«Позор! Пошлятина! Наказать!» — кричали самые горячие. А Николай Федорович сказал: «В юности, когда человек стремится во что бы то ни стало утвердить свою личность, он подчас делает это неумно. Вы поверите, что в студенческие годы я был редактором рукописного журнала „Конгломерат нелепостей…“ — органа безумцев? Вы поделом всыпали любителю ходить без штанов, но, право же, большего он не стоит».
Багрянцев улыбнулся, вспомнив несчастное лицо незадачливого поэта. «Да, я неудачно утверждал себя», — признался он.
…Багрянцев стал пробираться ближе к выходу из троллейбуса.
Собственно, Тураев же склонил Игоря пойти в аспирантуру, поддержал выбранную им тему диссертации «Синтез и свойства ферритов металлов», заинтересовал этой темой кафедру физики, завод, изготовляющий счетные машины. Для вещества «память» в запоминающих устройствах этих машин работа Багрянцева была весьма полезна. Месяца через три можно будет, пожалуй, предстать перед ученым советом…
Но не странно ли: уже сделанное кажется давно пройденным, вчерашним днем… Будто кто-то другой тогда мучился, искал.
Теперь, когда человек и полимеры побывали в космосе, приблизилась вплотную космохимия, неудержимо притягивала к себе, звала к новому… Высокие температуры — вот чему бы посвятить поиски…
На тротуаре промелькнула девичья фигурка. Юрасова! Нет, не она. Лешка меньше росточком и быстрее ходит. Странное имя. А ей очень подходит.
ЧЕСТНО И ПРЯМО
Зима выдалась какая-то странная: почти бесснежная, временами похожая на раннюю весну. Когда Лешка после экзаменов, в воскресенье, приехала на каникулы в Пятиморск, он встретил ее ослепительным солнцем и, по своему обыкновению… грязью.
Правда, грязь эта была февральская, слегка прихваченная поверху ночным морозцем, присмиревшая до поры до времени, но все же грязь.
С вокзала Лешка отправилась домой пешком, тем более что этим же поездом, только в другом вагоне, приехал и Панарин, отнявший у нее на вокзале довольно увесистый чемодан (маме — электрический утюг, Севке — коньки, папе — два тома Вилиса Лациса и пуховые носки, имеющие особый вес, так как из-за них она дважды ездили на «барахолку»). Стасик, сгибаясь под бременем двух чемоданов, все же находил в себе силы острить:
— Знаешь, как метеоролог, юрист и химик отвечают на вопрос: «Почему нет снега?»
— Понятия не имею!
— Метеоролог заявляет: «…Я бы объяснил, но мне не поверят». Юрист: «Конечно, в этом кто-то виноват. Минуточку! Посмотрим, по какой статье квалифицировать означенное преступление», А химик, — Стасик хитро скосил глаза на Лешку, — самоуверенно обещает: «Говорите, снега нет? Сделаем!»
Довольная Лешка залилась смехом:
— Сделаем!
Полгода назад покинула она Пятиморск, а был он уже для нее каким-то совсем другим: словно возвращалась она сюда после еще одной, долгой жизни.
Она шла семенящим, но быстрым шагом рядом с Панариным и все примечала. На развилке дорог щит с призывом: «Любите свой молодой город!» Промчалось мимо такси… Появилась вывеска: «Маникюр». А вон тех больших домов возле больничного городка не было… Ага, еще одна десятилетка… Открыли широкоэкранное кино… Из-за здания городского комитета партии, завершая площадь, выглянуло крыло школы-интерната… А что это? Книжный магазин! У нас свой! Да какой здоровенный! С зеркальными окнами.
— Стасик, родненький, зайдем?!
— Зайдем, — покорно соглашается Панарин, незаметно пошевелив онемевшими пальцами руки. Из-под серого каракуля его кубанки вылез взмокший чуб, расквасилась на губе сигарета — курил он по-прежнему много.
Лешка кинулась к полкам, обнаружив «Задачи и упражнения по общей химии», восхитилась:
— Подумай, где можно достать эту книгу!
Купила три: Павлу Громакову, Саше и себе.
Недели две назад она услышала, как Громаков объяснял декану: пропустил занятие потому, что отвозил сына и жену в больницу. О том, что у Павла плохо с деньгами, Лешка догадалась, увидев несколько раз, как скудно он завтракал. Она подговорила группу сделать складчину (Кодинец небрежным жестом внес больше всех) и, вложив деньги в конверт, написала на нем: «От профкома на лечение сына».
Лицо Павла пошло красными пятнами, когда она вручала ему конверт.
— Что за глупости… благотворительность…
— Перестань! — строго сказала ему Лешка. — Это решение коллектива. И потом мы настаиваем, чтобы тебе дали комнату в общежитии.
