— Тебе никто не помешал? — заметив ее волнение, спросил Сергей.
— Нет, — неопределенно протянула девушка и, улыбнувшись, спросила: — Ноги не болят после вчерашней пляски?
— Хоть сейчас готов плясать, — весело ответил юноша и взял Устинью под руку. — Походим немножко? — Свернув с моста, они направились в один из переулков.
Над дальним бором выплывала бледная луна. На узкую улочку легли сумрачные тени. Выбрав одну из скамеек у ворот небольшого дома, Сергей с Устиньей опустились на нее. Девушка смотрела на звезды, которые то исчезали на небе, то появлялись вновь. На душе было легко и отрадно. В переулке послышался скрип снега, шаги. Устинья поправила платок и отодвинулась от Сергея.
Прошел какой-то парень и, пристально посмотрев в лицо девушки, неожиданно повернул обратно.
— Пора домой, — беспокойно сказала Устинья и поднялась.
— Кто это? — спросил Сергей.
— Наш горянский, Федотко, дружок Осипа.
— А кто такой Осип?
Устинья замялась.
— Парень один… мой ухажер, — улыбнулась она через силу.
— Ну, а ты?
— Не по душе он мне, — глаза Устиньи встретились со взглядом Сергея; Фирсов неожиданно обнял ее.
— Люб я тебе или нет?
— Не спрашивай, — тихо ответила девушка. — Хорошо мне с тобой. Так бы и просидела до утра. Вот только боюсь, как бы тебя не встретили кольями наши горянские ребята. Пойдем лучше стороной.
До дома Устиньи прошли задними улицами.
— Погоди маленько, — девушка скрылась на минуту во дворе и вынесла пятифунтовую гирьку на ремешке.
— Вот тебе оборона, тятин кистень. А то, может, переночуешь у нас в малухе?
Сергей отрицательно покачал головой.
— Нет, пойду. А гирьку возьму на всякий случай, может, пригодится, — и, помолчав, спросил тихо: — Где встретимся?
— Приходи на неделе. У нас девушки будут прясть, брату я скажу… да, пожалуй, он придет за тобой. Бойся Федотки, он, наверно, уже сказал Осипу, и ждут где-нибудь.
Сергей сделал попытку поцеловать Устинью, но та ловко вывернулась и закрыла калитку на крючок.
— Спокойной ночи.
Пимокаты и горшечники ложились спать рано, берегли керосин. Прислушиваясь к тявканью собак, Сергей прошел уже половину улицы. За углом крайней избы заметил двух человек, притаившихся за штабелем бревен, лежавших на берегу реки. Сергей почувствовал прилив сил, буйную радость предстоящей драки и смело шагнул к штабелям.
— Здравствуйте вам, разрешите прикурить, — услышал он насмешливый голос. Коренастый Федотко загородил дорогу, За ним стоял второй парень, лицо которого Сергей не мог рассмотреть. «Наверно, тот и есть Осип», — промелькнуло в голове.
— А ты ослеп, что ли, видишь, не курю. Если надо, прикуривай у приятеля. Отойди с дороги, — сказал он решительно.
— Ох, как вы меня напугали, шибко я боюсь!
— Хватит тебе с ним толковать, дай ему по загривку!
Сергей прикинул расстояние: от штабеля до насыпи — шагов пять. «Если ударить Федотку, можно будет проскочить». Недолго раздумывая, выхватил из кармана гирьку. Перепрыгнув через упавшего парня, метнулся к насыпи, но почувствовал сильную боль в ногах и скатился вниз.
Очнулся он глубокой ночью. Хотел подняться, но ноги слушались плохо. Пополз на насыпь. Вот и мост. Опираясь на перила, с трудом перебрался на ту сторону и побрел к своему дому.
На стук вышел Прокопий. Увидев едва стоявшего на ногах молодого хозяина, помог добраться до комнаты. Встревоженный Никита погнал работника за врачом.
— Кто тебя исхлестал? — сидя у кровати, допытывался он.
В соседней комнате горячо молилась Василиса Терентьевна:
— Пособи, пресвятая владычица, не оставь своей милостью раба твоего…
…За время болезни Сергей похудел, осунулся. Подолгу сидел у окна. Дышал на обледенелые окна в надежде увидеть Устинью. Однажды показалось, что она стоит на противоположной стороне улицы. Но мороз затянул стекло узором, и фигура девушки расплылась. Сергей торопливо соскреб лед, но улица уже была пустынна.
На первой неделе великого поста заехала Дарья Видинеева, женщина лет тридцати, с красивым, мягким лицом, серыми спокойными глазами, глядевшими из-под густых черных бровей. Толстые косы, лежавшие короной, как бы подчеркивали важность ее осанки.
Никита Захарович не знал, куда и усадить дорогую гостью. Дарья Петровна заехала будто по делу, но хитрый Никита понял настоящую причину ее визита.
