Бардин любил свое дело, считался отличным администратором и, несмотря на занятость, находил время для научно-исследовательской работы, изучая отдельные породы рыб и занимаясь подготовкой к организации лещевого рыбхоза. Он привык к тому, что руководимые им люди без лишних слов выполняли его распоряжения, и не терпел никаких препирательств.
История с участковым инспектором Зубовым, который совсем недавно был назначен в Голубовскую, настолько возмутила Бардина, что он решил сам съездить в станицу и лично проверить заявление бригадира Талалаева.
Когда быстроходный катер «Севрюга», на котором ехал Бардин, миновал станицу Раздорскую, на крутой излучине реки ему пересек путь легкий рыбацкий каюк с двумя гребцами. Один из гребцов, взмахнув рукой, попросил стоявшего на палубе капитана остановить катер, и тот приказал выключить мотор. С каюка поднялся дородный рыбак в чистой белой рубашке, холщовых штанах и в резиновых сапогах с подвернутыми голенищами. Это был Пимен Талалаев.
Узнав о том, что начальник Рыбвода едет в Голубовскую, Пимен трое суток следил за рекой, связался со своим живущим в городе двоюродным братом, получил от него телеграмму о выезде Бардина, вовремя встретил «Севрюгу» и как ни в чем не бывало поднялся на борт катера.
— Я бригадир с Голубовского рыбколхоза, по фамилии Талалаев, — степенно объяснил Пимен, — и, ежели можно, прошу подвезти меня до станицы, а то мой гребец совсем умаялся, а мне нужно поспеть в станицу, чтоб увидать товарища Бардина.
— Товарищ Бардин здесь, — сказал капитан, — он сейчас выйдет.
Внизу застучал мотор. Слегка подрагивая, катер понесся вверх по реке.
Бардин вышел из каюты в наброшенном на плечи синем кителе. Он скользнул взглядом по фигуре Талалаева и, отвернувшись, стал смотреть на берег.
— Михаил Борисович! — обратился к нему капитан. — Это, кажется, тот самый бригадир, который вам нужен.
— Вы из Голубовской? — спросил Бардин.
Так точно, товарищ Бардин, — ответил Пимен, — я бригадир второй бригады, фамилия моя — Талалаев, Пимен Гаврилович. Был я в Раздорской, вижу: катер вверх идет, ну и попросил товарища капитана подвезти меня до станицы.
Поправив движением плеча сползающий китель, Бардин пошел по трапу в каюту и, обернувшись, сказал Пимену:
— Ну что ж, пойдемте, расскажите, что там у вас произошло…
Уже сидя в маленькой, сверкающей никелем и стеклом каюте, поглядывая на колеблемый ветром шелк кремовых занавесок у открытых иллюминаторов, Пимен впервые ощутил тревогу: слишком замкнутым, чужим и холодным показалось ему суровое лицо Бардина.
— Рассказывайте! — отрывисто бросил Михаил Борисович.
Сложив на коленях жилистые руки, Талалаев заговорил спокойно:
— Чего ж тут рассказывать, товарищ Бардин? Обидно колхозникам на такого инспектора глядеть. Человек вроде молодой и к тому же коммунист, а повел себя некрасиво. Рыбу с ловцов требует, в карман им заглядывает, с браконьерами — волчками — связь держит. Штраф на них для блезиру наложит, а сам отобранный улов заставляет везти на базар. Ну, и семейственность, конечно, в своем служебном деле развел, а это никуда не годится,
— Какую семейственность? — нахмурился Бардин.
— Досмотрщик у нас такой есть, Прохоров Иван Никанорович, он еще с Лихачевым работал, годов тридцать в нашей станице живет.
— Ну и что же? Я знаю Прохорова.
— Так вот, у этого Прохорова дочка есть, Аграфена. Рыбоводом в колхозе работает. Молодая девчонка, ей бы своему делу учиться, а не глупости творить…
Пимен слегка замялся, почесал затылок и заговорил осторожно, подбирая слова:
— Товарищ Зубов… это самое… гуляет с Аграфеной… живет с ней, как с жинкой… Папаша, значит, — досмотрщик, дочка — рыбовод, а зять — инспектор. Куда ни кинь, все одна семейка получается…
— У кого из рыбаков инспектор требовал взятку? — перебил Бардин.
— Мы сами с досмотрщиком рыбца ему приносили, — замялся Пимен, — правда, он напрямки нам не говорил про это, а обиняком намек делал…
Бардин слушал все, что говорил Пимен, и глухая неприязнь к сидевшему перед ним рыбаку все больше одолевала его. Слишком прямо смотрел в глаза этот человек, слишком спокойно говорил обо всем, слишком подозрительно казалось даже его неожиданное появление на катере. «Что-то тут не так, — подумал Бардин, — что-то он путает и какую-то свою линию гнет».
