Мурель хотел уже уехать, как вдруг явился Машкин, приезжавший, впрочем, ежедневно и активно помогавший Мастерской. На этот раз он явился особенно торжественно, в приподнятом состоянии, с новым письмом от Кумбецкого. Он сказал:
— Я думал сегодня уже отдаться в ваше распоряжение с тем, чтобы вы меня переделали, согласно вашему обещанию, но я получил вот письмо от Кумбецкого чрезвычайно важного содержания. Он просит в срочном порядке исследовать, если Мастерская Человеков приступила к работам, насколько глубоко в крестьянине-единоличнике сидит чувство собственности. Он, видите ли, поспорил с кем-то за границей по этому вопросу, и в числе прочих доводов он оперировал и таким, что мысль о врожденном чувстве собственности является предрассудком, правда, вековым предрассудком и очень тяжким, но все же предрассудком и очень распространенным. Он утверждал, что эта пресловутая непреодолимость крестьянского собственничества не так уж непреодолима. Все зависит от экономических причин, жизненного приспособления и всяческих условий. И вот он просит исследовать нескольких крестьян-единоличников, насколько глубоко в них сидит из рода в род переходившее чувство собственности, — действительно ли это чувство так глубоко сидит в крестьянине, что его никак нельзя вытравить, а если можно, то какие требуются для этого методы в условиях переходного времени?
— Как нам быть? — спросил Капелов, повернувшись к Мурелю.
Мурель подумал и сказал:
— Ну что ж, для нас тут нет ничего трудного. Крестьян-единоличников сколько угодно. Захватите нескольких и присоедините к тем, кого вам надлежит исследовать в первую очередь. Я съезжу на Турксиб и, может быть, еще на какой-нибудь участок строительства, привезу оттуда положительных людей, и, надеюсь, успешность нашей работы будет вполне обеспечена. По-моему, следовало бы написать письмо Кумбецкому, чтобы он поскорее возвращался в Москву. Он ничего не сделал для того, чтобы помочь нам, а уже дает сложные и ответственные задания. Я думаю, что теперь удобный момент для того, чтобы мы его заполучили сюда. А пока все это устроится, я успею съездить на Турксиб. У меня уже все готово для поездки.
Мурель вернулся через шесть недель и привез тетрадку, чисто исписанную и очень похожую на рукопись о прохожих. Впечатления и характеристики были изложены в коротких, четких главках, снабжены заголовками и деловыми примечаниями, как и кого надо исследовать. Рукопись была озаглавлена — «Люди первой пятилетки». Вот она в полном виде.
ЛЮДИ ПЕРВОЙ ПЯТИЛЕТКИ
Характеристики и записи, сделанные во время специальной поездки на одия из крупнейших участков строительства первой пятилетки СССР.
1. Оcновная тема моих записей
О Турксибе писали, пишут и будут писать. Это успешное и крупное достижение советского строительства требует всестороннего исследования. Но я чисто строительной его стороны не буду касаться. Моя тема — люди, живые люди, которых я видел и в пути, и на местах, разные люди, которые строят социализм.
Что это за люди?
Мы их видим в повседневной жизни — заросших, задерганных, вечно занятых. С портфелями, без портфелей, в рабочих блузах, в тужурках спецов (кстати, надо исследовать нескольких специалистов), на работе, на собраниях, на фабриках, в учреждениях. Они кричат, на них кричат; они обвиняют, их обвиняют; они указывают на ошибки, им указывают на ошибки. Не так-то легко разобраться, кто из них положительный тип, кто не совсем положительный и кто жулик (кстати, мы должны составить подробный список жуликов, чтобы ни одна черта их не попала в заказы на новых людей). Особенно трудно разобраться, кто в этой давке я строительной суматохе, незаметно для самого себя, стал новым человеком в кто, размахивая руками по-новому, остается целиком в старом.
Конкретный случай
Но вот конкретные случай. Совершенно четкий и ясный. Турксиб. Построили. Факт! Восемь суток мы ехали туда, приехали, собственноручно щупали костыли, рельсы, шпалы. Факт! Построили. Тысяча четыреста сорок два километра!
Кто же строил?
Вот зарисовки живых людей, всяких людей, имеющих прямое и косвенное отношение к этому делу. Одни живут и работают там, другие приехали с нашим поездом.
Но их не надо отделять. Это все — люди пятилетки, живые, реальные люди. Многих я даже не знаю по фамилии, и мне кажется, что это неважно. Неупоминание даже прославленных фамилий только облегчает мне работу. Я могу отметить не только индивидуальное, а то, что кажется мне наиболее характерным и типичным.
