— Что там может быть слышно! Хутор стоит все на том же месте. А может быть, ты приедешь к нам и сама посмотришь?
— Если вы меня возьмете с собой.
— В самом деле? Ты хочешь поехать? — Он посмотрел на нее задумчиво. — Видно, родные места тянут к себе. Недаром говорят… — Он оживился. — Как так — возьму ли я тебя? Что ты это говоришь? Ведь я привезу такого дорогого гостя!.. Боюсь только, не замерзнешь ли. Время к ночи.
Калмен еще раз осмотрел сани, проверил, крепки ли веревки, потрогал упряжь, стряхнул рукавом своего черного тулупа снег с мешков и постелил на них немного соломы.
— Ну, залезай, Элька, наверх, но смотри не замерзай. На, надень вот эту бурку.
Элька взобралась на сани. Натянула на полушубок жесткую, сыроватую бурку и уселась на мешках, лицом к лошадям.
Калмен опоясался веревкой, сел впереди, примостившись среди мешков, и перебрал вожжи.
— Садись-ка лучше спиной, а то ветер будет хлестать тебе прямо в лицо.
— Ничего, поборемся и с ветром! — Элька засмеялась.
Калмен взмахнул кнутом, сани заскрипели, сорвались с места и заскользили с горы. Застывшие лошади понеслись рысью, миновали несколько боковых улочек, пересекли замерзшую реку и вышли в степь.
В степи было уже тихо. Снег стал падать реже и скоро совсем прекратился. Калмен рассказывал Эльке обо всем, что случилось на хуторе за то время, что ее не было.
— Как же, я хорошо помню Онуфрия. Его, кажется, прозвали молчуном. Глаза у него всегда были печальными. — Элька задумалась. — И приемную дочку его помню: бойкая, красивая… Да, ужасная история… Кому он мог помешать? И, говоришь, никаких следов?
— Никаких. Приезжали из города несколько раз, разговаривали с людьми… Вот такие дела. — Калмен стряхнул снежинки с бороды. — Ну что мне тебе еще рассказать? О колхозе, наверно, сама знаешь. Могло быть лучше.
— Скажите, только в Бурьяновке не ладится или в других колхозах тоже?
— О других не скажу. Вот в Ковалевске, к примеру, в «Нове життя», все по-другому, а у нас я и сам не знаю, что делается… Тебе придется-таки повозиться…
Он отпустил вожжи, повернулся к Эльке всем корпусом и начал выкладывать ей все, что у него накопилось па душе.
— А почему вы молчали? — спросила Элька. — Где были Коплдунер, Хонця?
— Коплдунер? Он еще молодой, зеленый. Да и укатил от нас месяца два назад.
— Куда же?
— Учиться его послали, на агронома, говорят, в Киев…
Элька порадовалась за Коплдунера, хотя ей было и жалко, что она его не увидит.
— Ну, а Настя?
— Настя тоже.
— Что? Тоже в Киев?
— Нет, она, кажется, в Москву уехала… Да, в Москву. На курсах там учится.
— На каких курсах?
— Вот этого я не знаю… Она уехала с месяц назад, Коплдунер — раньше.
— Вот тебе и на! А я — то думала, что повидаюсь с ней… Так Настя, значит, в Москве? — будто бы с завистью повторила Элька.
Она то и дело перебивала Калмена, вспоминая все новых и новых людей — Хому Траскуна, Шию Кукуя, Антона Слободяна… Очень хотелось узнать ей о Шефтле, где он, что делает, жива ли его мать. Но почему-то не спросила.
— Да, вы мне так ничего и не сказали о Хонце. Он тоже уехал?
— Да нет. Дела у него неважные. — Калмен обернулся к Эльке. — Болеет часто. И сейчас он в больнице. Что-то у него со вторым глазом стряслось. Говорят, какая-то нервная болезнь.
Элька помрачнела.
— Вот беда! Ну, а теперь как с ним?
— Будто получше. Рая к нему ездила недавно вместе с Хомой. — Калмен натянул вожжи. — И все это из-за той истории с амбаром. Точит она его… Н-но! — Калмен почмокал языком и поднял кнут.
— А знаете, дядя Калмен, я уверена, что Хонця ни в чем не виноват.
— Что тут можно сказать? Ключи от амбара были не у меня и не у тебя. Человек он вроде честный. Но… сорок пудов все-таки сгинули.
Сани быстро покатились вниз, скрипя полозьями. Эльке стало жалко Хонцю, и у нее пропала охота продолжать разговор с Зоготом. «Надо будет обязательно зайти к Рае, — может, помощь ей нужна».
Между тем небо вдруг стало темнеть. Калмен встревожился.
— Смотри, что там надвигается из-за горы, — он показал Эльке на почерневшее небо. — Н-но, н-но! Видишь, что делается?
Лошади запрядали ушами, заметались и потом совсем стали, словно почуяв недоброе.
