- Это верно, — согласился он. — Но так думают еще очень немногие… К сожалению…
- Что ж, оно понятно, — продолжала Лиля, вспыхнув от похвалы доктора. — Черная ль оспа или чума какая-нибудь, которая сидит рядом с вами в кино, незаметна, а прокаженный виден… Дескать, ну его к лешему, подальше, мол, от него, а то и сам такой стану… Вот что каждый думает, завидя прокаженного, а того не понимает, что не открытое опасно, а закрытое; то опасно и вредно, чего не видим мы. А видимого бояться нечего.
- А ведь она у вас философ! — уже не скрывая восторга, повернулся Туркеев к Семену Андреевичу.
- Она молодец, — отозвался тот, видимо польщенный этой похвалой.
Лиля засмеялась и, взглянув на мужа, умолкла.
- Нет, это прямо замечательно, батенька, ей-богу!.. — с жаром заговорил Сергей Павлович. — Давно не слышал я таких хороших разговоров. Ведь все только и делают, что руки мыть бегают, как только про прокаженных услышат…
М-да. — Туркеев задумался.
- Доктор, — спросила Лиля, — а давно вы там работаете?
- Эх, батенька, почти уже восемь лет.
- И не надоело?
- Еще двадцать восемь проработаю, если не прогонят.
- Вот это верно, это хорошо! — воскликнула она. — Так вот и надо.
Семен Андреевич молчал. Доктор Туркеев с любопытством следил за Лилей.
- А кто, доктор, в девятьсот десятом году заведовал лепрозорием? — снова спросила Лиля.
- Доктор Герберт.
- А где он теперь?
- Умер.
- Умер, — задумалась она и сидела долго, неподвижно уставившись на цветок. Затем повернулась к Туркееву, хотела что-то сказать, но в этот момент дверь открылась, в комнату вошла старушка с докторским пальто в руках.
Увидев старушку и свое пальто, Туркеев вспомнил, что он, кажется, засиделся.
- Куда вы, доктор? — забеспокоился Семен Андреевич.
- Пора, батенька, уже поздно, — посмотрел он на часы.
- Ого, так мы вас и отпустили, — бросился Семен Андреевич. — Ни за что. В такую даль да в такую погоду! Нет, — ухватился он за пальто и, отняв его у старушки, повесил на вешалку. — Мы вот сейчас поужинаем, чайку попьем…
Мама, у тебя готово?
- А я и пришла, чтобы звать, — отозвалась старушка. — Да и время раннее-еще десять часов, — поддержала она сына. — А если что, так Сема и за извозчиком сбегает… А то и ночевать бы остались у нас, доктор.
- Конечно, оставайтесь! — подхватил Семен Андреевич радостно. — Постелим мы вам вот тут, на этом диванчике… Тут мягко, тепло, будете себе спать до утра, и никто не побеспокоит.
- Нечего даже и думать, — оживленно вмешалась Лиля, видя нерешительность доктора, — оставайтесь, и все. А сейчас пойдемте ужинать, — торопливо поднялась она. — Вы нас только извините, если что не так. Люди мы простые.
- Да и доктор человек простой, — отозвался Семен Андреевич.
- Верно, вы правы, батенька. И сам я простой, и простоту люблю.
Туркеев окончательно принял решение остаться ужинать и ночевать. К тому же ему захотелось сейчас хоть немножечко наказать жену за сегодняшний разговор. "Утром, может быть, опомнится", — подумал он.
Ужин был незатейливый: отварная картошка, вареное мясо, гречневая каша и чай с вишневым вареньем — чего еще требовать?
Сергей Павлович только сейчас вспомнил, что он не ел ничего после обеда в лепрозории, и с удовольствием работал вилкой. Лиля сидела напротив него.
Она ела мало, о чем-то все время думала, изредка бросая на Туркеева короткие, точно вопросительные взгляды.
- Сергей Павлович, — наконец проговорила она, опустив свои длинные черные ресницы, — а остался у вас кто-нибудь в живых с тысяча девятьсот десятого года?
Туркеев ответил не сразу. Он принялся перебирать в памяти больных. Кто же остался из старожилов?
И старушка, и Семен Андреевич, и Лиля смотрели на него почему-то с особенным вниманием, Наконец он сказал:
- Нет, кажется, не осталось никого.
- Вот горе какое, — сокрушенно вздохнула старушка.
- Позвольте, не все! — вдруг спохватился он. — Про Феклушку — то вот и забыл. Есть у нас одна старушка, живет с самого основания лепрозория… Но, позвольте, батенька, — улыбнулся он Лиле, — зачем понадобился вам десятый год?
Семен Андреевич, не смотря ни на кого, меланхолически возил ножом по тарелке. Старушка, вслушиваясь в разговор, сосредоточенно разливала чай. На глазах у Лили заблестели слезы.
- У меня мама там… — тихо уронила она.
- Ваша мама? На больном дворе? — удивился Туркеев.
