О муже грустишь?
Жалею.
— Дура! Прости меня… Сплошная это глупость! Ниночка вдруг сморщила носик и всхлипнула. Клавдея, поворачиваясь всем телом, стала качать ее на руках.
Может быть, она есть хочет? — с любопытством взглянув на ребенка, спросила Елена Александровна.
Почему вы ее грудью не кормите, барыня? — в свою
очередь, вскинула глаза Клавдея. — Сами вы крепкие, полные.
— В том-то и дело, что бюст от этого портится. Нет,
я не хочу. Зачем?
— Дите-то родное.
Ну и что же, что родное? Можно вырастить и без
этого… Ну ладно, довольно болтать. Надо пойти одеться.
Елена Александровна взбила ладонями не очень густые пряди белокурых волос и встала.
Чем ты моешь голову, Клавдия? — остановилась она на ступеньке, сверху вниз оглядывая толстую, крупно сплетенную косу Клавдеи, скрученную на затылке в переливчатый тугой узел.
Как чем? Водой?
Нуу? Водой?
Водой.
Странно… Какие хорошие волосы! Даже желтками
не моешь голову?
Нет.
Удивительно!
Брякнула щеколда, открылась калитка.
Ох, что же это я?! — испуганно всплеснула руками Елена Александровна, тщетно пытаясь запахнуть разъехавшиеся полы халата. — Ванечка! Гости!
В калитку протиснулась плотная фигура Баранова. За ним следом показался Иван Максимович.
Ха-ха-ха! — загрохотал Баранов. — Не смущайтесь, прекрасная Елена Александровна, у вас есть что показать! Прости за нескромность, Иван… Я ведь по-свойски, попросту.
Елена Александровна бросилась к двери.
На дороге ей попался Борис. Засунув палец в рот, он в другой руке тащил большую куклу с фарфоровой головкой.
Ца-ца, — сказал он, показывая куклу.
Уйди, чертенок! — оттолкнула его Елена Александровна.
Мальчик упал. Кукла стукнулась об порог, голова отлетела прочь. Борис приподнялся, сел, раскинув в стороны ножки, и тихо заплакал.
Люся, нельзя же так! — укоризненно сказал Иван Максимович, поднимаясь на крыльцо, и напустился на Клавдею: — Что ж ты не смотришь за ребенком? Дубина!
Простите, недоглядела, — ответила Клавдея, поднимая Бориса.
Где ты достал ее, молодуху такую? — вполголоса спросил Баранов, войдя в гостиную и сбрасывая фуражку на диван. — Ох, сок-баба! Малиной, что ли, щеки она себе натирает?
Вдова одного мужика солонецкого. Впрочем, помните происшествие с Порфирием Коронотовым?
Это на свадьбе твоей?
Нуда.
Как же! Помню.
Так вот, Порфирий — зять ее.
Фью! — свистнул Баранов. — Да ты не врешь? Молодо, молодо выглядит.
Как видите.
Молодец, * Иван, — хлопнул его по руке Баранов, — ей-богу, молодец! Одобряю. Выбирать умеешь. Только смотри, не получилось бы, как с Анюткой. В самых годах баба, да с малинкой — опасное дело… Ну, как там хочешь, — круто изменил он разговор, — а сюртук я сниму. Сил моих нет, жарко. Открой-ка, брат, окошко.
Василев распахнул створки окна и выглянул на улицу.
Вот, кстати, и Лука идет. Тоже в город зачем-то приехал.
Кстати ли? Можно будет при нем по душам разговаривать? — усомнился Баранов.
Можно, — кивнул головой Иван Максимович. — Правда, мужик он жадный, но место свое всегда понимает. Втолковать же ему кой-что крайне необходимо именно сейчас.
Вошла Елена Александровна, застегивая на ходу золотой браслет.
Ванечка, — спросила она, — стол накрывать?
Да, пожалуйста, — согласился Иван Максимович, — только знаешь, Люся, прикажи собрать похолоднее чего-нибудь. И винца покислее.
Да, да, Елена Александровна, — поднимаясь, зарокотал Баранов, — хорошо бы кваску простого, русского. А к водочке на закуску…
…ветчины вареной. С хреном. Здравствуйте! — на пороге появился Федоров.
— А-а! Милости прошу, Лука. Проходи, — протянул ему руку Василев. — Как поживает супруга?
Елене Александровне почтение, — низко поклонился
Федоров. — Цветете, драгоценная. Жена моя, слава богу, здравствует". Болели зубы, привязала припарочку — все прошло, — скороговоркой ответил он Ивану Максимовичу. — Нашему печителю-радетелю Роман Захаровичу почтение, — протянул руку Баранову. — А тебя, Иван Максимович, с новосельем! С новосельем, Елена Александровна!
Будто ты не был у меня в новом доме?
Не был еще.
А-а! Ну, спасибо.
Спасибо за поздравление, Лука Харлампиевич, — ответила Елена Александровна.
