше, она застала бы его в конторе, но сейчас он находился дома. Его отсутствие — не секрет для сотрудников: заведующий хлопочет дома по хозяйству, готовясь к встрече с женой, которая не сегодня-завтра должна прилететь с «материка». Те же сотрудники посоветовали Асе сходить к нему домой.
У крыльца дома мужчина колол дрова — плавник, выловленный из моря, вероятно, еще летом. То, что это именно Тюриков, Ася определила еще издали по приметам: очень высокий, в белой меховой шапке. Кроме этой приметной шапки, на нем были меховые брюки и длинные, за колени, торбаса. Дрова Тюриков колол красиво: при каждом взмахе топора полено разлеталось на ровнехонькие дольки.
— Здравствуйте! — подошла к нему Ася.
Он распрямился, стал совсем огромным.
— Здравствуйте, если не шутите, — весело отозвался Тюриков, блеснув золотым зубом. Лицо у него тоже было крупное, волевое. Он выжидательно смотрел на незнакомую девушку.
Ася назвалась.
— Вот здорово, что приехали! — сказал он так, словно давно ждал ее появления, — Вашу фамилию я по газете знаю, остро пишете. — Не подозревая, что ей стало неприятно от этой похвалы (Ася терпеть не могла подобных комплиментов), Тюриков сказал: — Заходите в дом, пожалуйста. Я сейчас это хозяйство, — он кивнул на кучу колотых дров, — в чулан перетащу, и весь к вашим услугам.
Ася не пошла в комнату — дверь туда из кухни была закрыта, — а присела у кухонного столика, напротив раскаленной плиты, расстегнула крючки полушубка, достала блокнот и карандаш. Из кухни ей хорошо было слышно, как в сенях возится Тюриков, громыхает поленьями, хлопает дверью.
Ася с интересом разглядывала кухню. Ничего особенного: кухня как кухня, признаков «роскошной жизни» нет и в помине. Цинковый умывальник, под ним таз на табуретке. На окне — аккуратные шторки. За ажурной решеткой над плитой — кастрюли, две сковородки. На стене висит шкафчик для посуды. Он оригинальный, видно, хозяин мастерил его сам. В нем три узких дверцы, и над каждой — дата «выпуска» — «1960 год». Цифры выпилены из фанеры, аккуратно наклеены и покрыты, как весь шкафчик, лаком. Но Асю не так восхитил этот самодельный шкафчик, как клетка, висевшая рядом с ним. В клетке на тонкой жердочке застыл белый комочек — точь-в-точь живая куропатка. Надо было подойти совсем близко, чтобы понять, что это крохотное чучело. К клетке прикреплена пластинка из жести, на ней серебристая надпись: «Друг пернатых и зверей — Тюриков».
Ася смотрит на шкафчик, на беленькую куропатку, на серебристую надпись на золотистой дощечке и улыбается.
«Надо же, какой выдумщик этот Тюриков!», — думает она.
Впустив в дверь клубы холодного воздуха, входит Тюриков.
— Вот и все! — сообщает он, — Э-э, да вы не разделись. Это не порядок!
— Я ненадолго, — говорит Ася.
— Нет уж, — подходит он к ней. — Раз пришли — будьте гостем. У нас такой обычай.
— Ну, хорошо, — соглашается Ася. Она снимает полушубок и шапку, подает Тюрикову. Потом раскручивает свернутую вокруг шеи косу и отправляет ее на обычное место — за спину.
— Что-то ветерок вроде подул, — замечает Тюриков, вешая ее одежду. И поворачивается к ней: — А я сегодня жену с «материка» жду. По этому поводу пироги затеял. Тесто вон уже подходит, — он показывает на табуретку у плиты, где стоит большая кастрюля, прикрытая холщовым полотенцем — А радиограммы от нее что-то нету. — И без всякой связи спрашивает — Не возражаете, если я умоюсь?
— Пожалуйста.
Тюриков Асе положительно нравится: живой, общительный, держится просто. Ася пытается прикинуть, сколько ему лет. «Тридцать — тридцать пять». Потом замечает, что у него седые виски, и щедро накидывает еще пяток.
Вытираться Тюриков уходит в комнату. Оттуда сразу несет холодом.
