А к такому человеку, как Давлет, и на похороны жалко послать кого-нибудь, не то чтобы самому пойти… А Нургали — ну что ж, и Нургали не носом воду пьет! Пусть будет не по-нашему, но зато и не по-вашему…
Вот какими путями и до какой степени возвысился Нургали! Тут же растерявшийся Гумар вынужден был смущенного Нургали допустить к ящику, а Степан Ильич стал объяснять ему тайну музыкальных замков. Но Гумар оттеснял наседающих широким задом, давая возможность Нургали усвоить все, что необходимо знать для управления ящиком. Без восхищения невозможно было смотреть на диковину, поблескивающую своей гладкой поверхностью. Степан Ильич на виду у всех повернул один ключ, потом другой, и невиданный «государственный сундук», как назвал его Гумар, мягко открылся с мелодичным звоном. Это вызвало всеобщий восторг.
Стрелки и конники, люди, любящие оружие и умеющие обращаться с ним, испытывали понятный интерес к этой громадине из металла с замысловатым, играющим механизмом. Кто-то даже высказал предположение, что в ящике помещена русская гармоника и в этом главное назначение ящика.
— Душа твоего отца помещена там, а не гармоника, — высокомерно заявил Муса.
Другие резонно возражали, что назначение ящика — хранить клад и что правильно поступили, избрав на должность кассира Нургали, потому что у него уже есть опыт хранения кладов.
— А что, если теперь он положит свой клад сюда?
— Ну и что же, пускай! Тем строже будет присматривать за ящиком: солдаты говорят, что у ящика с винтовкой стоят на страже и даже с шашками наголо…
— Да его и так не унесешь.
— Ящик-то?
— Валлаги! — воскликнул Масхуд Требуха в Желудке, с некоторых пор проявлявший не всем понятную самоуверенность. — Я сам его унесу!
— Слышите? Масхуд хочет поднять ящик! — усмехнулся Бот.
— Ну, ну, пусть попробует, — добродушно предложил Степан Ильич.
Глаза у Степана Ильича лукаво заблестели, и, покусывая рыжеватые свои усики, он жестом предложил Масхуду: дескать, валяй!
Скотобоец Масхуд схватил «государственный сундук» привычным сильным жестом, как быка за рога, понатужился, еще раз понатужился, весь налившись кровью, но сундук не сдвинулся ни на пядь. Под общий смех Масхуд отступил.
— Ты не подымешь его вместе со своим отцом, — язвительно заметил Муса. — Тебе, Требуха, хотя бы со своей женой справиться.
Переведя дыхание, Масхуд на этот раз промолчал и только блеснул на Мусу глазами. Другие потянулись, чтобы потрогать гладкие, толстые стенки «сундука».
— Валлаги! И пара лучших быков его не возьмет!
— Его ни сдвинуть, ни открыть нельзя, если потеряются ключи, — щегольнул своими познаниями кузнец Бот. — Вон какие к нему ключи, видели?
Всем захотелось подержать в руках замысловатые ключи от диковинного ящика.
— Ты гляди, Нургали, в оба. Потеряешь ключи — прощай денежки… Это тебе не шутка — «государственный сундук».
— Нургали теперь и сам вроде как чиновник.
Это замечание особенно понравилось Нургали. Он уже без помощи Степана Ильича открывал и закрывал ящик, и еще долго все наслаждались звонкой музыкой.
— Это, наверное, звон для того, чтобы слышать, как открывают сундук, — догадался Эльдар. — Вместо собаки. От воров.
Догадка Эльдара понравилась Мусе.
— Валлаги! Эльдар иногда говорит умные слова. Теперь абреков не счесть. Гумар хорошо сделал, что приобрел такой сундук.
Но и тут находились спорщики, которые в общем новинку одобряли, но музыку признавали излишеством. Дешевле бы сторожевую собаку держать.
Ну что поделаешь, всем не угодить!
В заключение Нургали еще раз бойко открыл и закрыл ящик, завернул ключи в тряпку, какую носил вместо носового платка, и крепко завязал оба конца, как завязывают сладкий леденец, купленный на базаре для детей.
Понимая, о чем у кабардинцев идет речь, Степан Ильич одобрил предосторожность кассира:
— Так, так, береги! Хорошенько береги! Без ключей чего ты теперь стоишь?
Мулла Саид, простоявший весь вечер в глубоком раздумье, сказал наконец свое слово:
— Ты лучше носи их на шее, как амулет.
— Правильно, — подхватил Гумар, утирая пальцем нос, — надень на веревочку, как делает это княгиня Шарданова — да хранит ее аллах! — и на шею. Вот, возьми! — Гумар протянул новоиспеченному кассиру тонкий ремешок из козьей кожи. — Поди сюда, я сам тебе их надену.
Но Нургали скорее согласился бы надеть петлю на шею, чем разрешить Гумару запустить ручищи за ворот. Для того ли он терпеливо бережет мешочек с заветными монетами? О нет!
— Не могу носить на шее ключи! — категорически заявил он. — Не хочу, как княгиня Шарданова, а буду, как правоверные в Стамбуле, носить у пояса. Вот так. Это я сам видел, — и Нургали крепко привязал ремешок к своему пояску, оставшемуся еще от Инуса.
С этим примирились.
— Валяй! — снова махнул рукой Степан Ильич.
Было уже совсем темно. Ящик тускло поблескивал в углу, когда односельчане расходились по домам, полные впечатлений, обсуждая, когда же теперь поступят деньги из казны, какими суммами Гумар будет облагать богатых и какими бедных, когда начнет он ремонт лошадей?
Степан Ильич, переночевав у друга, наутро ушел обратно в Пятигорск. А еще через два дня — началось. Нургали стал обходить дворы со своими ключами у пояса, с бумагою в руках. Он оглашал списки и суммы взносов, записывал, что такой-то дал бурку, а такой-то седло, а такой-то — деньгами. Работа была нелегкой, всякий норовил подсунуть что-нибудь похуже. Но это занятие пришлось по душе Нургали не меньше, чем харчевня. Он даже задумал приобрести кинжал — что за кассир без кинжала? — но хороший кинжал нынче стоил дороже коровы, и Нургали ждал, что ему навесят кинжал казенный, а то даже и шашку.
Он исполнял роль толкача и счетовода, а размеры взносов определял сам Гумар, которого обвести вокруг пальца было нелегко.
— Я тебя заставлю носом пахать землю! — слышался бас Гумара то на одном дворе, то на другом, где хозяин медлил со взносом.
И смотришь, через день-два недоимщик тащится в правление. Касса пополнялась.
Нургали только и делал, что открывал и закрывал «государственный сундук», наполняя комнату звоном. И по-прежнему эта мелодия восхищала кабардинцев и даже служила некоторым утешением для бедняков, которые доверяли сундуку свои взносы.
Чуть ли не каждый день Гумар ездил теперь в усадьбу Шарданова; по слухам, со дня на день ожидался все-таки приезд полковника Клишбиева и самого князя Шарданова Берда, а пока там поселился адъютант Шарданова — молодой ротмистр и воинский писарь из Нальчика — тот самый, что был известен кабардинцам по приемной начальника округа.
Ротмистр в свою очередь наведывался вместе с писарем к Гумару, контролировал и старшину и нового кассира. Наконец был объявлен ремонт лошадей, и по этому поводу Еруль объехал на своей кляче не только Шхальмивоко, но и все соседние аулы.
