Дом культуры продолжал и развивал замечательные традиции тесного творческого общения передовых деятелей России и Армении в новых, советских условиях, на основе бескорыстной, повседневной взаимной творческой помощи.
Сюда, в Дом культуры Армении, помимо молодежи приезжали известные мастера армянской литературы и искусства. Жажда тесного общения с деятелями столицы — артистами, режиссерами, писателями, художниками, жажда посещения музеев, новых спектаклей неизменно тянула их сюда. В доме культуры они принимали участие в обсуждении спектаклей и книг, в диспутах по творческим вопросам. Словом, Дом культуры Армении был своеобразным университетом, где мы учились, где мы росли.
Основам театрального искусства я научился у моих первых учителей. Они ознакомили меня с системой К. С. Станиславского. Но самым мудрым моим наставником и воспитателем была сама Москва, с ее театрами, прославленными артистами, режиссерами. Здесь я впервые увидел на сцене великого Станиславского, Качалова, Москвина, Давыдова, Садовского, Остужева, Чехова, Кузнецова, увидел игру замечательной плеяды артистов Малого и Большого театров. Каждый новый спектакль, новые впечатления вызывали раздумье, рождали собственные мысли и образы, неудержимо влекли меня все глубже в волшебный мир, имя которому театр.
Русский драматический театр давно приобрел мировую славу. Станиславский и Немирович-Данченко, основатели Художественного театра, силой своего гения обобщили богатый опыт русского театрального искусства (и не только русского), создали русскую режиссерскую школу, которая получила всеобщее признание. Спектакли Художественного театра силой реалистического художественного обобщения образов и жизненных событий мне были по душе. Я понял, в чем заключается роль настоящего режиссера.
Однако основоположники Художественного театра были не единственными моими учителями. Мне вспоминается исполинская фигура нашего земляка Евгения Вахтангова. Он сиял тогда, как яркая звезда. Его режиссерская деятельность была столь лучезарной, что и поныне освещает путь развития советского театра.
Я сразу почувствовал могучее творческое влияние Вахтангова. Он стал моим идеалом, и я решил стать режиссером.
Мое решение укрепилось, когда я увидел постановки Мейерхольда, когда познакомился с Эйзенштейном, смотрел его экспериментальные спектакли, увидел «Броненосец «Потемкин». Я с признательностью вспоминаю одного из основоположников советской драматургии Б. С. Ромашова, а также режиссера А. Л. Гриппича и других, которые так ревностно и заботливо следили за моей учебой.
В первые годы моей режиссерской деятельности я был увлечен принципами «левого» театра. Меня привлекали тогда необычайные театральные формы, смелые экспериментальные поиски, подчеркнуто условные движения, ритмика, смещение света, звука, цвета, экспрессия и яркая фантазия постановок Мейерхольда. Впоследствии методы «левого» театра дали полезный опыт и не помешали осуществлению моих принципов реалистического театрального искусства.
— Вы встречались со Станиславским? — спросил я.
— О да! Неоценимую роль сыграли его беседы, которые я имел счастье слушать лично.
— Как и где?
— В то время рядом с Домом культуры Армении находился еврейский театр «Габима». Он стал известен благодаря постановке Евгения Вахтангова «Гадибуг».
Коллектив театра «Габима» и обратился однажды к великому мастеру с просьбой провести беседы об актерском мастерстве. К. С. Станиславский согласился. Это и дало мне возможность присутствовать на памятных лекциях-беседах Станиславского. Помню, как для меня, тогда еще совсем молодого студента, было большой радостью держать в своих руках его длинную мощную трость…
— Кончилась учеба в Москве, и я вернулся в Армению, где мне предстояло боевое крещение на посту режиссера.
— Вот вы и расскажите теперь о первых шагах в театре.
— Моя первая постановка в профессиональном театре состоялась в 1928 году, вскоре после организации Ленинаканского драматического театра. Это был «Разлом» Лавренева.
