Во дворе Дейниса из открывшейся двери упала полоса света. Две темные фигуры вышли на дорогу и направились к дому Зандавов. Не хромает ли один из них? Дейнис ниже ростом Лауриса, и шагают они уверенно, тяжеловесно. Неужели?
Аустра приникла к оконному стеклу, вперив глаза в освещенную неверным светом луны дорогу, она следила за походкой идущих, старалась узнать их по одежде. Наконец у ворот послышался голос Алексиса, и вдруг она почувствовала такое облегчение, хотелось закричать от радости, выбежать навстречу и благодарно целовать руки мужчин, предотвративших самое страшное зло.
А у ворот произошел следующий разговор:
Лаурис: Так, Алекси, а теперь я пойду домой.
Алексис: Ты не зайдешь? Там ведь хотят видеть тебя.
Лаурис (уклончиво): Я вконец устал. Хочется отдохнуть. Даже не верится, что все кончилось, так и кажется, что это сон, а проснешься — и опять очутишься на льдине…
Алексис: Да, все еще и не кончилось. Соберись с духом, Лаури, нам предстоит немало выдержать.
Лаурис: Я приду утром, на свежую голову. Сейчас у меня какое-то затмение, не понимаю, что говорю.
Алексис: Тебе особенно много и не придется говорить. Войди только и покажись, чтобы знали, что ты жив. А уж говорить предоставь мне.
Лаурис: Ты так странно говоришь…
Алексис: Это тебе только так кажется, потому что ты кое-чего не знаешь, а я знаю все.
Лаурис: Что именно?
Алексис (грустно улыбнулся): Я все знаю и все понимаю. Ну, заходи, не будь мягкотелым.
Взяв Лауриса за плечи, он повел его в дом.
— Отоспимся и отдохнем, когда подо всем будет подведена черта. Только об одном я тебя прошу: с этой минуты веди чистую и открытую игру. Понятно?
Лаурис вопросительно взглянул на него.
— Как ты это представляешь?
— Ну так, хватит притворяться. Пусть это очень неприятно и тяжело, но больше не вводи ты Рудите в заблуждение. Я хочу, чтобы ты сам сказал ей об этом. Входи, я уберу вещи в сарай и приду.
Лаурис загородил ему дорогу.
— Скажи, Алексис, зачем ты так делаешь?
— Разве я что-то делаю?
— Если ты… все знал, то почему раньше мне ничего не сказал? Мы могли бы все уладить в пути.
— Улаживать придется не с тобой одним.
Алексис свернул к сараю. Помедлив минуту, Лаурис вошел в комнату. Встав со стула, Аустра хотела было идти навстречу, но, заметив, что Лаурис один, застыла на месте.
Он сказал сдавленным голосом:
— Алексис все знает. Позволь мне сказать, что виноват только я, — это будет справедливо.
Наступило молчание. Охватившая Аустру радость развеялась. Она стояла посреди комнаты так спокойно, точно ей не было никакого дела до происходящего. Слова Лауриса были вспышкой молнии, после которой следовало ждать раскатов грома. Но пусть будет что будет.
Скоро во дворе послышались голоса. Вошли Алексис и Рудите. Она, забыв о присутствии брата и невестки, уже хотела в необузданной радости броситься к Лаурису, но остановилась, удивленная необычной тишиной, царившей в комнате, смутил ее и удрученный вид Лауриса и Аустры.
— Добрый вечер… — тихо произнес Алексис.
— Добрый вечер, Алекси… — спокойно ответила Аустра.
Сняв шапку и пиджак с изодранной в клочья подкладкой, он бросил их на скамейку, затем повернулся к Лаурису и, кивнув ему на Рудите, сказал:
— Побеседуйте немного вдвоем. Только не уходи, Лаурис. Нам с тобой кое о чем поговорить надо. Я потом позову тебя.
Он в раздумье глядел на Рудите, которая, ничего не понимая, с удивлением последовала за Лаурисом. «Ей будет труднее всего. Мы, остальные… как-нибудь перенесем».
Потом взгляд его надолго остановился на Аустре, и лицо его смягчилось.
— Может быть, ты поужинаешь, Алекси? — спросила Аустра.
— Не хочется, — ответил он.
— Все засохнет… — заметила она. — Сними хоть сапоги. Ведь ты, наверно, не разувался с самой субботы?
Алексис подошел к ней, собираясь взять ее за руку. Заметив, что она вздрогнула и уклоняется, он сказал:
— Не бойся, я ничего не сделаю. Я хотел попросить тебя сесть. Так мне… легче говорить.
— Как хочешь, — сказала Аустра и села.
Не доверяя спокойному виду Алексиса, она следила за каждым его движением. А он не спеша прохаживался до дверей и обратно. Некоторое время стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом половиц да дыханием двух людей.
Вдруг Алексис повернулся к Аустре и спросил:
— Ты любишь его, Аустра? Очень, больше, чем когда-то меня?
