Дагния вынесла и разложила на солнце еще кое-что из одежды покойного хозяина, потом взяла таз, тряпку и полезла на чердак отмывать сундук. Тетя разыскала в клети спасенный от внука обрезок доски, чтоб заложить им выгрызенную крысами дыру на дне сундука.
Когда он был приведен в порядок и вновь наполнен доверху, Мирта, замыкая его, наказала:
— Эти карточки со мной в гроб положи. Чтоб не валялись где попадя. Ключ найдешь вот тут, м-м-хм-хм-м… — Старуха продела ключ в кольцо, которое под фартуком было приколото булавкой к поясу юбки.
После обеда тетя велела «запрячь» Серку, чтобы в честь праздника отвезти на могилу Яна венок из дубовых листьев. Утром они с Дагнией сплели его и положили в погреб, чтоб не завял.
Позеленевшую медную маковку церкви можно было разглядеть уже издалека. Тетя еще помнила времена, когда и вея церковь на горушке была видна; сейчас совсем заросла деревьями; если б не маковка под облака, и узнать бы нельзя было. Старушка утверждала, что крыльцо этой церкви стоит на одной высоте с петухом собора святого Петра в Риге. А колокол — его звон в тихую погоду на семь верст слыхать. Жаль, вздыхала Мирта, до нашего хутора не долетает. Правда, сейчас и службы-то бывают на рождество да на пасху, в утешение себе добавила она, так и ближние не слышат его, звон-то.
— Езжай потише, — предупредила тетя Мартыня у подножия кладбищенского холма. — Тут дорога завсегда дождем размыта. Помню, как-то на спуске мой Ян ненароком возьми да ослабь вожжи. А у Серки был каприз: не держать с горки. Как понесла, нас из телеги и повыкидало. Гедерту, сыночку, два годка ему тогда было, ручонку вышибло.
— Как вышибло? — встревожилась Дагния.
— А так! Пришлось ехать к старой Земитиене, чтоб вправила.
— Вывих, что ли?
— А то что ж?
Осторожно ведя машину в гору, Мартынь вполуха слушал болтовню тети, — нашла что сравнивать! Автомобиль — не кобыла, при хорошем шофере у него капризов не бывает. Разве что по старости…
Остановив машину у кладбищенского вала, Тутер помог тете выбраться. Они направились в дальний угол кладбища. Мирта шла медленно, Мартыня это раздражало. Дагния мимоходом читала надписи на памятниках, даты рождения и смерти, сравнивала возраст мужа и жены, высчитывала, сколько лет жене пришлось вдовствовать, гадала, отчего умерли дети.
— Когда убили моего Майгона, — Мирта судорожно вздохнула, — дьячок боялся место на кладбище давать. Насилу уговорила… в углу похоронили.
Сук старого, кряжистого дуба упирался в полированный обелиск из черного мрамора, на котором золотыми буквами было выгравировано: «Родовая могила хозяев хутора Леясблусас».
Мирта устало опустилась на скамейку, та покачнулась, но устояла. Мартынь протянул руку, чтобы поддержать тетю, однако, если бы скамейка рухнула, он не успел бы уберечь старуху от падения.
— Какой богатый памятник, — не без удивления заметила Дагния.
— За бесценок достался. Как-то после гибели Майгона уж было, но еще при немцах, прямо тут, у могилы, подходит человек и спрашивает, не нужен ли камень. Ну как же не нужен! Потом узнали: с еврейского кладбища тот камень, отдали мы за него не то свинью, не то ведерко масла, не то все сразу, уж не помню теперь.
— Зарастает могила, зарастает и память, — припомнил Мартынь подходящее изречение.
— Ничего не зарастает, — возразила тетя. — Я двадцать рублей в лето плачу, чтоб убирали. Ты погляди, граблями расчищено! Да… Ян поначалу не хотел камень, мол, на чужой могиле стоял. А я говорю, ты не возьмешь, другой возьмет. Старые имена вытравим, новые впишем, а камень, он камень и есть. Неужто мой Майгонис должен лежать, как собака под забором, без памятного знака? Затем ли на свет его народила, воспитывала?..
Мирта опять начала всхлипывать.
Если у жены постоянно глаза на мокром месте, да она целыми днями мелет в таком духе, тут не то что каменную плиту купишь — на стенку полезешь, подумал Мартынь.
Дагния не умела успокоить старую женщину. Но и смотреть на нее было невмоготу. Она поискала, не припрятаны ли за памятником банки для цветов. Банки, слава богу, нашлись.
— Где тут вода?
— Пойдем, я покажу, — с готовностью предложил Мартынь.
Они вышли на широкую тропу, потом свернули на узенькую тропинку, которая, попетляв между могил, терялась в кустарнике. Дагния удивилась, что колодец вырыт так далеко. В зарослях черемухи она увидела ржавый чугунный крест.
