А шкуры, ох какой умелой руки требуют они! Чуть не так и, уже мех может пойти не первым сортом. Только на сортности иные теряют сотни и сотни. Хорош старик. Чудо-старик...
«Нынче пошли люди, — неспешно думал старик, — к жизни совсем не приспособленные. Парню восемнадцатый год, а он еще и тайги не видел. В его возрасте я четырех человек кормил. Обеих жен и двух мальчиков. Старшего брата черная смерть забрала...» — Старик вовсе не был настроен на воспоминания. Но разве воспоминания приходят и уходят по велению?..
«Осталась жена брата Халкук с двумя малышами. Ее, по обычаю, я и забрал к себе. Зачем бы я ее другому человеку отдал! Халкук сдружилась очень с моей женой Ангук. Они никогда не ссорились. Во всех домашних делах помогали друг другу. Хорошие жены. Дружно жили. Очень жалел, когда умерла маленькая Ангук. Умерла, когда хотела подарить сына... Мои сыновья на фронт ушли. Хорошие были парни. Зачем обоих взяли? Хоть бы одного оставили... Они добычливыми ловцами были. Оба не вернулись...
А теперь что? Стрелять-то по зверю не каждый умеет. Тяжело, ох тяжело будет Пларгуну. И что такое с его собакой случилось? Почему она уйхлад стала? Да разве узнаешь почему? Может, хозяин чем-то нагрешил, а может, сам пес пошел против закона тайги, или его к себе злой дух зовет. Хороший пес. Но что поделаешь? Воля не наша...»
— Кровь нужна, жертва нужна, — сказал Нехан.
Они подходили к стану. Старик ускорил шаги. Тревога передалась и Нехану. Внезапно тайга кончилась, они вышли на поляну. Где же полог? На месте полога — пустота. Стоит одинокая потухшая печь, а на ней обгорелая кастрюля...
— Полог сгорел, — спокойно сказал Нехан, рассматривая обрывки брезента.
— У нас второго нет, — озадаченно сказал старик. — Да где же Пларгун?.. — Нехан снял крышку, заглянул в кастрюлю и — весь побелел. В следующее мгновение лицо его налилось кровью.
— Что наделал! Что наделал! — в гневе прошептал Нехан. — Три желчи сжег! Ограбил меня, подлец!
Лучка слышал от людей, что медвежью желчь ценят дороже золота.
— Сопляк! Молокосос! Тайги захотелось?! Соболя захотелось?! Я тебе покажу соболя! Я тебе покажу тайгу!..
***
...Молокосос — вот ты кто. А еще тайги захотел. Настоящей тайги. С оленями, соболями, медведями. С зимовкой в избушке среди дикой тайги... Молокосос! Ты же боишься тайги! Для тебя тайга — враг. Потому что ты ее не знаешь. Ты боишься тайги. Да, да, боишься! Хотел за жестокостью спрятать свое малодушие. Живодер — вот ты кто!
— А-а-а... Голова... О, как она гудит. А череп цел? Хоть бы череп был цел. А там как-нибудь выживем. Куда я иду? Правильно ли иду? Где Кенграй? А-а, вот он! Впереди. Он идет уверенно. Верно ведет, правильно.
***
...Мирл нервничал. Ругань вызывала в нем желание пустить в ход надежные свои клыки. И, как только он почуял в лесу движение, вскочил и, еще не зная, кто там, понесся к кустам, низко, по-медвежьи, опустив голову. Навстречу выскочил Кенграй. Но перестраиваться было уже поздно. Да и Кенграй понял намерение Мирла. А Кенграй, опытный боец, участвовавший во многих смертельных собачьих поединках, привык сам нападать. Он помчался аллюром.
Мирл, словно раздумывая, несколько сдержал прыть. Кенграй принял это за неуверенность. Инстинкт подсказывал: наступил момент вцепиться в горло. Мирл отлично знал: стоит чуть повернуться боком, мощный удар сшибет его с ног. И он грудью встретил Кенграя. Псы сшиблись, вздыбились. Совсем как люди, обхватили друг друга сильными лапами и наносили удары клыками.
Пларгун выбежал на яростный, захлебывающийся рык. У нивхских каюров и охотников существует своеобразный этикет: когда люто дерутся псы разных хозяев, подоспевший хозяин сильно избивает свою собаку, деликатно отстраняя чужого пса. Озверевших собак можно растащить только с помощью палки.
Пларгун прикладом отбросил Кенграя. Не успел Кенграй прийти в себя от ошеломившего его удара, как Мирл повис на его загривке. Теперь нужно было убрать Мирла, и юноша ударил его по плечу. По спине нельзя: можно повредить позвоночник. Юноше с трудом удалось разнять разъяренных псов.
— Болван! — вскочил Нехан, когда Пларгун подошел к костру. — Ты что, первый день на свете живешь: не знаешь, что ружьем бить собак нельзя!
И, поймав на себе удивленный взгляд юноши, пробурчал:
— Для тебя же стараюсь. — И посмотрел на старика.