То ли внезапность вопроса, то ли смутная догадка о предстоящем заставили Аустру приготовиться к борьбе. Смело, чуть вызывающе, она ответила:
— Да, Алекси, это так. Но пришло это не сразу и, возможно, никогда бы не случилось, если бы ты был другим.
— Другим я быть уже не могу. Ты тоже, и это, вероятно, правильно. Все, все правильно, только мы сами допустили ошибки. Аустра…
— Да, Алекси…
— Ты меня ненавидишь? Так сильно, что не смогла бы простить?
Она с волнением взглянула на Алексиса.
— Простить? За что? Это я виновна перед тобой.
— О нет! Единственное, в чем тебя можно упрекнуть, это твоя неосмотрительность, с какой ты позволила мне сблизиться с тобой, но инициатива исходила от меня, а поэтому и ответственность ложится на меня. Когда мы познакомились, нам надо было продолжать каждому свой путь — мы не подходим друг к другу.
— Я хочу сказать тебе, Алекси, что в тот день, когда вы вышли в море, я хотела уехать отсюда. Ты бы меня уже не застал здесь. И я звала с собой Лауриса.
Алексис остановился.
— Хорошо, что ты это не сделала. В спешке всегда можно натворить глупостей.
— Что ты теперь собираешься делать?
— Я? Не настолько я глуп, чтобы насильно навязываться. Разваливающийся дом не подопрешь плечом. У меня лишь одно желание: зачеркнуть все прошлое, забыть, будто бы его и не было. Какой смысл продолжать жить по-прежнему? Мы бы все время страдали, испортили бы друг другу жизнь. Лучше уж расстаться по-хорошему, чем врагами жить вместе. Будь у нас дети, тогда, конечно, все осложнилось бы и ради них пришлось бы от многого отказаться.
— Но ты ведь… любил меня? Может быть, и сейчас немного…
— Это уже больше не имеет значения и ничего изменить не может. Ты прощаешь меня?
— Мне нечего тебе прощать. Ты не виноват.
— Ты тоже не виновата. Кто же тогда виновен? Лаурис? Разве виновато полено дров, что загорается, когда его бросили в огонь?
— У тебя, в самом деле, нет ни горечи, ни злобы?
— Злоба осталась в море.
Чтобы подчеркнуть, что он считает разговор на эту тему законченным, Алексис совсем другим тоном спросил:
— Ты мне дашь что-нибудь поесть?
— Да, Алекси. А сапоги ты не снимешь?
— Да, сапоги…
Пыхтя и досадуя на слишком узкие голенища, Алексис снял сапоги. Аустра повесила его носки у печки.
Если в каком-нибудь захолустье за короткий срок происходит много необычайных событий, вроде тех, что случились в поселке Песчаном, то люди не успевают уделить им достаточного внимания и надлежащим образом оценить. Не успели как следует обсудить во всех подробностях печальный случай с охотниками на тюленей, как пришлось собираться на похороны Дейниса, назначенные на воскресенье. Похоронили его со всеми принятыми здесь церемониями. Играл оркестр, два общества со знаменами проводили своего умершего члена. На кладбище пришли люди со всего прихода. Свежий могильный холмик совершенно скрылся под венками, цветами и еловыми ветками. Внимание соседей очень растрогало Байбу и в значительной мере смягчило ее горе: впервые в жизни она оказалась в центре внимания всей округи.
Вообще Байба довольно спокойно перенесла этот удар судьбы. Разве до замужества с Дейнисом она не жила одна со своим мальчуганом? Теперь Лудис подрос, через два-три года он уже сможет ходить с рыбаками в море и зарабатывать себе на хлеб насущный. Лачуга Дейниса тоже кое-что да значит; нестарая вдова с домиком и кое-каким скарбом могла быть уверена, что ей недолго придется жить в одиночестве.
Занятые похоронами Дейниса люди не заметили, что после возвращения Зандава исчезла его жена. Лишь позже выяснилось, что она на некоторое время уехала погостить к своему отцу — здесь ей нечего делать зимой, а в Эзериешах очень не хватало хозяйки. Это походило на правду и никого не удивило. Гораздо больше удивило поведение Лауриса Тимрота: сразу же после похорон Дейниса он окончательно отказался от должности неводного штурмана и отправился в Ригу искать работу на кораблях. Ему здесь надоело, говорили его братья, он хочет побороздить море и посмотреть на окружающий мир. Вероятно, это было причиной того, что Рудите ходила грустная и расстроенная, избегая разговоров о планах на будущее. Но прошло и это. И хотя Рудите считалась невестой Лауриса, и по возвращении его из плавания можно было смело рассчитывать на свадьбу, к весне она начала показываться на людях, посещала с подругами вечеринки и даже в конце концов подружилась с парнем из соседнего поселка. Кумушки стали поговаривать, что Лаурису натянули нос.