Открытие второго драматического театра Армении — Ленинаканского — и его деятельность в течение первых десяти лет связаны с именем Аджемяна. В этом театре Аджемян работал свыше десяти лет как художественный руководитель. Постановки Аджемяна и исполнительское мастерство руководимых им молодых актеров завоевали Ленинаканскому театру всеобщее признание. Говоря о пути развития советского армянского театра, нельзя обойти вниманием такие спектакли Ленинаканского театра, как «Марокко», «Высокочтимые попрошайки», «Мой друг», «Хлеб», «Улица радости», «На дне», «Двенадцатая ночь», «Ара Прекрасный».
— Вообще в первые годы моей самостоятельной режиссерской деятельности я ставил пьесы советских авторов: Киршона, Погодина, Зархи и других. Это во многом способствовало рождению армянской советской драматургии. Но на пути развития национальной драматургии вставал ряд новых задач. Ведь армянский театр прославил себя многими немеркнущими именами, слава которых далеко перешагнула за пределы наших границ — границ времени. Было ясно, что механическое перенесение опыта театров Москвы на армянскую сцену было бы ошибочным.
Перед нами встала проблема создания оригинальных армянских пьес и включения в репертуар современных национальных спектаклей. Эта задача и легла в основу всей моей деятельности.
Свыше сотни постановок Аджемяна свидетельствуют о его настойчивой работе с современными армянскими драматургами. Большинство созданных за советский период пьес появилось на сцене благодаря трудам Аджемяна, и роль его в этой области трудно переоценить.
— Первой русской классической пьесой, которую мне пришлось поставить, была «На дне». За ней последовали пьесы Сухово-Кобылина, Островского, Чехова. Изучение русской классики послужило мне школой.
Огромное значение имело для меня, для формирования моего творческого кредо, «На дне» Горького. Я словно прозрел, полностью осознал необходимость глубокого и правдивого отображения жизни, отказавшись от мешавшей мне склонности к формалистическим экспериментам. Спектакль «На дне» свыше двадцати лет продержался на армянской сцене, сыграв большую роль в развитии творческого потенциала и театра, и коллектива.
Более того: именно Горький вызвал у меня желание поставить пьесу наших собственных классиков — Сундукяна, Пароняна, Ширванзаде, Папазяна, — поставить так, чтоб их слово, осмысленное заново, с новой силой прозвучало на армянской сцене, связало их с современным зрителем. И хорошо, что эти спектакли привлекли внимание наших театроведов, стали предметом специального изучения, то есть помогли армянскому читателю с новой стороны узнать наших классиков, увидеть их по-новому… Таким образом, обогащенный вековыми традициями советский армянский театр творчески окреп, используя опыт русского искусства и искусства других народов СССР, внеся в то же время свою достойную лепту в сокровищницу советского искусства.
Велик вклад Аджемяна в это дело. Ведь многие лучшие постановки на сцене театра имени Сундукяна, получившие одобрение в дни декады армянского искусства и литературы в Москве, связаны с его именем.
Потом, после нашей встречи, я провожал скорый поезд «Ереван — Москва», мой друг Вардан Никитович и его супруга, народная артистка Арус Асрян, уезжали в Москву в отпуск.
Я долго еще думал о Вардане Никитовиче. Я знал, что праздный отдых чужд этому неспокойному, вечно ищущему человеку.
Он может ошибаться, он может избрать не самый лучший путь, не всегда бесспорны его решения поставленных творческих задач. Но одно ясно: с первых же шагов его творческой деятельности шаблон ему абсолютно противопоказан.
Иной раз может показаться, что Аджемян как собеседник рассеян, чем-то отвлечен, не слышит и не видит того, что творится рядом с ним. И вдруг остроумная реплика убеждает вас в том, что он все слышал и все видел. Начинаешь подозревать, что у этого человека второй слух и второе зрение.
Аджемян умеет двумя-тремя штрихами передать самое сокровенное в характере и облике человека в своих иногда очень колючих дружеских шаржах. И эта особенность видения дает о себе знать в его постановках армянских комедиографов.
Таков Вардан Аджемян.
Творческий путь Вардана Аджемяна — одна из тысяч незримых нитей, связывающих Москву с Ереваном.
1963
Если идти вниз от маленького села Канакер, остановиться на шоссе и взглянуть с широкого плато на город, то как на ладони виден весь Ереван. Ранним утром прозрачная невесомая дымка мягко окутывает деревья и замечательные архитектурные ансамбли широких проспектов и улиц нового Еревана.
