– Показывай где! Но если соврешь… – Горный брат выхватил из-за пояса кинжал и опять бросил его в ножны.
– Не могу… иди сам. Я здесь полежу пока… Считай… пятьдесят… нет… сто шагов от дуба…
– Сто или пятьдесят?
– Сто…
– Ну смотри, кацо…
Бандит кинулся в сторону поля, но потом вдруг остановился.
– Эй, кацо… – в голосе Горного брата послышалась тревога. – Уж не сбежать ли ты задумал?
– Ты что… брат… Мне тоже… деньги нужны… Я их тоже… люблю…
– Но все-таки пойдем со мной! – Черноусый взял командированного за руку и дернул. – Ничего, потихоньку, кацо… Считаю… Раз… Два… Если обманул – конец… Три… Четыре… Меня никто еще не обманывал… Пять… Я сам люблю обманывать… Шесть…. Семь… Это не там, где ветка торчит?
– Там…
Бросив Сусликова, Горный брат устремился к маячившей вдали на фоне зари ветке, кем-то воткнутой в землю. Сусликов подождал немного и осторожно стал приближаться к посадке. Сделает шаг и остановится. Еще шаг и опять остановка.
– Есть! Кацо! Есть!
«Что он там нашел? – подумал командированный. – Мешок из-под удобрений?» Больше ждать было нельзя. Сусликов нырнул в посадку.
– Стой, кацо! Куда ты? Я деньги нашел!
Сусликов рванул изо всех сил, но бандит догнал его через минуту.
– Куда, гад? Вторую половину хочешь утянуть! – Горный брат схватил командированного за плечо. Сусликов вертанулся вокруг своей оси и рухнул на колени. Прямо против его лица болтался целлофановый мешок, полный денег.
Нет, этого не могло быть. Это невозможно. Всего за несколько часов к нему пожаловали Неожиданность, Недоразумение и вот еще теперь Случай – самое любимое детище Жизни. Неожиданностью и Недоразумением жизнь пользуется не так уж часто, а вот Случай разбрасывает направо и налево. Именно Случаем Жизнь управляет своим государством. Все ждут Случая, все боятся Случая. Одних Случай спускает с неба на землю, других поднимает с земли на небо. Одним Случай дарит счастье, другим – смерть. Кто считает Случай нелепой ошибкой, кто – закономерностью, но все равно никто не застрахован от Случая.
В долгой жизни вечного командированного Случай встречался довольно часто; и сам по себе, и в комбинации с Неожиданностью и Недоразумением, но чтобы все три могучих силы встретились – такого еще не было.
– Я тебе не верил с самого начала, кацо! – Горный брат поднял Сусликова за шиворот и встряхнул его. – Сколько здесь? А? Быстро! И сколько в пещере? Сколько хотел утаить, кацо?
– В пещере нет ничего… это я… пошутил… все здесь…
Сусликов знал, что Случай не будет второй раз повторять свой прежний фокус – он слишком любит разнообразие, – и денег в пещере им найти не удастся.
– Пошутил? Я же тебе говорил, кацо, – со мной шутить нельзя! Сейчас посчитаем… Если наврал… Если наврал…
Черноусый сел на землю, достал из рюкзака фонарик и принялся считать деньги. Руки плохо слушались его. Горный брат дышал тяжело, прерывисто, словно поднимался на высокую гору. Один раз у него, видно, даже зашлось сердце: лицо осунулось, посерело, бандит сделал несколько судорожных глотательных движений, словно выброшенная на берег рыба, схватился за грудь и посидел несколько минут неподвижно, потом снова набросился на деньги, хватая их еще слабыми, дрожащими пальцами, следя за своими руками налитыми кровью, остекленевшими глазами.
– Да… Не соврал… Все здесь… – прохрипел Горный брат. – Тыщи только не хватает, что они у тебя взяли… Все правильно… Да, жалко тыщи… Носил с собой… надо было куда-нибудь спрятать. Дурак ты, кацо!
– Значит, я беру свою половину и ухожу, – полуспросил Сусликов.
– Подожди, кацо…
– Чего ждать? – командированный потянулся к деньгам. – Такой ведь был уговор.
Горный брат проворно схватил его за руку, словно боялся, что от прикосновения Сусликова деньги исчезнут.
– Подожди, кацо…
– Ты… брат, не держишь своего слова?
– Подожди, кацо… – Черноусый смотрел в сторону. – Зачем тебе столько денег? Все равно ведь детям отдашь, а дети размотают на барахло… Отдай их мне… на время. Как в сберкассу. А я тебе процент буду платить. Хороший процент. Каждый год десять процентов, понял? А сберкасса только три платит. Сравни, кацо. Деньги я тебе верну. Обязательно, кацо, верну. Золотом. Через несколько лет.
– Хорошо, я согласен, – сказал Сусликов.
– Правда? – обрадовался бандит. – Ты молодец, кацо! А насчет процентов ты, кацо, не сомневайся. Я их тебе каждый год высылать буду. Ты только адрес мне дай, кацо.
– Адрес дать можно… Запоминай. Свердловск. Главпочтамт, до востребования, Сусликову.