Он взял конверт, пробормотал, что «отработает». Чудак, конечно, отработает.
…По дороге Панарин вспомнил самую свежую новость:
— Валентину Ивановну назначили директором филиала научно исследовательского института.
— Уехала?! — огорченно воскликнула Лешка.
— Зачем уезжать? — с кавказским акцентом произнес Панарин. При комбинате филиал, совсем свой.
— Дожили!
— Между прочим, стараемся! — в тон ей подтвердил Стась. — С инженерной бригадой автоматизировали отделение первых неомыляемых из автоклавов… Чуешь? Нам за это причиталось две тысячи рубликов в новых деньгах. Решили: внести в копилку строительства заводского клуба. Потап на этой стройке уже часов двадцать отработал.
«Через три года приеду на стажировку непременно сюда, — пообещала самой себе Лешка, — непременно».
Вдали, за лесной полосой, в изморози прошел поезд, протянув белый гребень.
— Алка-то где? — неожиданно строго спросила Лешка.
— Звонарева для меня не существует, — сухо ответил Стась умолк. Видно, и сейчас не хотел говорить об этом.
Они подошли к площади. Внизу серебрилась снежная равнина застывшего моря. Точь-в-точь такая, какую видела с Игорем после музыкального вечера. «С Игорем Сергеевичем», — поправила она себя.
Нет, пожалуй, не такая… Ближе к плотине здесь начинались синие разводы подтаявшего льда вперемежку со снежными волнам. — Ну, Стасик, большое спасибо, теперь я сама… Заходи вечером.
— Зайду…
Дома начался переполох, мама по своему обыкновению прослезилась. Отец, сунув книгу под мышку, ходил вокруг Лешки и приговаривал:
— Все по порядку расскажешь, все.
Ему даже не верилось, что вот эта девушка — его Лешка и что это она, когда ей был годик, вечно потрошила его папиросы.
А она объявила ему сейчас, что узнала отличный способ лечения гастрита. Надо только приготовить «серебряную воду».
— Понимаешь, щепотку соды на баллон дистиллированной воды и двадцать минут пропускать ток через этот раствор… анод — чистое серебро… Церковники так делали свою «святую воду».
Неимоверно вытянувшийся Севка, когда она пыталась поцеловав его в щеку, уклонился от родственных излияний, ломким баском сказал:
— Университетские нежности! — Но не сводил с нее преданных глаз. Волосы у него похожи на желто-коричневый плюш, впереди мысок. О таком говорят: «Корова языком лизнула».
— Мам, ими пахнет, — потянула Лешка носом.
— Верно, доченька, сейчас, — и чуть не бегом принесла целое блюдо пирожков с тыквой.
После обеда к Юрасовым пришли Потап и Надя. На Потапе светлый свитер («Такой у Игоря Сергеевича есть»).
А главное… усы. Топтыга и усы! Рыжеватые, редкие, их так и хотелось пощипать, попробовать — не отклеятся ли? Настоящие? Надя, немного бледнее обычного, выглядела красавицей в своем темном, ладно облегающем ее спортивную фигуру платье. На Потапа она смотрит не отрываясь, будто боится упустить хотя бы слово, сказанное им, и старается держаться все время поближе к нему.
— Мой Топтыга только из Москвы… Был на Выставке достижений, — в первую же минуту сообщила Надя Лешке и нежно притронулась к рукаву мужа, будто проверяя, здесь ли он.
— Был. Все нормально, — густым басом подтвердил Потап, — в павильоне механизации на весь срок увяз…
— Знаешь, — сделала новое сообщение Надя, — к нам приезжал тот корреспондент, что о Вере писал… Будет с Потапчиком брошюру создавать — о его опыте бульдозериста…
— Разбитной дядька, — неопределенно сказал Лобунец. И, вздохнув, мрачно предположил: — Такое создаст — ахнете!
Когда Потап на несколько минут ушел с Севкой в его комнату посмотреть новую модель глиссера, Надя, прильнув к Лешке, доверчиво прошептала:
— Ох, девонька, если бы только знала, как я его люблю! — И совсем на ухо: — Маленький Топтыжка будет. Иногда даже страшно своего счастья — может ли такое долго продолжаться?..
Надя посмотрела на дверь, за которой скрылся Потап.
— Он все рвется куда-то. Теперь вбил себе в голову Африку — далась она ему! Вот так сделает…
Показывая, как именно делает Потап, Надя одним коленом уперлась в сиденье стула, лицом к спинке, обхватила спинку пальцами и стала удивительно походить на Топтыту.
— Глаза уставит в одну точку… совсем чужие… И говорит: «Я б их там научил».. Представляешь? В Африке!