К ней подошел Иван Максимович и шепнул на ушко:
Ты, Люся, слишком не торопись. Дай квасу, а все остальное попозже. Надо натощак кой о чем побеседовать. А то Лука как подопьет — ни черта сообразить не может.
Елена Александровна понимающе улыбнулась и ушла.
Что со старым домом делать намерен? — спросил Баранов, вытирая платком чисто выбритую голову.
Продам, — коротко ответил Иван Максимович.
Кому? Есть покупатель?
Гурдус покупает. Вернее сказать — за нос водит.
Они, приезжие, все так. Думают, что ихняя копейка стоит дороже нашего сибирского пятака.
Сколько дает? — вступил в разговор Федоров.
В пятистах пока не сошлись.
Ого! И давно ряда идет?
Да с месяц.
Упрям. Надо думать, толку не будет. Понял, что нет, кром «него, покупателя, — тряхнул головой Федоров. — Господи, сушь-то какая! Зной — не сдышать. Погорят у мужичишек хлеба. Чем торговать стану?
В Канске на прошлой неделе четыре пожара было, — заметил Баранов.
Сохрани господи, — перекрестился Федоров, — вот уже боюсь страсти огненной!
Городского голову к суду привлекают, — продолжал Баранов, — дескать, дружипа не наготове была. А при чем здесь голова, если бочки в такую сушь рассохлись? Выехала дружина на пожар, а вода во все щели, как из сифона, шпарит.
С водой надо было бочки-то держать, — наставительно сказал Федоров, — не рассохлись бы.
С водой? Ну да, с водой, не с песком же, всякому дураку известно, — завертелся на стуле Баранов. — Да ведь черт их узнает, с чем они держат. Надо будет в дружину зайти, посмотреть в бочки самому.
Да… пожар в такую погоду полгорода может снести, — подтвердил Иван Максимович.
Не говори! Твои-то дома застрахованы? В ладную цену?
Застрахованы. Ничего.
В «Российском»?
Нет, в «Саламандре».
Вот не люблю ерманцев, — поморщился Лука, — завсегда в «Российском» страхую.
«Саламандра» тоже русское общество.
А что же названье нерусское?
— Это, Лука, вот почему, — улыбаясь, разъяснил Иван Максимович. — Существует легенда: есть будто бы такая ящерица — саламандра, что сама все жжет огнем, но если пламень вспыхнул не от нее, а по другой причине — гасит.
Господи, что же это за чудо такое?
Нет никакого чуда, Лука. Говорят тебе: сказка это, легенда, выдумка,
Так язви же их! — сплюнул Лука. — Что же они такой морочью пользительное общество называют?
Эмблема. Тебе этого не понять, Лука Харлампиевич, — махнул рукой Баранов.
Истинно не понять, — согласился Федоров. — Слаб мой ум постигать всякие выдумки. Мысли людям туманят, а проку от этого нет. И вообще все эти выдумки — так, видимость одна. Слыхал я, будто один английский ученый задумал подсчитать, сколько на свете мух. Стал он ловить, считать и красной краской им крылья пачкать, а потом опять на свободу пускать. Пока он объехал весь свет кругом да вернулся в Англию, мухи тамошние меченые передохли, народились новые, а ученый думает — пропустил, не сосчитал. Давай их к прежним присчитывать. А тут письма с других земель идут: тоже, дескать, летает много мух немеченых. Что делать? Запарился ученый Взял себе сорок помощников. Мало. Он — сорок раз по сорок. Бьются, бьются, а немеченых мух все не убывает Взял он тогда помощников целый миллион и еще сто тысяч. Другая беда: счет весь вышел, а мухи есть…
Как это — счет весь вышел? — захохотал Баранов.
— Так. Нет больше цифр, чтобы счет вести. Все, какие
были, вышли.
Значит, мух оказалось больше, чем чисел для счета?
_ Больше. То и есть. И выходит, что всякая наука хороша, но в меру. Не переумничивай.
Ну, брат, загнул ты философию! Впрочем, тебе она идет. И другим может оказаться полезной. Где надо — сейчас вперед Луку выставят… Ну, а ты, Иван, как думаешь?
Иван Максимович придвинул свой стул ближе к собеседникам и глядел в упор на Федорова.
Лука прав, — сказал он, бросив беглый взгляд в сторону Баранова. Тот насмешливо кивнул головой. — Вот хотя бы в части железной дороги… Ошиблись мы, обманулись.
А я тебе и сразу говорил, — перебил Баранов.
Не спорю, говорили. Да ведь это не наша затея, нашлись иные люди, за нас подумали, побеспокоились. Интересы империи, дескать, выше всего.
Ты, Иван, все в облака лезешь. Не только империи, — опять вмешался Баранов.
И это знаю: тесно в России стало купечеству да заводчикам, в Сибирь за длинными рублями потянуло. Знаю. А мне-то лично, скажем, пользы от этого мало. За российских купцов и заводчиков не стану я радоваться!
