«Можешь, Ира. К девяти будет дома».
«Ну вот… А у меня свои дела, обо мне можете не думать. Я знаю, что мне делать», — бормочет мать и, как-то протяжно всхлипнув, быстро выходит из кухни.
Вы остались вдвоем — Он и ты, смотрите друг на друга.
«Ух!» — вздыхает отец с огромным облегчением, словно избежал угрожающей его жизни опасности. Глаза у него загораются веселым огнем, лоб разгладился.
Ты не веришь своим глазам, но это так: он очень молод, твой отец. У него твердое, загорелое, свежее лицо, белозубая улыбка, короткая прическа «ёжиком»… Куда моложе матери! — почти со страхом думаешь ты. А ведь они ровесники.
«Ну, малыш! — энергично, деятельно говорит Он. — Двинулись, что ли?»
«Куда?»
А Он беспечно смеется: не все ли равно куда? Да куда угодно! И кладет тебе руку на плечо.
Сначала кладет руку на плечо, но этого ему мало, и он обнимает тебя за плечи, как старый друг; ведет по коридору, забирает с вешалки свою спортивную сумку, громко прощается: «До свиданья, Ира!» — и, не услышав ответа, вы выходите на лестничную площадку и спускаетесь вниз…
Это происходит в городе Свердловске почти пять лет назад, на улице Малышева, в жаркий июньский день. У первого автомата твой отец выпивает подряд два стакана газировки — значит, не только тебя все это время мучила жажда… «Ах, черт! — говорит он с огромной радостью. — Какой денек! Ты представляешь, малыш, только вчера я был в местах, где еще лежит снег. Нет, в самом деле! Только вчера я снял унты и меховую парку».
И он озирается по сторонам с огромным любопытством, как какой-то неземной пришелец, щурится на солнце, закуривает сигарету, жадно затягивается, опять обнимает тебя рукой за плечи.
«Черт возьми, Костя! Как я рад тебя видеть!»
А с тобой опять происходит что-то неладное и непонятное: ты весь оледенел и, наверно, даже губы у тебя синие, как у мертвеца. Ну, пять минут, ну, десять… это еще можно вытерпеть… а что дальше? Ведь сейчас он непременно спросит, рад ли ты его приезду… начнет задавать всякие вопросы… и что же ты ответишь? Может, сбросишь его руку с плеча и заорешь на всю улицу: «Не приставайте ко мне!» А может, заскулишь, как щенок… ну да, как щенок… и кинешься облизывать его хозяйские руки? У вас впереди несколько часов, и, представляешь, какой он сейчас устроит тебе экзамен? Это будет похуже, чем пытка у классной доски, когда ни черта не знаешь и пытаешься вытянуть хотя бы на трояк…
В тот же день, ничего не говоря матери, я обзвонил все библиотеки. Я спрашивал Ивакину, но я не знал, какая у нее действительно фамилия. Может, она давным-давно не Ивакина… может, сразу после ухода отца она перестала быть Ивакиной, как и его жена № 1… а может, уже замужем и носит фамилию мужа. Однако имя Полина не слишком распространенное, да и отчество она никак не могла поменять… и я спрашивал: «У вас работает Полина Леонидовна?» — сначала в областной библиотеке, затем в городской, потом в детской, пока не добрался по телефонному справочнику до какой-то профсоюзной — и тут какая-то женщина ответила:
— Поля Ивакина? Да, есть такая. Пригласить?
— Нет, не надо! Спасибо, не надо! — прокричал я.
В справочнике был адрес этой профсоюзной библиотеки, и я сразу поехал туда на автобусе. Это было далеко, в новом микрорайоне. Я проехал через весь Старый город, по его широким, тенистым улицам, а затем по пыльной, выгоревшей степи, мимо дымящих труб металлургического комбината, мимо железнодорожных путей, шлаковых отвалов… это заняло минут тридцать, и я весь испсиховался.
Библиотека была двухэтажная, солидная такая. В вестибюле за столиком сидела старая бабка лет так ста пятидесяти, ну, может, чуть поменьше… Я остановился перед ней и заорал как глухой:
— Ивакину Полину знаете? Где ее найти?
Старая женщина вздрогнула и оскорбленно отшатнулась.
— Вы почему кричите? Это библиотека. Разве можно так врываться? Что случилось?
— Ничего. В общем-то ничего. Извините.
— Ивакина работает в читальном зале на втором этаже, — продолжала она спокойно. — Но отдышитесь сначала.
— Думаете, надо?
— Обязательно.
— Большое вам спасибо! — горячо поблагодарил я.
В читальном зале в полном одиночестве сидела за рабочим столиком какая-то толстая девица, ничуть не похожая на Полю. Она подняла на меня сонные глаза, когда я приблизился.
— Ищу Ивакину! — коротко, с ходу сказал я. — Можете позвать?
Девица заморгала и очнулась от сонливости. В жизни своей не видал таких толстых девиц!
— Вам Полю нужно? — спросила она поднимаясь.