— Н-но, н-но! — Калмен размахивал кнутом. — Вот напасть!
— Сколько еще осталось до Святодуховки? — Элька слегка привстала на санях и наклонилась к Калмену.
— Кто знает… Верст семь-восемь. — Он посмотрел на небо. — В хорошую погоду рукой подать, а в плохую словно она за тридевять земель.
Они проехали еще с полверсты и только успели забраться на вершину холма, как поднялся сильный еетер. Низко нависшее небо совсем почернело. Калмен понукал лошадей, размахивал кнутом, но лошади еле плелись.
Элька несколько раз окликала Калмена, а он ей не отвечал. Наверно, не слышал. Ветер рвал у нее с головы платок, хлестал мокрым снегом прямо в лицо.
Метель все усиливалась, ничего уже нельзя было разглядеть.
Сани вдруг остановились.
Элька потянула Калмена за рукав.
— Что случилось?
— Дорогу замело.
Они еле выбрались из занесенных снегом саней, потоптались в темноте возле лошадей.
— Мы заблудились… — Калмен Зогот дрожал от холода, ветер относил слова куда-то в сторону. — Мы сбились с дороги! — Калмен силился перекричать ветер. — Мы заблудились!
Элька зорко вглядывалась в темноту, не мигнет ли где-нибудь огонек. Но вокруг был такой туман, что даже лошадей с трудом можно было различить.
Холод пробирал до костей. Элька свернула немного в сторону. «Мы же совсем недавно сбились, — думала она. — Дорога где-нибудь поблизости…»
Элька пробиралась через сугробы; ветер валил с ног, огромная бурка давила своей тяжестью. «Главное — не падать духом. — Элька подбадривала себя. — Если мы даже не найдем дороги, ничего страшного. До рассвета осталось не больше десяти — одиннадцати часов. Только бы лошади не замерзли… Мы их распряжем и будем водить вокруг саней».
В памяти вдруг всплыл случай, который произошел у них на хуторе много лет назад, когда она еще была ребенком.
У соседей справляли свадьбу. Пили, гуляли, музыканты играли. Дом ходуном ходил.
После полуночи молодые поехали на санях в Санжаровку, к родителям жениха. По дороге их захватил буран. Лошади сбились с пути. Возница был навеселе и не заметил, что лошади, гонимые ветром, кружат по степи. Сделав круг, они каждый раз возвращались на то же самое место, принимая проложенную ими тропку за объезженный шлях. К утру в санях, на сене, лежали замерзшие трупы молодых и возницы. А лошади все еще волочили сани по объезженному, широкому кругу…
«Почему я вдруг вспомнила об этом? — подумала Элька и, согнувшись, плотнее запахнула на себе бурку. — Неужели не найдем дороги? Неужели Святодуховка осталась где-то в стороне?…» Увидеть бы только огонек, самый слабый, о большем она и не мечтает… Метель усиливалась. Элька еле передвигалась, разбрасывая сапогами снег, чтобы нащупать дорогу. «Здесь где-то должна она быть, — думала Элька. — Ветер дует справа, значит, лошади взяли влево…» Элька повернула немного правее и, наткнувшись на столб, свалилась в сугроб. Это была Святодуховская дорога…
Элька выкарабкалась из сугроба и кликнула Калмена.
В сани Элька больше не садилась. Нагнув голову, она шла навстречу метели, стараясь не терять дорогу.
За ней плелись сани с тяжелой поклажей. Калмен Зогот хриплым голосом понукал лошадей и все упрекал себя:
«Черт меня дернул ехать… Что теперь делать? Так недолго и лошадей погубить. Только этого не хватает…
Поди знай, что поднимется такой буран… Света белого не видно…»
Эльке показалось, что Святодуховка уже близко, и она пошла быстрее. Но вскоре у нее перехватило дыхание, и ома повернулась спиной к ветру, чтобы немного передохнуть. Усталая, продрогшая, Элька поджидала сани.
«Куда же девался Калмен?» Девушка встревоженно всматривалась в беснующуюся белую пелену, кричала, аукала. Калмен не отзывался. Элька повернула обратно.
Вокруг в каком-то неистовстве кружила метель, свистела на разные лады.
2
Тройка молодых лошадей неслась дружной рысью. Поезд на Харьков отправлялся из Гуляйполя ночью, и Синяков, выехавший из Успеновки под вечер, рассчитывал, что приедет даже загодя. К тому же небо как будто прояснилось и ветер, бушевавший весь день, утихал. Закутавшись поплотнее в бурку, он подсчитывал, сколько хлеба осталось в степи под снегом, сколько — в плохо обмолоченных скирдах. Подсчитав, в скольких колхозах в ближайшие дни кончится корм для скота, он совсем повеселел. Да, проделана большая работа, в этом не могло быть сомнения. «Хозяин» его, Синякова, похвалит… И ему уже не терпелось поскорей попасть в Харьков.
