Александр Александрович поднял недопитый бокал, поднес к глазам, прищурившись, посмотрел на золотистое вино.
Павлов промолчал, с уважением взглянул на Александра Александровича.
— Ну, расскажите же мне о Погорюе, о ваших учениках.
Александр Александрович встрепенулся, оторвался от грустных воспоминаний.
— Так вот, птенцы оперились, научились летать и покинули гнездо, — сказал он. — Вы помните Стешу Листкову, ту девушку, которая любила Сашу Коновалова? Она осталась в Погорюе, работает лаборанткой на инкубаторной станции. Она расцвела, превратилась в настоящую красавицу. Не один погорюйский парень с гармошкой и задушевной песней проходит вечерами мимо дома Листковых. Но Стеша никому не дарит своего внимания. Пока еще не встретила она ни одного парня, равного Саше Коновалову. А он, видимо, так и останется для нее на всю жизнь мерилом человеческих достоинств.
Стеша стала дружнее с мачехой. Вы помните ее? Людмила Николаевна очень переменилась с тех пор. Глубоко тронули ее Сашина смерть и горе Стеши.
Прасковья Семеновна Коновалова сына своего пережила всего лишь на четыре месяца. Врачи не могли определить ее заболевания. Умерла она дома, на Стешиных руках. В народе же болезнь эту так называют: «Не пережила сына». Так оно, наверное, и было.
Миша Домбаев, окончив школу, поступил в Иркутский университет, на историко-филологический факультет, и с первого же года проявил незаурядные способности. Говорят, он пишет приключенческий роман о полете в солнечную систему, и бабка Саламатиха активно помогает внуку.
Сережа Петров, тот увлекался конями, два года проработал на коневодческой ферме. Сейчас он в армии.
На военную же службу, во флот, взяли Митяя Звонкова, нашего богатыря. По Погорюю из рук в руки ходила его фотография. На белом листе, с якорями по углам, в темном овале бравый моряк в тельняшке и бескозырке. Внизу подпись: «Тихоокеанский флот».
Наверное, запомнился вам и Никита Воронов, рассудительный, хозяйственный мужичок. Он мечтал быть председателем колхоза. Думаю, что со временем мечту свою осуществит, а сейчас он один из лучших бригадиров в нашем колхозе.
Зина Зайцева по окончании школы пыталась поступить на охотоведческий факультет, но не попала. Она погрустила, поотчаивалась и пошла работать в охотничью колхозную бригаду.
Через год наша Зина стала лучшим охотником района, а еще через два года о ней заговорили по всей Сибири. Даже бывалые охотники приезжают в Погорюй взглянуть на удивительную девушку. Парни подкарауливают ее, когда она приходит из тайги, обвешанная дорогими зверьками. Исколесит подчас по лесу сотни километров, как таежный ведун, — ни разу с пути не собьется. Зина — завсегдатай стрелковых соревнований. Бывала и в Москве. Первое место по стрельбе занято ею прочно. Взглянет вдаль острыми маленькими глазами, прищурится, спустит курок. Бах! И ляжет пуля, как заколдованная, миллиметр в миллиметр, куда нужно.
Вот, кажется обо всех рассказал вам. Почти час мучаю…
Александр Александрович взглянул на часы.
— Нет, не обо всех, — усмехнулся Павлов, — забыли Пипина Короткого.
— Совершенно верно! — горячо отозвался Александр Александрович. — А его судьба особенно интересна. Представьте, что смерть Саши повернула его жизнь на другой путь. Ну, конечно, и возраст имел значение.
Кончился его срок пребывания в детской колонии, и поздней осенью прямо оттуда, с мешком за плечами, с письмом от начальника колонии директору завода он пошел пешком в город, минуя Погорюй.
В городе Коля поступил на завод и вот уже год работает в цехе. Товарищи по работе говорят, что он человек молчаливый, замкнутый, к труду относится добросовестно.
Александр Александрович замолчал, прислушался.
— Кажется, нас приглашают в самолет? — сказал он.
В самом деле, диктор объявлял посадку на самолет «РИ-78».
Павлов и Бахметьев оделись и вместе с остальными пассажирами вышли на улицу.
— Вот вам и преступник! — говорил Александр Александрович. — Наша старейшая учительница Ксения Петровна (может быть, помните ее?) говорила в таких случаях: «В семнадцать лет неисправимых нет. Но зато есть плохие родители, плохие учителя. Есть сложные обстоятельства, из которых юный человек не всегда может выйти с честью». Я, например, считаю себя во многом виноватым в судьбе Ласкина. Я и все мы, педагоги, вовремя не обратили внимания на домашнюю жизнь Коли. А потом уже было поздно…
Рослая блондинка в черной форменной шинели и черном берете пригласила пассажиров следовать за собой.