– Свердловск… до востребования… Сусликову, – повторил бандит, шевеля губами. – Запомнил, кацо, запомнил, дорогой… Не сомневайся, получишь свои денежки… Фамилия у тебя красивая. Я люблю сусликов. Вообще люблю животных. Особенно барашков.
– Так я могу идти? – с надеждой спросил командированный.
– Подожди, кацо… Куда идти? – даже испугался Горный брат. – Я же за тобой приехал, в аул забрать. Хотя подожди… Что ты в ауле делать будешь?.. Моих барашков кушать… Нет, кацо, не надо тебе в аул ехать… И отпустить я тебя не могу, кацо. Милиция тебя ищет…
– Меня не ищет милиция, – оказал Сусликов. – Я им без интереса.
«Я сам ищу милицию», – хотел добавить он, но воздержался.
– Ищет, кацо… ищет… есть такая информация. Попадешь им в лапы, кацо, сразу расколешься… Выдашь меня…
– Не выдам… брат, – Сусликов хотел оказать эти слова уверенно, но голос предательски дрогнул, так хотелось командированному швырнуть бандита в «лапы» милиции.
– Выдашь, кацо… Выдашь… С потрохами… Что же мне с тобой делать?
Горный брат ненадолго задумался. И по тому, как светлело лицо бандита, Сусликов понял, что выход найден.
– Резать тебя придется, кацо, – вздохнул Горный брат. – Другого выхода нет. Ты пойми, нет другого выхода. Не хотел я этого делать, кацо, но ничего не поделаешь. Привязался я к тебе даже, кацо. Полюбил, как брата. Но пойми, дорогой, не могу я тебя отпустить, а потому придется резать. Ты, дорогой, не обижайся, но иначе нельзя. Я тебя в сердце ударю. Это лучше кацо, чем горло резать. Барашку, когда горло режешь, он еще долго бьется, а когда в сердце – то легко дух отлетает. Ты не бойся, это не больно, кацо. Я бью точно. У меня ошибки не бывает. Так что ты не волнуйся, дорогой. Ничего не почувствуешь. Снимай пиджак, дорогой, рубаху расстегивай. Одежда мешать будет, хочу точно ударить.
– Ты почему не раздеваешься, кацо? – спросил он через некоторое время.
– Зачем мне раздеваться? Мне незачем раздеваться, – ответил Сусликов.
– Через одежду хуже. Могу неточно ударить. Будешь мучиться, кацо. Второй раз бить надо. Зачем это нам, дорогой?
– Не зарежешь ты меня… брат, – сказал Сусликов.
– Это почему же? – удивился бандит,
– Не зарежешь, и все.
– Ну это ты брось…
– Честно.
– Побежишь, что ли? Так тогда придется в спину. В спину хуже всего.
– Не побегу.
– Тогда чего ж ты мне зубы заговариваешь? Зарежу.
– Не зарежешь. Случится что-нибудь.
– Чего ж это может случиться?
– Не знаю. Что-нибудь да случится.
– Это почему ж ты так уверен?
– Дело в том… брат, – сказал Сусликов, – что я… любимчик жизни.
– Чего… чего?
– Любимчик жизни.
Бандит рассмеялся хриплым, грустным смехом.
– Надо же… придумать такое, кацо… Я тоже любимчик жизни, кацо. Мне все время везет. Когда был маленьким, кошелек с деньгами нашел. Отец был скряга из скряг. Всю жизнь деньги копил. Умер – ни гроша не оставил. А я стал колодец копать под яблоней – на кубышку наткнулся. Двадцать тысяч рубликов. С собой в могилу хотел забрать, мошенник. Деньги, правда, кацо, старые были. Реформа прошла скоро, и вся кубышка пропала. Не догадался, старый скупердяй, в золото обернуть. Ну да мне опять повезло. Тебя вот встретил. Тут уж дело верняк, кацо. Сейчас вот, дорогой, зарежу тебя, камней за пазуху набью и с моста – в речку. До зимы на дне пролежишь, а зимой тебя подо льдом понесет, кацо, аж до самого синего моря. Плавай там, кацо, сколько влезет. А я на поезд и в горы. В такой аул забьюсь, что в жизни меня никто не найдет, кацо. Ни сестрица дорогая, двоюродная, ни муженек ее. Дом построю, кацо, буду жить-поживать, золото наживать. Вот и думай, кацо, кто из нас любимчик жизни.
– Я любимчик жизни, – сказал Сусликов. – Я совсем по-другому любимчик жизни.
– Как же это – «по-другому»?
– Я к ней неравнодушен, а она ко мне.
– Взаимный интерес, что ли?
– Наподобие этого.
– Ну и много ты накопил… язвенник? – презрительно спросил бандит,
– Абсолютно ничего.
– Вот видишь.
– Мне деньги не нужны. Я к ним равнодушен. От них только одно беспокойство. Сидишь – дрожишь, ничего больше не видишь, ни о чем, как о них, не думаешь.
– Что ж тебе тогда от жизни надо, кацо? – спросил Горный брат.
