— Жены нет, — сухо сказал он, не здороваясь. «Подать руку? — этого только не хватало». Он чувствовал к ней отвращение.
— Так, может, я подожду? — сказала она и, не ожидая приглашения, как-то боком присела на стул, неловко поставив носками внутрь поношенные лакированные туфельки.
— Давно я вас не видела, Алексей Михайлович, — начала она, кокетливым движением спуская с плеч шаль.
Алексей искоса поглядел на нее. Нос ее покраснел от холода, и одна щека была нарумянена сильней, чем другая. Она показалась ему отталкивающей.
— Работаю с утра до ночи, — буркнул он, обдумывая, за что бы приняться, чтобы дать ей понять, что он занят и что ей следует уйти.
Но Тамара не обратила внимания на его нелюбезный тон.
— Да, я знаю, читала в газете — электростанция.
— Ах, вы и газеты читаете? — спросил он насмешливо.
Она обиделась.
— Что ж вы воображаете? Почему мне не читать? Разумеется, читаю… Впрочем, не всегда, — трудно получить. Мне Фекла Андреевна иногда дает.
— Вот как!
— Ага…
«Знает или не знает?» — думал Алексей, внимательно глядя на нее. Она выглядела старше, чем когда он был у нее. Плохо окрашенные, посекшиеся от постоянных завивок волосы у корней темнели, концы вылиняли. Губы были густо накрашены вульгарной, яркой помадой. Знает или не знает? Газеты она иногда читает, как сама сказала. Пожалуй, знает… От носа вниз, к уголкам губ, легкие, но уже заметные морщины. Неуверенно блуждающие глаза. Странно, что тогда, ночью, она почти понравилась ему. В ней есть что-то вульгарное, чего он тогда не заметил. Знает или не знает? Пожалуй, знает…
— Вы все работаете в своей артели?
— Да… Очень много работы. Я хотела бы перейти, — может, нашлось бы что-нибудь получше.
— А что вы можете делать?
— Что я могу? Вот одна моя подруга — она тоже у нас работала — теперь поступила секретарем. Очень неплохо живет, да и не так скучно, как у нас. Только вот знакомств у меня никаких.
— В самом деле? А эти знакомые с фронта?
— Какие знакомые? — удивилась она. — Ах, правда, я вам тогда говорила. Да что ж, это не такие знакомства. Еще посылку прислать или забежать, когда приедет… Но в таком деле они помочь не могут. Тут нужны знакомства с местными людьми, чтобы они подсказали, где надо подтолкнули. Я за это время даже уезжала: мне говорили, что есть одно подходящее место, но я опоздала, уже занято. Хотя не знаю, может, лучше остаться. Или уехать, — сама не знаю.
Она оперлась подбородком о сложенные на столе руки и говорила, словно сама с собой, устремив взгляд в пространство и не обращая внимания на Алексея.
— Хотя в конце концов все равно… Здесь ли, в другом месте: чему быть, того не миновать.
— Чему это быть?
— Я же вам говорила, Алексей Михайлович, — шепнула она и пугливо оглянулась на дверь, — тогда вечером, когда вы заходили… Только вы уж, наверно, не помните.
— Нет, помню, — глухо ответил Алексей. «Ничего она, видимо, не знает». — И вы все еще боитесь по-прежнему.
Она вздрогнула.
— Нет, нет, еще больше… Я уж сама не знаю, что делать. Иногда мне кажется, что с ума сойду. От этого можно сойти с ума, правда? Всю ночь не сплю, ни минуты, только когда рассветает, а потом на работу, днем выспаться некогда. Я уже так ослабла, что сама не знаю. И в поликлинику ходила… Нервы, говорят… Сама знаю, что нервы. Посоветовали отдохнуть, а как же отдохнуть? Весь день только об одном и думаю — что вот ночь придет. Сижу при свечке и жду, и жду…
Алексей встал и прошелся по комнате. Она повела за ним глазами, не подымая головы, на которой при свете лампы явственно виднелись черные корни крашеных волос.
— Так вы все-таки не читаете газет, Тамара Степановна.
— Газет? — удивилась она. — А при чем тут газеты?
— Ваш муж — Петька?.. Петр Обод?..
Она поднялась, смертельно побледнев.
— Мой муж?
— Да. А вы — Тамара Обод, ведь так?
— А вы откуда знаете?
— Так вот… Именно этот Петька был одним из главарей банды «черная змея», понимаете?
Она открыла рот и широко раскрытыми, безумными глазами уставилась на Алексея.
— Петька?
— Ну да, Петька… Вы знаете, что их арестовали?
— Кого?
— Его и еще нескольких.
Тамара встала и так вцепилась в край стола, что пальцы побелели.
— Петю?
— Да.
— Когда?