Первый
Он — видный деятель, он занимает большой пост и очень известен. По национальности — казах. Говорит с сильным акцентом. Он молод, обаятелен. У него прекрасная улыбка. Во всем облике располагающее спокойствие (эти черты можно будет скопировать, когда будем делать лицо нового человека). В нем чувствуется исключительная порядочность, чистота. Повторяю, он очень известен, но у него не кружится голова от высокого положения (эту черту обязательно вставить в нового человека). В вагоне он сидит в черной рубашке, поверх которой почти по-детски красуются новые помочи. Детям заботливые матери шьют иногда такие штанишки вместе с держалками-помочами. Он говорит, застенчиво улыбаясь. Но вот разговор о Турксибе, о Казахстане, о возрождении этой страны — улыбка исчезает, вместе с нею исчезает его моложавость, эта юношеская округлость. Глаза его краснеют, губы вытягиваются, голос становится громким, интонации одухотвореннее и решительнее. Он говорит страстно, горячо. Мужественность и та целеустремленность, которой проникнуты все работающие на Турксибе и даже далеко отстоящие от непосредственной работы, излучается от него и заражает окружающих (целеустремленность исследовать в первую очередь). Но вот он кончил — и опять улыбка освещает его лицо. Он по-прежнему обаятелен, тих и моложав.
Перерыв. Объяснительное примечание
По моим наблюдениям, почти каждое дело в СССР окружено препятствиями. В этом заключаются исключительные трудности строительства. Три четверти энергии обычно уходит на преодоление каких-нибудь посторонних препятствий для того, чтобы перейти к борьбе с непосредственными. Классовая борьба принимает чрезвычайно усложненные формы. Очень часто даже трудно предвидеть препятствия, которые тормозят любое дело и для преодоления которых требуются настойчивость, ясное понимание задач, революционный энтузиазм и энергия.
Затем, ни один вид деятельности в СССР не может замыкаться в узкие специальные рамки. Воспитательная, просветительная, агитационная и пропагандистская работа сопровождает все виды деятельности и не освобождает никого. Даже когда советский работник направляется в санаторий или в дом отдыха, он и там должен проводить беседы с больными, организовывать какие-нибудь кружки, помочь чем-нибудь существенным и вообще делиться своими знаниями и своим опытом. Страна находится в периоде становления и коренной ломки. Враждебных сил всюду много. Недоразумения, неувязки, неполадки, ошибки — неизбежны, и общественная работа ни на минуту не может быть прекращена.
По пути следования нашего поезда было много участков всевозможного строительства. Это были те же Турксибы, но в меньшей степени, разных величин и размеров. На них тоже осуществлялась пятилетка, на них тоже были свои препятствия, трудности, ошибки, горести, перегибы, недогибы. Там недосчитали, тут просчитались. Иногда на станциях собирались толпы: это рабочие приходили повидаться с крупными работниками, которые находились в нашем поезде.
Первый. Окончание
Вечер. Темно. Большая толпа. Поезд стоит на станции. Кто-то ядовито рассуждает о недостаче продуктов. И вот выходит из вагона он, этот самый деятель. Он говорит так спокойно, так мужественно. Его слушают очень внимательно. Раскулаченные кулаки, которые тут же разгуливают, отодвигаются на задний план и исчезают. Окончив речь (манеру говорить и спокойные интонации использовать в заказах на новых людей), он заходит в вагон и садится за карту Казахстана. Поздней ночью я выхожу на разъезде подышать свежим воздухом — в его окне не потушен свет (исследовать на работоспособность).
Второй
Странная немного внешность для крупного партработника. Он похож на старого интеллигента. Серая просторная тужурка, сапоги, палка. Крепкий, твердый взгляд. Определенность и точность в движениях и очертаниях фигуры. Большая решительность (эту черту обязательно привить новому человеку). Способность преодолевать все на своем пути (тоже). В городе Алма-Ата на параде что-то сделали не так. Он сорвался с трибуны, в этой серой тужурке своей, в сапогах, с палкой, налетел на кого-то. Как запрыгали в сторону люди на лошадях! Как помчались! Очевидно, есть у него такая сила, чтобы слушались его, и это при несомненной большой личной мягкости, которая в нем тоже явно ощущается. Это — хозяин. На Айна-Булаке (поселок, где происходило торжество открытия железной дороги) он улыбался, ласково трепал кого-то по плечу. Он говорил, слушал, но во всем чувствовалось, что он хозяин, один из хозяев, решительный и властный. А хозяин он потому, что знает, чего хочет. Эта властность, целеустремленность и решительность характерны для всех работников Турксиба (обязательно исследовать).