— Ну да! Я же ясно сказал! Почему, интересно, она меня не встречает? Я черт знает откуда ехал… я спешил… видите, запыхался?.. и вот вхожу, а ее нет. Как это понять, можете объяснить? И как вас зовут, кстати?
— Меня?.. Марина, — растерялась толстуха. Но вдруг круглое лицо ее озарилось светом догадки, она вскрикнула: — Ой! Вы, наверно, из Москвы, да? Вы, наверно, Геннадий, да? Сейчас я ее позову, она в запаснике… это тут рядом… Ох, и рада будет! — опять вскричала она, исчезая за стеллажами.
Я плюхнулся на стул и стал ждать. Итак, существует некий москвич по имени Гена. Что ж, это понятно. Пять лет учебы в столице. Старые связи, старые связи… Ясно и понятно!
В нетерпении я встал и заходил туда-сюда по пустому просторному залу. Страшно вдруг захотелось курить. А почему бы и нет, собственно? Ни одного читателя. Она входит и видит незнакомца, который дымит в священном месте. Как она отреагирует, интересно? Может быть, завизжит, как мегера, как классная наставница, и тогда… Да, решено! И, усевшись на край стола, я закурил самым наглым образом.
Тут она как раз и вбежала. Ух, как она вбежала! По-моему, ее ноги не касались пола, она летела по воздуху к своему москвичу… волосы ее струились по ветру и глаза сияли… А тут был только я и никого больше.
— Привет! — крикнул я ей, как путнику в пустыне. Крикнул и засмеялся: так мгновенно изменилось ее лицо; в один миг, в одну секунду померкло и потухло. Моя сестра замерла на месте. Наступила тишина.
— Здравствуйте, — протянула она после паузы.
Ее глаза обежали зал, она все еще не верила, что я тут один, что больше никого нет. И вот она вымолвила:
— Это вы меня вызывали?
— Да, я! Я!
Мы опять замолчали, глядя друг на друга. Я усмехался. А может, мне казалось, что усмехаюсь. Кончики пальцев у меня странно оцепенели. Я дышал коротко и часто, но вряд ли она замечала, что со мной творится… Я думал: узнает или нет? Как-никак у нее есть моя фотография — правда, пятилетней давности, та самая, что отец увез тогда из Свердловска в Москву, пообещав передать ей. Но это было бы просто чудом, если бы она вдруг вскрикнула: «Костя!» — и кинулась ко мне. Я ведь не узнал ее в трамвае, хотя отец подарил мне ее фотографию — тоже пятилетней давности… Так что мы квиты. Квиты мы. И я сказал громко и весело:
— Ну, что молчишь? Как жизнь?
Моя сестра растерянно заморгала. Ну еще бы! Сидит на столе напротив какой-то тип, нагло курит, ухмыляется и спрашивает, как жизнь…
— Вы из Москвы… вы, наверно, от Гены? — промолвила она с надеждой.
— Какой еще Гена! Не знаю никакого Гены! И в Москве я никогда не был. Я сам по себе. Так как жизнь?
— Спасибо, неплохо, — она нахмурилась. Ох как она нахмурилась!
— А у меня плохо! Жутко плохо! Представляешь, в кармане всего трояк. А я хочу пригласить тебя в какое-нибудь кафе. Вот сижу и думаю: как быть? Может, у тебя тоже найдется трояк? Тогда все в порядке.
— Вы что… пьяны? — вспыхнув, сказала Поля. Глаза у нее гневно сверкнули. — Кто вы такой? И почему здесь курите?
— А что, нельзя?
— Да, нельзя. И вообще…
— Что «вообще»? Что «вообще»? Что я сказал такого страшного? Я всего-навсего пригласил тебя в кафе. Посидим, побеседуем. Твоя фамилия Ивакина? Зовут Поля? Ну вот. Значит, ошибки нет.
— Ну-ка погасите сигарету и уходите!
— Что-о?! — страшно удивился я. — Ты меня гонишь? Вот не ожидал! Я, может, целую ночь не спал, мечтал с тобой встретиться. А тут какой-то Гена! Какая-то Москва! Тебе что, нечего сказать мне больше?
Я совсем запыхался, пока произнес эту тираду. Поля дико на меня смотрела. Она была ошарашена, ясное дело, и ничего не понимала.
— Поцелуемся! — предложил я, спрыгнув со стола.
Она отпрянула от меня к стеллажам.
— Не хочешь? — засмеялся я. — А почему, собственно? Чем я хуже Гены-москвича? У нас в институте я котируюсь. На меня большой спрос. Но это неважно! Не в этом дело! Я тебя увидел в трамвае и сразу решил, что надо познакомиться. Почему я вбил себе в голову, что ты мне обрадуешься? Эх, балда я! Ты абсолютно не рада, я же вижу. Обидно!
— Ненормальный… — прошептала моя сестра.
Уже и то хорошо, что она не завопила, не позвала на помощь…
— Кто ненормальный? Я? Обижаешь, Ивакина! Сильно обижаешь! Я к тебе от всего сердца… даже три рубля приберег, а ты такие слова! Я ведь могу повернуться и уйти, вполне могу.