— Смотри! Крест.
— Ну и что? Это ведь старое кладбище.
— Постой!
Дагния раздвинула кусты, ногтем слегка расчистила ржавчину. «Лизе Пелтс 1798–1875», — прочла она.
— Ты знаешь в округе кого-нибудь с такой фамилией?
— Нет. Спроси у тети.
Дагнии стало не по себе. Сумрачный кустарник нагонял жуть, особенно при мысли, что каждая пядь земли здесь — чья-то могила.
— Столетнее захоронение!
— Ничего особенного. Тут и старше есть, походи по новому кладбищу около часовни — увидишь. Когда там места не станет, опять здесь будут копать, пока центральная часть зарастет.
— Ты подумай, кладбище будто многоэтажный дом: ведь они лежат один над другим.
— Или наоборот: многоэтажный дом как кладбище, — усмехнулся Мартынь.
— Послушай, успокой ты как-нибудь нашу Помиранцию.
— Как ты сказала — Помиранцию?
— Ну да! Только и слышишь, помирать собирается.
— Помиранция… Надо же! — Мартынь покачал головой, и Дагния не поняла, смеется он или осуждает.
К счастью, когда они вернулись, тетя уже успокоилась. Нагнувшись, она пропалывала на могиле травку.
Дагния поправила в банках пионы. Через пару дней они, конечно, осыплются, но сейчас выглядели живописно, а дубовый венок прикрыл скромный дерн.
— Там, в кустах, на могиле Пликенов, я прячу грабельки, — подсказала тетя.
Дагния навела на желтом песке рисунок елочкой. Вот и все, что живые могли сделать для умерших.
— Ну, спите, спите, родные мои, прибрали мы у вас, — Мирта со вздохом поднялась.
— Эту скамью надо бы выбросить. — Мартынь потрогал спинку. Скамья со скрипом зашаталась. — Однажды как сядешь, так и свалишься.
— Пусть стоит. Теперь уж недолго в ней нужда будет. После меня никто тут сидеть не станет. Хорошо все-таки, что камень есть, хоть сверху никого не положат. Она пропахала через разрисованную елочкой площадку, приложила ладонь к прохладному камню, словно ко лбу близкого, прошептала:
— Ну, ждите. Ждите, скоро уж.
Дагния закусила губу с досады: опять придется граблями ровнять.
— Пойдем, почитаем стишки, — пожелала тетя. — Сейчас хорошие стишки на камнях пишут, раньше не принято было. Да и боялись мы. У сыночка даже имя не указали.
Потом, что-то вспомнив, взглянула на Мартыня.
— Мы тогда большую площадь закупили, думали, у старшего семья будет, так с годами пригодится. Ан нету… А чужого за так впускать тоже не хочется…
— Ну и не пускайте, — Мартынь пожал плечами. И подумал про себя: еще удивительно, как это до сих пор никого не положили. Вообще-то понятно, на сельских кладбищах с местами посвободнее, чем на рижских. Зато уж после тетиной смерти соседи отыщутся в два счета. Место красивое, под дубом, куда лучше, чем в кустах.
Мирта собралась уходить. То ли не понял племянник ее намека, то ли не хотел понять, ну да бог с ним… Недалеко от тропы она увидела новый памятник.
— Это чей же такой?
— «Миерини», — прочла Дагния. — Петер умер в прошлом году, а Лиене, наверное, жива еще.
— Жива, жива! Значит, поставили Петеру памятник! Дочки небось. Они у него ученые. Одна врач, а из младшей ничего путного не вышло — в газеты будто пишет.
— Журналистка?
— Вот-вот, кажись, так. Не простоват ли камень-то? Будто из болота вытащили да сюда поставили. Ни полировки стоящей, ни вида солидного.
— Сейчас так принято: не нарушать естественности формы и фактуры.
— Чего? — не поняла Мирта, но ответа дожидаться не стала. — Прочти стишок.
— А тут нет.
— Вот тебе раз! Камень большой поставили, а на стишок поскупились.
— Все эти стишки звучат довольно… банально.
— Чем говорить, пойдем сходим на могилу Капаркамбаров. Ты увидишь.
Мирта заковыляла по тропинке, Дагния неохотно потащилась вслед, Мартынь остался ждать на тропе.
— Вот прочти-ка, как там сказано, не помню уж!
Память, как родник, напоит,
Будет утро или ночь.
Светлый образ в сердце нашем
Не прогонит время прочь.
— «Светлый образ в сердце нашем…» — с чувством повторила Мирта. — Хорошо ведь.
Дагния не стала спорить. Что старому человеку докажешь?
Тетя пошла дальше.
— Тут где-то должна быть могила Висвалда Лейтана. Прошлым летом на тракторе расшибся.
— Молодой?
— Молодой, в твоих годах. Жена осталась с тремя ребятишками.