— Заходите сюда, здесь не так жарко, — зовет он ее.
— Что вы, я, наоборот, тепло люблю, — отвечает Ася и раскрывает блокнот, готовясь без промедления взяться за дело.
— Слышите? — спрашивает он из комнаты, — Вот это да!
Ася не понимает, что он имеет в виду. Но Тюриков уже на кухне.
— Похоже, пурга начинается, — говорит он.
Она прислушалась. Такое впечатление, будто на крыше кто-то неуверенно приплясывает. Ася приподняла занавеску на окне: стекла затянуты синим смерзшимся снегом. Тогда она открыла форточку. Снежный вихрь ворвался на кухню, форточку отчаянно стукнуло о стенку.
— Я пойду, пока не поздно, — говорит Ася. — А то мне не попасть в гостиницу.
— Может, переждете? Обо всем поговорим…
— Нет, — решительно отвечает Ася. — Если уж пурга зарядит, не переждешь. Я потом приду к вам.
Она застегивает крючки полушубка, прячет блокноты.
В сенях светло: горит электрическая лампочка. Тюриков приоткрыл дверь на улицу. В тот же миг ветер вырвал из его руки дверь, распахнул ее во всю ширь. И сразу какая-то невидимая сила отшвырнула Асю с порога в глубину сеней. Лицо залепило снегом. С гвоздя сорвалось, полетело на пол корыто, задребезжали какие-то железные банки. Все это длится одно мгновенье. В следующую минуту Тюриков уже справился с дверью. В сенях становится тихо и светло. Неожиданно Ася видит жестяную табличку, прибитую на низкой дверце: «Туалет». А рядом еще одна табличка на смежной дверце: «Кладовая». И еще одна: «Топливо». Ася тихонько засмеялась: нет, он все-таки чудак, этот Тюриков.
— Вот они, северные штучки, — говорит Тюриков, подпирая вздрагивающую дверь железным засовом, — Никуда вам не придется идти.
А в доме жара. В большой зеленой кастрюле подходит тесто И если бы не свистело за окнами, не пританцовывало на крыше, не стучало в стены, можно было бы подумать, что никакой пурги вообще не существует на свете.
Ася снова снимает свой полушубок. Неужели пурга затянется надолго? Лучше бы она не ходила к Тюрикову, ведь и так все ясно. Лучше бы сразу шла в правление колхоза, в крайнем случае сидела бы сейчас там вместе с Бабочкиной. Бабочкина, конечно, тоже не пойдет в такую погоду в гостиницу.
— Считайте, что вы моя пленница, — голос Тюрикова оторвал Асю от размышлений. — И пора нам познакомиться, а то так и не знаем, как кого зовут.
— Вас — Лука Семенович, — отвечает она.
— Совершенно верно. А вас?
— Ася.
— А вы умеете, Ася, катать тесто и печь пироги? — неожиданно спрашивает Тюриков.
Ася не умеет этого делать. Но, не желая ударить в грязь лицом, храбро говорит:
— Еще бы! Я любые пироги сварганю.
— Тогда закатывайте рукава, мойте руки и приступим, — шутливо приказывает он.
«А здорово, что я здесь осталась, — неожиданно решает Ася. — С ним куда интереснее, чем с Асей Бабочкиной». »
— Ох ты, совсем забыл! — говорит Тюриков. Он подхватывает свисающий с гвоздика штепсель динамика, вставляет в розетку.
В комнату врывается громкий и довольно монотонный мужской голос:
— Внимание! Говорит местный радиоузел. Граждане, жители поселка Северного! По случаю того, что надвигается пурга, всякое хождение по поселку запрещается, так как оно опасно для жизни. Повторяю…
Тюриков весело хохочет:
— Вот деятели! «По случаю того, что надвигается»! Опять проспали.
Ася хохочет вместе с ним.
«Будет пурга!» — определяет Бабочкина, выйдя из правления.
Она не раз видела, как начинается пурга. Сперва где-то в стороне, далеко-далеко мяукнет ветер. И умолкнет. Потом отзовется с другого боку. Опять умолкнет, словно и не было его. Опять откликнется — уже сверху, Снова пропадет.