- Да.
- И сейчас жива?
- Нет, ее уже давно нет в живых. Она умерла в десятом году, через шесть месяцев после того, как родила меня…
Доктор Туркеев откинулся на спинку стула и, не сводя глаз с Лили, принялся протирать очки, потом надел их и остался сидеть молча, неподвижно, точно оглушенный сообщением.
- А потом как же? — наконец тихо спросил он.
- Потом, — замялась она, — потом я росла у дальних родственников.
- А отец жив?
- Об отце мне ничего не известно…
И, вскинув голову, она спокойно, слегка растягивая слова, сказала:
- Мама была девушкой…
- Гм… А как ее фамилия?
- Векшина, Федора.
Туркеев рассеянно постукивал ложечкой по стакану.
- Так вам и не удалось узнать, кто был ваш отец?
- Нет, не знаю, — покачала она головой.
- Интересно, — задумался Туркеев, припоминая случаи рождения здоровых детей от обоих прокаженных родителей. Ему пришли на память несколько случаев, когда дети оставались здоровыми целых пять лет со дня рождения, а потом все-таки заболевали, — Вот и опять зачали разговор, — вздохнула старушка, заметив, что Туркеев глубоко задумался. — Вот и опять. Доктору, поди, поперек горла такие разговоры, и тут еще мы допекаем… Лучше уж о чем другом поговорить, — несмело заметила она.
"О чем-нибудь другом", — взглянул на нее Сергей Павлович и вспомнил: сегодня, при входе в свою квартиру, ему хотелось забыть о проказе хоть бы на эти полтора дня пребывания дома, думать о чем-нибудь другом, постороннем, отдохнуть, и, как назло, едва лишь он вышел в столовую, первое, о чем начали с ним говорить, это о проказе. "Видно, уж такова судьба, — подумал он тогда. — От нее не уйти".
Но то, о чем рассказывала Лиля, вызвало у Туркеева свежий интерес — тут старушка ошиблась. Случай с Лилей даже ему представился как нечто исключительное, ради чего стоило поговорить лишний раз о проказе.
- Это очень ценно, очень. Это чрезвычайно любопытно, — посмотрел он на старушку, и та сразу умолкла. — Такие случаи, когда ребенок на всю жизнь остается здоровым, — очень редки.
- А они бывали или нет? — тихо спросил Семен Андреевич.
- Да, такие случаи описаны в нашей научной литературе. Были даже случаи самоисцеления детей от прокаженных родителей, без всякого вмешательства медицины…
И Туркеев принялся пить чай, снова налитый старушкой. Семен Андреевич по-прежнему сидел неподвижно и молчал. Но теперь он уже не возил ножом по тарелке, а, подперев голову рукой, внимательно смотрел на Туркеева.
- А вы давно узнали о своей маме? — обратился он к Лиле.
- Я долгое время не знала ничего. В раннем детстве мне говорили, что я — сирота и родители мои умерли от холеры… С этой мыслью и жила… А потом…
- Сволочи, — вдруг вырвалось у Семена Андреевича, — не утерпели-таки, проговорились…
- Что ж, и хорошо, что проговорились, — возразила ему Лиля. — Тут нет ничего обидного. И вот, Сергей Павлович, однажды тетка моя объявила мне: так, мол, и так, ты от прокаженной, и родилась в их поселке…
- Выходит, что вы уже давненько знаете об этом? И как же вы отнеслись к такой новости?
- А ей уже было все равно, — снова вмешался Семен Андреевич. — Да, таких людей, как ее тетя, — бить мало… Сказать ребенку, что у него мать была прокаженная.
- Как же вы приняли эту новость? — снова спросил Туркеев. — Какое впечатление произвело на вас само слово "проказа"?
- В первый момент — не поняла, но вроде как испугалась "Ты, — сказали мне, — от прокаженной матери родилась, и сама, наверное, такая же будешь".
Ну, я так и решила: если они говорят, что проказа, значит, хуже холеры. Вот тогда и страшно стало. Потом принялась узнавать и скоро узнала…
- Так-так, — снова застучал Сергей Павлович ложкой по стакану. — А потом как?
Лиля пожала плечами:
- Теперь уж я не помню, доктор. Ушла я от них.
- Я говорю, что вы думали о себе? Не испугались?
- Стало очень жалко маму. Прежде о ней почти не думала, а как только сказали, что она была прокаженная, так и жалко стало.
- А не испугались того, что вот, дескать, если мама у вас, то и вы…
- А разве так бывает? — спросила она.
- Нет, конечно, так не бывает в вашем положении. Никогда не бывает, — твердо и решительно заявил он. — Это хорошо, что вас изолировали почти сейчас же. Если такой срок вы благополучно выдержали, то теперь — аминь. — И подумал: "Милая моя девушка, и такие случаи бывали, когда через сорок два года заболевали — правда, случаи исключительные, но все же бывали".
