— Да, — сказал Папа, — государство обманывали, заодно преступника, не ведая, но укрывали. Выходит, причитается тебе, как у классика: медаль и пуля.
— Государственные интересы… — неуверенно начал Дима, но, словно ждал этого умопостроения, Папа закричал радостно:
— Государственные?! Откуда вы такие лезете, братцы?! Как лихо свои шкурные подтасовываете под государственные! Чтобы премию вовремя, да побольше, — вот и все ваши интересы. А государственные — это когда металл побыстрее в золотокассе да бандит пораньше за решеткой. А вы и то и другое в заначках держите. Эх, нар-род, как же вы легко последнее время в деляг обращаетесь… Когда едете?
— Сегодня среда? Завтра с утра. Караева надо попросить, пусть радист следит на связи, да насчет вертолетов узнать.
— Геологи сейчас и днем и ночью летают, партии вывозят… Поехал бы я с тобой… — Влад вдруг сморщился, затосковал. — Собираюсь, собираюсь… Вчера во сне видел: сижу у лунки, поземка тянет, рассвет ниточкой. А на крючок транспортерную ленту зацепил, мотаю вместе с леской, а ей конца нет… Проклятая работа — важнее жизни стала…
— Это неумный человек придумал — «стала», — сказал Михаил. — Она всегда была такой. И не важнее жизни, а во имя ее. — Он помолчал, глядя в усталое лицо Папы, и нежно добавил: — Вернемся, поедем отдохнуть, пока навигация не началась. Готовь недельку из отпуска. У меня тоже есть заначка — пальчики оближешь. Так и быть, открою, готовь спиннинг и леску миллиметровую. У костерка посидим, дымок понюхаем. Он здорово душу промывает.
— А я? — печально спросил Дима, — Имею отпуск за три года — куда его одному?
— Возьмем блюстителя «государственных интересов»?
— А что он умеет делать?
— Костер могу топить…
— Костер жгут, — важно сказал Влад. Минорный нюансик у него в лице и голосе улетучился: — Топят печи… Хорошо, возьмем. Кто-то должен его воспитывать, а, инспектор?
— Согласен с одним условием, — сказал Михаил. — Мы тут докладную в верха задумали, так сказать — «Слово и Дело». Так вот нужен хронометраж с прииска на один выходной день: сколько государственного транспорта выехало в тундру с рыбаками и охотниками, без соблюдения положенной процедуры выезда. По единицам: трактора, машины, вездеходы. Потом горючее просчитаем — это несложно. Согласен? Внештатные инспектора полностью в твоем распоряжении, их на «Ичуньском» уже двадцать четыре.
* * *
По коричневой от размытых торфов воде неслись белые и голубые льдины. Свободный поток летел стремительно, брызгал на перекатах рыжей пеной. В тундре парил нерастаявший снег, нагретый воздух дрожал и переливался яркими бликами над полосами полярной березки, над пожухлыми коврами желтых трав по болотам, над сиреневыми развалами гранитных глыб.
Генка остановил машину перед крутыми стенами распадка. За двое суток они поднялись почти в самые верховья. Берега речки Тинтинин были пусты.
— Опричника сюда, сразу бы нашел, — сказал Генка.
— Чего же не взял?
— Занят с ребятами в «Голубом патруле». Уток на поселковом озере охраняет. Двух бичей с мелкашкой уже заарканили, но одну стрельнуть успели. Там теперь семь штук осталось, так пацаны ночные дежурства ввели.
— Кто ему такое имя прицепил? — усмехнулся Михаил.
— А ребята с урока истории вынесли. Они параллели четко проводят… Да… Так где будем искать наших разбойничков? На Ледяной их нет, факт.
— Шли-то мы по одному берегу, попробуем в обратную сторону зигзагом. След, если по кустам, трудно увидеть.
— Давай, — Генка развернул машину. Они ползли от борта к борту долины долго, и только глубокой ночью Михаил сказал:
— Вот они.
Справа, перед капотом, на голубовато-зеленых полосах ягельника виднелись четкие следы траков, перекрытые отпечатками полозьев балка.
— Это туда, — сказал Генка. Погнали машину дальше, пока не уперлись в крутой борт долины. — Обратно нет.
— То, что надо, — сказал Михаил. — Все на месте.
След трактора с балком привел к ручью метра в три шириной и дальше пошел вдоль его берега, в верховья.
Посмотрели по карте: ручей вытекал из озера Ледяного.
— На озере, — кивнул Михаил, — Оттуда сейчас голец и хариус скатываются после зимовки. Двигаем.
— Не удерет снова? Услышит мотор… Лови его в горах.
— Да-а, — согласился Михаил. — Не подумал… Значит — что?
— Пешочком надо, — Генка тряхнул длинными волосами, и глаза его весело засветились: — Скрадом.