Сергей по обыкновению был с ней сдержан. За чаем Дарья Петровна украдкой поглядывала на его побледневшее лицо. Было заметно, как дрожали ее руки в поисках носового платка.
Ее муж, богатый скотопромышленник и землевладелец, утонул весной при переправе скота через Тобол. Никита Захарович помогал ей в хозяйственных делах. Как-то, поймав пристальный взгляд вдовы на Сергее, повел себя по-иному.
Сейчас, сидя за столом, он всячески старался угодить гостье, нажимая порой на мягкий полусапожок супруги, показывая глазами то на варенье, то на пироги.
— Жду вас на поминки во вторник, — поднимаясь из-за стола, проговорила Дарья Петровна. — Скоро год как скончался муж. Приезжайте всей семьей. — Простившись со стариками и Агнией, она протянула руку Сергею. Юноша, скрывая смущение, шумно отодвинул стул.
На обеде у Дарьи Петровны гостей было мало. Утром прикатил на рысаке местный исправник, старый холостяк Пафнутий Никанорович Захваткин. Был он по обыкновению навеселе и, выпив несколько рюмок малиновки, окончательно раскис.
— Рано, рано умер Василий Николаевич, — он поднес надушенный платок к покрасневшим глазам и, с трудом ворочая языком, продолжал: — Мужчина, скажу вам, — орел.
Вскоре исправник задремал.
Дарья Петровна сделала слуге знак, и тот, обхватив грузное тело Захваткина, вынес к подъезду, уложил в санки и махнул рукой кучеру.
Пришел соборный протоиерей.
Наконец, не спеша вошли Никита Захарович с женой.
— А где же Сережа? — глаза хозяйки беспокойно забегали по лицу Никиты.
— Задержался. Скоро придет, — тихо ответил он и занял стул.
Василиса Терентьевна поправляла кашемировое платье с воланами, а пока хозяйка занималась гостями, успела осмотреть гостиную. Бархат, ковры, трюмо с множеством безделушек из кости и ореха, мягкая плюшевая мебель, горки серебра и посуды в старинном буфете, украшенном инкрустациями, — все говорило о богатстве дома. Дарья Петровна по случаю поминок мужа оделась в черное платье из тяжелого шелка, которое выгодно оттеняло белизну ее лица и шеи.
Сергей пришел, когда уже закончился молебен и гости усаживались за стол. Глухонемой слуга Стафей, одетый в сатиновую рубаху и плисовые шаровары, стоял за спиной хозяйки. Улавливая ее незаметные для гостей знаки, он выносил из кухни разные блюда. Мясного по случаю поста не полагалось. Никита Захарович по просьбе хозяйки угощал мужчин наливками, которых у Дарьи Петровны было в изобилии, сам пил мало.
Провожая гостей по домам, Дарья Петровна шепнула Сергею:
— Останься.
Молодой Фирсов молча кивнул. Когда закрылась за стариками дверь, Дарья быстро подошла к нему и, заглянув в лицо, спросила:
— Почему такой пасмурный? Не доволен, что остался?
Юноша повернулся к хозяйке и, взяв ее за руки, притянул к себе.
— Дарья Петровна, не хочу тебя обманывать, другая у меня на уме.
— Кто, скажи, кто? — губы женщины задрожали.
— Устинья Батурина, дочь ямщика, — тихо сказал Сергей.
Взгляд Дарьи стал холодным.
— Ты ее любишь?
— Не знаю, — с трудом произнес Сергей и, точно стряхивая с себя тяжесть, сказал окрепшим голосом: — Выпьем, Дарья Петровна, раз справлять поминки, так лучше по обоим.
— По ком еще? — Глаза Видинеевой настороженно прищурились.
— По Устинье, — ответил решительно Сергей, подойдя к столу, наполнил стакан вином и залпом выпил.
— Вот это дело, — повеселела Видинеева.
Доставая икру, она прикоснулась грудью к плечу Сергея. Им овладело непонятное, одурманивающее чувство. Быстро отодвинув стакан, он порывисто поднялся, с незнакомой ему ранее силой грубо обнял Дарью и жадно припал к разгоряченным губам.
…Проснулся он, когда уже было светло. На широкой кровати красного дерева под балдахином, разметав по подушке пышные косы, спала Дарья. На ковре, катая клубок ниток, играл кот. Приподнявшись на локте, юноша долго смотрел на разрумянившееся лицо Дарьи. Боясь потревожить ее сон, тихо оделся и вышел во двор. Здесь его встретил глухонемой Стафей и, восторженно промычав, показал сначала на блестевший купол церкви, потом на дом хозяйки, истово перекрестился, отбросил метлу и, схватив юношу, закружил его с мычанием вокруг себя.
…Вернувшись из гостей, Никита Захарович долго бродил из угла в угол в своей комнате.