— Я одно хочу вам сказать, товарищ Бардин, — поднялся Пимен. — Всю эту музыку нелегко будет разобрать, потому что с наших рыбаков клещами слова не вытянешь. Они никакого понятия не имеют про политический момент и не хочут иметь вражду с инспектором. Потому, значится, они молчком будут отсиживаться и помощи с разоблачением товарища Зубова не окажут.
— Хорошо, можете идти! — сказал Бардин. — Мы на месте разберемся, кто там из вас прав, а кто виноват.
И, тронув уходящего Пимена за плечо, начальник Рыбвода неожиданно добавил:
— Но если вы оклеветали инспектора, пеняйте на себя, Талалаев.
Не зная характера Михаила Борисовича, Пимен предложил начальнику Рыбвода помощь в приискании «подходящей квартерки» и даже попросил остановиться в его, талалаевском, доме, но Бардин, не дослушав, оборвал бригадира.
— Я не нуждаюсь в квартире, — сказал он, — у меня есть своя каюта…
Василий Зубов не знал о дне и часе приезда Бардина и потому не встречал его. На пристани оказались только Мосолов и начальник рыбцеха Головнев. Поговорив и с ними и узнав, что инспектор выехал на моторке в устье Донца, Михаил Борисович спросил у Мосолова:
— Как он работает?
— Ничего работает, — ответил Кузьма Федорович, — браконьеров у нас стало меньше и на тонях порядок.
— Товарищ Зубов недавно конфисковал весь суточный улов бригады, — объяснил Головнев, — с тех пор недомерки и молодь не превышают положенной нормы.
— У кого был конфискован лов? — спросил Бардин.
— Во второй бригаде, у Талалаева.
— У Талалаева? — поднял бровь Михаил Борисович.
— У Талалаева, — подтвердил Мосолов. — Он намного превысил законный прилов, так что инспектор правильно отобрал рыбу.
— Рыба была сдана в цех? — обратился Бардин к Головневу.
— А как же, мы составили акт, и я принял рыбу.
— Весь улов?
— До последней рыбешки.
— М-мм… Ну, ладно, — кивнул Бардин, — если кто-нибудь из вас, товарищи, увидит Зубова, пошлите его, пожалуйста, ко мне.
— Досмотрщик вам не нужен? — осведомился Мосолов. — Он дома, можно его вызвать.
— За досмотрщиком я уже послал матроса.
Михаил Борисович расспросил Мосолова о добыче на левобережных тонях, выслушал сообщение Головнева о количестве выловленной рыбы по породам и, как бы вскользь, обронил:
— Ну, а с белугой как?
— Ловим, товарищ Бардин, — усмехнулся Кузьма Федорович.
— Много поймали?
— Шестьдесят девять штук.
Отворачиваясь от ветра и закуривая, Бардин посмотрел на председателя:
— А чего вы улыбаетесь?
Председатель колхоза и начальник рыбцеха переглянулись.
— Да как вам сказать, Михаил Борисович, — смутился Мосолов, — есть тут у нас разговор такой, что с этими белугами мы… это самое… переливаем из пустого в порожнее и что, дескать, рыбу только портим… Наш рыбак привык к тому, чтобы сразу видеть дело своих рук, а тут, знаете, улита едет, а когда-то будет…
— Это научный эксперимент, — задумчиво сказал Бардин, — и пока пересадка белуг не вышла за пределы эксперимента, о результатах судить трудно.
Разговор о белугах был прерван приходом Прохорова. Бардин пригласил досмотрщика в каюту и долго расспрашивал его о Зубове. Иван Никанорович робел: помня недавнюю историю с Лихачевым и не зная, как отвечать начальнику Рыбвода, он растерянно бормотал о том, что Зубов завел на участке большие строгости и что кое-какие рыбаки обижаются на него. Как ни пытался Бардин узнать, за что обижаются на инспектора рыбаки, у него ничего не вышло — досмотрщик смущенно покашливал, разводил руками и говорил тихо:
— Мало ли за что можно обижаться на человека… у одного — одно, у другого — другое… на всех не угодишь.
Бардину надоело слушать это невнятное бормотание, и он спросил Прохорова:
— Скажите, Иван Никанорович, как инспектор относится к вам?
— Ко мне?
— Ну да, к вам.
— Обыкновенно относится, — улыбнулся досмотрщик, — я жалиться на него не могу. Человек он уважительный, разумный, чего ж на него обижаться? Ну, бывает, конечно, сделает мне замечание., без этого нельзя… По ночам заставляет на посту сидеть, и сам часто со мной сидит…
— А рыбу он у браконьеров отбирает?
— А как же! Отбирает, конечно.
— И куда девается эта рыба?
— В цех ее сдают, к товарищу Головневу.
— Всю?
— Всю.
— Себе инспектор ничего не оставляет?