— Правильно, Гена, — Михаил кивнул. — Но с оружием осторожней.
— Не маленький, — буркнул Генка. Достал из рюкзака солдатский ремень, пристегнул и перевел кобуру за бедро. — Обучен.
— Хорошо. — Михаил помолчал и подумал, что пришло время доверить помощнику первую роль. И он сказал:
— Вот глянем, как ты обучен. Командуй.
Генка удивленно уставился на него. Михаил глаз не отвел.
— Уг-гу… — Генка понял. В голосе его что-то хрипнуло, он покашлял. Потом ухватил скобу над дверью, выдернул из щитка ключ зажигания и легко прыгнул на затянутую ягелем щебенку:
— Пошли.
* * *
За вторым увалом они услышали постукивание и увидели трактор. Двигатель колотил на малых оборотах, в кабине никто не сидел. Михаил остановился у дверцы, а Генка пошел вокруг и сказал оттуда, где крепится бак с горючим:
— Рыба. Смотри-ка — целый мешок.
Михаил открыл дверцу. В лицо вытек клуб горячего, сырого, пропитанного машинным и сивушным маслами воздуха. Водитель лежал на сиденье. Под щекой шапка. Конопатую, цвета старой меди лысину обрамляет легкий седоватый пушок. Тоже из небесного сословия? — усмехнулся Михаил… «По образу и подобию»… Спит. Михаил потряс его за плечо. Человек медленно вывернул голову, и с помятой физиономии глянули мутные глаза. Увидев незнакомца, человек приподнялся на руках, сел.
— Инспекция рыбнадзора, — сказал Михаил стандартную фразу. Разве мог он помыслить, что чуть не предъявил сию «визитную карточку» в последний раз.
Парень задергал бессмысленно руками, выключил двигатель трактора, двинул ногой какие-то железяки, потряс головой и наконец уставился на Михаила уже осмысленным взглядом. Веки зло сузились, похмельная опухоль как-то стекла с лица, оно вытянулось и отвердело.
— А-а-а, Комар… Все зудишь по тундре, не боишься… — он опустил правую руку куда-то за ноги, к полу.
В секундной тишине Михаил услышал шаги Генки с той стороны трактора, увидел, как вертанулась на второй дверце ручка и она стала открываться, но в ту же секунду водитель из-за коленей выдернул ружье и заорал высоким пронзительным голосом:
— Жри-и-и, сука!
В лицо Михаилу пыхнул серый дым, он ощутил удар в грудь и успел услышать еще один, непонятный, шипящий звук:
— Ш-ш-шшфф-фух!
Мир крутанулся, и, когда Михаил стал падать, он погас. Звуки и свет — все пропало в черной тишине, вязкой и блестящей, как растопленный гудрон. Но постепенно из этого черного блеска вылился новый свет, и Михаилу открылся странный завораживающий мир. Неба не было, земли тоже. Во все стороны громоздились горы, по ним прыгал ручей и моляще распевал призрачным тонким голосом:
— Вста-вай! Вста-вай!
Воды ручья опоясывали скалы и утесы, текли вверх на стеклянные вершины и оттуда вновь прыгали вниз и все пели и пели только одно слово, но оно с каждым кругом грубело, а голос становился как будто знакомым. И когда Михаил окончательно узнал этот голос, он открыл глаза.
Генка увидел, как шевельнулись его веки, с коленей упал на спину и долго выдыхал словно закаменевший в груди воздух.
Михаил тоже вздохнул, ощутил боль в груди и поднял руку.
— Не щупай, — сказал Генка. — Нет там дырки. — Он сел и катнул на ладони перед лицом Михаила свинцовый кругляш: — Вот, подобрал на память. Заряд самодельный, патрону сто лет да три дня в стволе, в сырой кабине, жара… Давай, помогу встать. Шок у тебя был от удара.
Михаил поднялся. Ноги держат. Пощупал грудь. Болит. Тут вот, слева от второй пуговицы, на ватнике. Спасибо, телогреечка, российская одежка, сработала за панцирь. А запах-то! Протухшая кислятина. Порох так пахнет старый, отсыревший, когда не сгорит, а истлеет… Да-а… Неожиданно многовато стрельбы с этим затянутым делом. И впереди еще… Порох, порох… — Слух поймал мелодичный звон ручья. — и тебе, водичка, спасибо, вовремя ты его подмочила. Должник я твой.
Михаил посмотрел вокруг и у трактора на полушубке увидел связанного «козлом» — руки сзади притянуты к ногам — стрелявшего в него парня. Во рту кляп, конец капронового линя намотан на фаркоп.
— Точильщик, — сказал Генка.
— Не слишком ты его? — Михаил подошел и выдернул кляп.
