И все же это было так. Утром на вагонах мелом написали номера, затем состав отправили на дезинфекцию. Выделенные из каждого вагона несколько мужчин должны были получить печку и доски для нар. О, это была веселая свалка ни площадке у станционного склада! Каждый старался заполучить для своего вагона печку получше, целую трубу и самые гладкие доски. Оборудованный состав опять подали к станции. Но о посадке еще ничего не было известно. Потолкавшись у станции и не узнав ничего у железнодорожных служащих, беженцы вернулись в шалаши. Янка остался караулить у вагонов.
Прошло несколько часов. И вдруг внезапно пришло распоряжение начальника станции:
— Пассажирам первых двадцати трех вагонов — на посадку!
Как потревоженный муравейник, закопошился лагерь горожан у железнодорожного полотна. Янка со всех ног спешил к лесу. Он пробежал мимо рядов шалашей, не отвечая никому, пока не добрался до своего шалаша.
— Давайте какой-нибудь мешок, берите по узлу и бегите туда — посадка!
Схватив мешок с сухарями, Янка помчался назад на станцию, чтобы занять в вагоне место на верхних нарах у окна. Лес ожил, началось что-то похожее на панику. С узлами в руках трусили рысцой мужчины, женщины; во всех шалашах что-то хватали, тащили, кричали, бранились, торопились, смеялись. Дети хлопали в ладоши, замешкавшиеся стонали от нетерпения, молодые неслись во весь опор, словно олени, стараясь обогнать друг друга. Янка поспорил с Эрнестом и одержал верх. Он первый из лесного лагеря добежал до вагона и забросил мешок на верхние нары к окну. Несколькими мгновениями позже около второго окна упал мешок Эрнеста.
— Останься в вагоне и следи, чтобы никто не забрался на наши места! — приказал он Янке. — Я побегу за вещами.
— Нет, ты останься! — крикнул Янка и бросился вон из вагона.
У всех были предусмотрены места в вагоне, каждый знал свой вагон, но люди забыли об этом и боялись только одного: как бы не захватили их места. Безумная спешка, сильное возбуждение… Достаточно было одного неосторожного слова, и они передрались бы, защищая свои права зубами и ногтями. На полпути к шалашу Янка встретил Айю. Она тоже спешила с узлом на спине, но ноша была слишком тяжела, и ей приходилось идти шагом.
— Дай мне, я понесу! — крикнул Янка. Схватив узел Айи, он устремился к станции и опередил самого Бренгулиса. Узел Бренгулиса был легче, но зато Янка помоложе.
«Утрись, Симан, уж я не позволю себя обогнать… — думал Янка, поравнявшись с богатым хозяином. — Надо было раньше стараться…»
Они одновременно подбежали к дверям вагона. Но тут у Янки оказалось явное преимущество: в вагоне был Эрнест, который принял у Янки узел, а Бренгулису пришлось самому карабкаться по лесенке.
— Клади на другой конец, к окну! — крикнул Янка Эрнесту. — Это не наш.
— Как? — удивился Эрнест. — Какое мне дело до чужих вещей?
Но Янка так прикрикнул на него, что Эрнест мигом послушался. Теперь Янка отпустил его в лес, а сам забрался в вагон и, как цербер, защищал завоеванные позиции. Очень важно было обеспечить удобные места, ведь предстояло ехать около пяти тысяч километров.
Четвертое окно занял Фриц Силинь, а Бренгулису пришлось довольствоваться темными нижними нарами. Это ему было совсем не по душе, и весь вечер, пока вещи рассовывали по углам, первый человек колонии с ненавистью косился на Янку. Подложил свинью, мерзавец! Ни стыда, ни уважения к старшему. Ему-то хорошо теперь наверху у окна — посмеивается, только зубы блестят. А ты торчи тут впотьмах, как барсук, эх…
Наконец вся эта суматоха кончилась. В тот вечер в двадцати трех вагонах весело пылал огонь в чугунных печурках, люди устроились, потеснились, и удивительно — всем хватило места. Пустыми, разоренными остались покинутые в лесу шалаши. Часть беженцев еще продолжала сидеть под открытым небом. Они с завистью смотрели на счастливцев, забравшихся в вагоны. Без них, оставшихся пока без места, эшелон не отправят, поезд будет стоять на станции в ожидании недостающих вагонов, но все-таки — крыша над головой, тепло и обеспеченное место в эшелоне. Пусть льет дождь, сыплет снег, завывает ветер — им теперь горя мало.
Ниедры тоже попали в вагон.
В середине состава в одном из вагонов поместился фельдшер, и там на дверях вывесили красный крест. У этого вагона имелась тормозная площадка. Беженцы дивились, зачем она нужна в середине поезда, где никогда не стоят проводники. Но спустя некоторое время они поняли: площадка у санитарного вагона не случайность — на ней никогда не было недостатка в пассажирах.