— Грех, сын, собаку ружьем наказывать, — сказал старик. — Грех. Звери и птицы откажутся подставлять этому ружью удобное место.
Пларгун молча подсел к низкому столику — пыршу и стал закусывать остывшим мясом и юколой.
— Собрались сниматься? — спросил он, не глядя ни на кого.
— Почему ты решил, что мы собрались сниматься? — вопросом ответил старик.
— Полог-то зачем сняли?
— Сам сжег и еще спрашивает, — сдерживая злобу, сказал Нехан.
Пларгун недоуменно взглянул на то место, где стоял полог, и увидел обгорелые лоскуты брезента, остывшую печь и черную от сажи кастрюлю. Без слов было понятно, что полог сгорел от искры.
Пларгун закусил губу. Искра могла упасть и на жилую палатку. А там — зимняя одежда, спальные мешки, охотничье снаряжение... От тяжести вины стало невмоготу. Пларгун громадным усилием подавил вырывающееся рыданье.
Смотреть в глаза старшим было невыносимо, он уставился застывшим взглядом на противоположный берег реки.
Его о чем-то спрашивали. Голоса доносились откуда-то издалека, приглушенные, невнятные, как из-под земли. Пларгун ничего не понимал.
Он очнулся, когда к его плечам прикоснулись руки старика.
— Спрашиваю тебя: что случилось с головой?
Пларгун непонимающе взглянул на старика.
— Что с головой случилось, спрашиваю.
Только теперь Пларгун почувствовал, как болит голова...
Старик легонько прикоснулся к голове, снял повязку, внимательно осмотрел ушибленное место.
Большая ссадина. Может, серьезно. Волосы остричь надо, рану йодом облить надо. Повязку хорошую сделать надо. У нас же есть походная аптечка.
Подошел Нехан. Участливо поцокал.
— Да-а, серьезное это дело.
Пока старик накладывал повязку, Нехан молча смотрел на потухший костер и о чем-то думал.
Йод мучительно жег. В голове стучало. Слезы выступили на глазах.
— У него очень серьезная рана, — сказал Нехан так, будто Пларгуна здесь не было.
— Она скоро затянется, — предположил Лучка.
— Я считаю, что Пларгуна нужно везти в больницу, — ни на кого не глядя, продолжал Нехан.
— Как его повезешь отсюда? На чем?
Пларгуну хотелось заснуть, положить голову на что-нибудь мягкое, теплое. Разговор старших совсем не интересовал его, будто говорили не о нем. И смысл разговора не доходил до сознания.
— Километрах в сорока отсюда есть стойбище рода Так-квонгун — таежных охотников. Там помогут. Где на лодках, где пешком. Нашему другу надо в больницу.
— А дойдет ли пешком? — усомнился старик. — Ведь это далеко. Нужно идти через перевал.
Не найдя решения, Лучка отрешенно попыхивал трубкой.
И тут старшие увидели, как юноша медленно обернулся к ним. Лицо его, до этого безразличное ко всему, стало осмысленным.
— Что вы говорите?..
Старшие молчали. Нехан глянул на Лучку, как бы прося поддержки.
— Слушай, нгафкка, — сказал он. — Мы еще не знаем, к чему приведет твоя ссадина. Может случиться осложнение. И мы со стариком ничего лучшего не нашли, как отправить тебя в поселок. Тебе необходимо в больницу, к врачам.
Пларгун молчал. В тоне Нехана — явно подчеркнутое участие. А может быть, это только казалось?.. Спокойно и уважительно, как подобает говорить со старшими, Пларгун ответил:
— Я очень огорчен, что своим нелепым поступком причинил вам столько хлопот. Но вряд ли вы будете спокойны, если в таком состоянии я пойду через тайгу в сопки. Череп, к счастью, не поврежден. Ссадина залита йодом. А йод — сильное лекарство. Давайте подождем немного. Если будет хуже, я приму ваше мудрое предложение.
Пларгун сам удивился себе. Как это он сумел сказать все так хорошо и складно?
Нехан нетерпеливо повел плечами и сказал мягко:
— Нгафкка, ждать никак нельзя. Я же сказал, может быть осложнение. Тогда врачам будет трудно. Ведь повреждена голова, а не что иное! — Нехан многозначительно постукал пальцами по виску.
Мудрость юноши только проклюнулась мокрым птенчиком и умерла тут же под строгим взглядом Нехана. И ничего он не нашел лучшего, как сказать:
— Все-таки надо подождать. Я думаю, все будет хорошо...
— Я старший здесь! Я начальник! — закричал вдруг Нехан. — И отвечаю за всех! Я требую не возражать мне.
Старик пристально, с прищуром, взглянул на разошедшегося Нехана.
— На пострадавшего человека грех кричать, нгафкка...
***
Прошло еще два дня. Ссадина затягивалась. Голова прояснилась, освободившись от тупой и нудной боли. Никто не возвращался к разговору об уходе Пларгуна в поселок.