Его удивило звучание ее голоса. Голос был тихий, но в нем дрожал крик, готовый в любой момент сорваться с губ, от которых отхлынула вся кровь. Яркая помада грубым слоем лежала на этих бескровных губах.
— О, уже довольно давно… Месяца два будет…
— И он в тюрьме?
— Нет.
— Бежал?
Алексей подошел ближе. Как бы то ни было, трудно вдруг взять и бухнуть всю правду. Что-то удерживало его.
— Садитесь.
Глаза Тамары расширились, зрачки стали огромными и почти поглотили светлый ободок радужной оболочки. Она напряженно уставилась на него.
— Вы можете спать спокойно, он уже никогда не потревожит вас.
В его голосе звучала злость. Петьки нет, а эта продолжает слоняться по свету и красить губы отвратительной жирной помадой, носить шелковые чулочки да еще мечтает о протекции, чтобы получить место секретаря.
— Не потревожит?
— Ну да…
— Как это?
— Его нет в живых, — сказал Алексей.
— Кого нет в живых?
— Петьки.
Напряженное выражение вдруг исчезло с ее лица. Она села и спокойно сказала:
— Это неправда.
— Как — неправда?
— Я ж знаю. Он жив. И придет. Может — сегодня, может — завтра.
— Каким же образом?
— Я знаю, чувствую. Потому что, если бы было так… Нет, я знаю, он где-то здесь, близко, я чувствую. Днем еще ничего, а ночью чувствую… Если бы его не было, я бы так не боялась.
Дрожь пробежала по спине Алексея. Он вспомнил, что ведь когда она впервые рассказывала ему о своих страхах, она говорила то же: нет, он не погиб, он жив, я чувствую, что он где-то близко. И действительно он был тогда близко: в том же городе, на той же улице он остановил тогда Алексея…
Алексей отогнал эти мысли. Глупости, — ведь теперь совсем другое дело.
— И у ворожеи я была… И Фекла Андреевна гадала… Выпало: брюнет с дурными замыслами — вблизи и несчастье над головой…
Он подошел к полке и порылся в своих бумагах. Непонятно зачем, он сохранил маленькую газетную вырезку, короткую информацию, которая завершала эпопею ужаса, какой-то невероятно давний период его жизни, сейчас казавшейся ему чьей-то чужой жизнью.
— Вот прочтите…
Он положил на стол вырезку. Она читала, медленно, беззвучно шевеля губами, как малограмотная. Еще и еще раз. Водила по строчкам пальцем с запущенным маникюром — кровавый лак облупился на ногтях. Словно прочтение этих нескольких строк о вынесенном и приведенном в исполнение приговоре стоило ей невероятных усилий.
— О ком это? — спросила она громко и сурово.
— Как — о ком? Вы же прочитали…
— Петр Обод… Мало ли Петров Ободов?..
— Возможно. Но это — именно он.
— А вы откуда знаете?
— Я его видел.
Она снова встала.
— Где?
— Там, на суде.
— А откуда вы можете знать?..
— Вы ведь показывали мне фотографию. Нет, вам нечего больше беспокоиться, Тамара. Можете спать спокойно, его уже нет.
Она судорожно сжала в руке вырезку.
— Так это — правда? Я вас прошу, Алексей Михайлович, не лгите… Я вас прошу, скажите мне: это правда? Зачем вы пошли на этот суд?..
— Потому что я его тоже знал, — неохотно признался Алексей.
— Вы? Когда?
— Там… В окружении…
— Вы… с Петькой?..
— Да. Поэтому не может быть никаких сомнений. Кончились ваши страхи.
Только теперь он заметил, как она дрожит. Мелкая дрожь охватывала ее постепенно, начиная с ног, сотрясала мелкими, мучительными судорогами. Зубы застучали. Накинутый на плечи платок упал на землю. Она стиснула пальцы так, что кости хрустнули.
— Что же теперь будет?
Она невидящими, страшными глазами смотрела на Алексея.
Он пожал плечами.
— Что с вами делается? Успокойтесь, все будет хорошо. Вы выздоровеете, поправитесь, будете жить нормально, как все люди, без этого вечного страха.
— Как все люди? Как все люди? Значит, он никогда не придет, — сказала она вдруг сухим, безразличным тоном.
— Никогда, — подтвердил Алексей.
— Так как же я буду жить?
— Как это? — удивился он.
— Значит, он никогда, никогда не придет… Петька… Убили его… убили… убили… За что его убили? — крикнула она так, что Ася шевельнулась в своей кроватке и что-то забормотала сквозь сон.
— Как — за что? Вы же прочли, здесь написано…
— Что написано? Значит, так — можно прийти, взять человека, и его уже никогда больше не будет?..
Ничего не понимая, Алексей налил стакан воды.
— Успокойтесь, Тамара. Выпейте воды.