2
Седьмого октября беженцам выдали по фунту хлеба, маленькому кусочку мыла и по одной свече на вагон. Состав по-прежнему стоял на запасных путях у станции. Под открытым небом томилось восемьдесят семей беженцев. А начальник станции заявил, что эшелон не отправят, прежде чем он не будет сформирован полностью. В вагонном парке неизвестно для какой цели стояло двадцать пустых вагонов. Они, вероятно, имели какое-то специальное назначение, ведь иначе не стали бы их держать на простое.
Вскоре люди, находившиеся в вагонах, начали чесаться. Взрослые и дети, бедные и зажиточные, простые и интеллигентные время от времени запускали руку за пазуху и чесали зудящее тело; иной потихоньку, стесняясь соседа, другой открыто, со смехом:
— Гости пришли. Начинают покусывать.
Симан Бренгулис, чье упитанное тело, видимо, особенно пришлось по вкусу насекомым, терся спиной о дверной косяк, точно лошадь. Но в вагонах были и больные. Напившись их крови, насекомые переползали на здоровых, и число больных увеличивалось. Двое уже лежали в санитарном вагоне у фельдшера.
Так началось путешествие: вши, тиф и запах карболки; груды испражнений вдоль насыпи; покойники на тормозной площадке санитарного вагона. А поезд все еще не трогался с места.
Среди беженцев распространился слух: какой-то железнодорожный сановник оказался обойденным, и если хотят ехать, то…
Узнав об этом, Карл Зитар отправился на станцию. Начальник станции ушел в город.
Под вечер, когда возвратился начальник станции, в его комнате произошел следующий разговор. Карл Зитар представился ему и заявил:
— Я пришел вас попросить дать разъяснение по нашему делу.
— Пожалуйста, товарищ! — повернулся к нему начальник станции. Дежурный сделал вид, что изучает журнал телефонограмм. Строгий тон посетителя его немного озадачил — не похоже было, что он пришел для коммерческих переговоров.
— Товарищ начальник станции, — продолжал Карл, — не можете ли вы мне сказать, какого числа, согласно данному вам распоряжению, вы должны отправить наш эшелон?
— По возможности, дорогой, по возможности. Или вы думаете, что нам доставляет большое удовольствие возиться с вами? О, мы были бы рады хоть сегодня вечером отправить вас.
— Почему же вы не делаете этого?
— Не могу я отправить половину эшелона. Вы же сами знаете, что не хватает семнадцати вагонов.
— Может быть, вы объясните, для какой цели предназначены те двадцать порожних вагонов, которые стоят в вагонном парке уже третьи сутки?
Начальник тревожно покосился на дежурного по станции. Тот усиленно сморкался.
— Об этом я не могу дать вам сведений. Эти вагоны имеют особое назначение. И вообще, товарищ, меня удивляет ваше странное любопытство. Вагонный парк! Не думаете ли вы, что я начну выкладывать служебные секреты каждому встречному, Кроме того, у меня нет времени спорить с вами. Идите и ждите. Когда подадут вагоны, тогда и поедете.
Карл ушел.
В вагоне его ожидала приятная весть.
— Тебя искал один человек, — сообщил Янка. — Очень хотел повидать. Судя по внешнему виду, какой-то видный работник, вероятно, комиссар. Просил передать эту записку.
Он вручил Карлу коричневый конвертик, в котором лежал вырванный из блокнота листок бумаги в клетку.
«Сердечный привет, Карл Андреевич!
Мои сотрудники передали, что ты меня несколько раз разыскивал. Был в горах в командировке. Сейчас пробуду несколько дней здесь. Приходи, дорогой. В любое время буду в твоем распоряжении. Может, смогу тебе быть чем-нибудь полезным? Не стесняйся говорить о своих нуждах — если в моих силах, готов все для тебя сделать. Жду.
Черняев».
Прочитав записку, Карл улыбнулся.
— Наверно, что-нибудь хорошее? — спросил Янка.
— Да, очень хорошее, — ответил Карл. — Жаль, что ты меня не позвал, когда этот человек был здесь. Я же был рядом — у начальника станции. Завтра поедем.
— Начальник станции обещал? — раздался голос Симана Бренгулиса.
— Нет, начальник станции ничего не обещал, — ответил Карл. — Но теперь я точно знаю, что нам здесь не придется долго томиться.
Он немедленно отправился в город и разыскал Черняева. Бывший командир очень радушно встретил старого боевого товарища. На столе появились два стакана крепкого, горячего чая. Вначале разговор шел на общие темы. Карл узнал, что Черняев теперь — член Бийского военно-революционного трибунала. Рассказав о смерти отца и ликвидации латышского села, Карл описал жизнь беженцев в лесном лагере и недавний разговор с начальником станции.