На открытом аэродроме ветер хлестнул в лицо колючим влажным снежком, поднял серебрящуюся в свете фонарей поземку. В темном небе рокотал самолет.
Подняв воротник, Павлов шел рядом с Бахметьевым, не переставая расспрашивать его о событиях и людях, которые оставили такой глубокий след в его памяти.
— А директор, завуч, учителя все те же?
— Директор та же, — легко и быстро шагая навстречу ветру, говорил Александр Александрович, — Нина Александровна. По-прежнему строгая, вся в черном, как монахиня. Немного суховата, но энергична, справедлива. Ее уважают и ученики, и учителя, и родители. В школе она сумела создать образцовый порядок. Все заметит. За всем доглядит. По району Погорюйская школа на первом месте. Алевтину Илларионовну с заведования учебной частью школы сняли тогда же. Она преподает немецкий язык. Ксения Петровна теперь пенсионерка, но общественную работу несет немалую: руководит методическим объединением. Учителю, который всю жизнь отдал школе, не так-то просто уйти из нее. Алексей Петрович по-прежнему преподает физику и бессменно избирается парторгом…
— Наша работа на первый взгляд однообразная, — после минутного молчания продолжал Александр Александрович. — Тот же звонок, та же программа, те же педсоветы. Но это на первый взгляд, а на самом деле нет разнообразнее труда учителя. Сколько событий! Сколько характеров! Жизнь вокруг интересная, многообразная, и, главное, какое огромное удовлетворение испытываешь оттого, что видишь, как ты вторгаешься в эту жизнь и ощущаешь результаты своего труда! Знаете, — Александр Александрович улыбнулся и взялся одной рукой за перила лестницы, — это великое счастье быть учителем. И этого счастья я мог бы лишиться, если бы не вы.
— Ну вот, — в свою очередь, улыбнулся Павлов, тоже берясь за перила и поднимаясь по лестнице в самолет, — а я счастлив тем, что у нас есть такие учителя.
Оба на мгновение задержались в дверце самолета, окинули взглядом освещенный аэродром и рассыпавшиеся вдали огни большого города.
Дверца захлопнулась, лестницу откатили. Через несколько минут самолет «РИ-78» взмыл в небо и взял курс на Иркутск.
Март 1957 — январь 1958
Вы, дорогие читатели, вероятно, слышали выражение: «Эта книга живет!» — и произносится такая фраза неизменно в уважительной интонации. Как же понимать эти слова?
Когда говорят о жизни книги, часто подразумевают ее существование во времени. Сменяются поколения людей, проходят многие и многие годы, а настоящее произведение литературы — будь то драма, поэма, роман или новелла — продолжает волновать умы, пленять сердца, вызывать искристый смех или горькие слезы. Книга живет вместе с человеком и, как его верный друг, учит, предостерегает, советует. Такие книги перечитываются много раз, и любовь к ним, словно по наследству, переходит от родителей к детям, от старших сестер и братьев к младшим.
Но часто эта фраза «Книга живет!» произносится и в отношении литературных произведений, написанных совсем недавно, как говорится — на наших глазах. В этом случае речь идет об активной жизни книги среди читателей. Это означает, что авторы книг сумели затронуть душу читателя-современника, заставить его волноваться за судьбы героев, вместе с ними переживать и горести и радости. Такие книги обсуждаются на читательских конференциях, о них говорят при встрече с друзьями, спорят. Это — счастливые книги.
Перефразируя известное выражение! «каждый человек кузнец своего счастья», можно с полным правом сказать, что и «каждый писатель кузнец своего счастья». И это, безусловно, верно, — вспомним судьбу таких книг, которые надолго стали нашими спутниками и друзьями!
Мало быть литературно одаренным человеком, чтобы написать книгу, способную потрясти или увлечь читателя. Только писатель, неутомимо изучающий народную жизнь и активно участвующий в ней, может откликнуться в своем произведении на сокровенные думы читателя. И чем глубже раскроет автор эту живую жизнь, чем правдивее покажет он окружающую действительность, тем с большим уважением отнесутся читатели к его труду.
К числу книг, которые по праву можно назвать счастливыми, надо отнести и только что прочитанные вами повести Агнии Александровны Кузнецовой «Жизнь зовет» и «Честное комсомольское» (обе они печатались в журнале «Юность» и выходили отдельными изданиями в Детгизе).
