вершину. Приказал. И полез. Сначала вяло, но все бодрее, азартнее…
«Это в пользу, что я так расслабился и отдохнул, — подумалось ему. — После такого обязательно начинается прилив сил…»
И вот она — плоская площадочка на вершине, окруженная плотным разлапистым сосняком. Да это же та самая!
— Ура-а! — гаркнул Букварев, и эхо ответило ему: а-га-а-а! Он закричал громче, и по сопкам пошел почти беспрерывный гул, словно бродило в них множество горластых людей.
— А-га-а-а! А-а! — И еще, еще…
«Тебе пора стать человеком, похожим на отца», — услышал он теплый и требовательный голос Любы.
«Ты должен доказать, что ты зрелый человек и инженер, ты не Губин, и на тебя можно положиться!» — сказал кто-то другим голосом, твердым, мужским, мужественным.
— Я постараюсь, — вслух горячо заверил кого-то Букварев. — Я должен стать таким. Я мечтал и хочу стать таким! Я буду!
«Кто это со мной разговаривает? Вернее, что со мной творится? Галлюцинации? А вдруг это говорит со мной та сила, которая из органического вещества выковывает людей, сильных, великодушных и гордых, способных подчинить себе весь мир, а не просто какие-то пошлые болота или эти сопки? Нет, это мистика, бред… А и пусть! Есть же в мире еще что-то такое, кроме лекций, брошюр и жизненных обстоятельств, что делает человека Человеком! Эта сила открывается мне. Или я пришел к ней сам? Все равно. Я буду!»
Букварев скользил вниз по склону, перепрыгивал через коренья и валежник. Он почти бежал между сопками туда, где ждали его люди: Грачев, Юра, рабочие. И он прибежал к ним.
— Ты чего такой? — остановил его Грачев возле конторы, где шофер, кажется, уже готовил «газик» в обратный путь. — Не змея ли укусила? Говорят, они тут водятся.
Букварев и сам сообразил, что лицо у него сейчас, должно быть, весьма странное, не внушающее доверия. Он быстро прошел мимо и скрылся в конторе. И когда через пару минут за ним последовал Грачев, он был уже почти спокоен и хмур.
— Я остаюсь, — сказал он. — Но кроме заявлений, вы отвезете в город письма, которые я сейчас напишу. Это быстро. Без этих писем мне тут с делом не справиться.
Грачев скрыл вздох облегчения и ничем не проявил радости. Он, видимо, был уверен, что Букварев останется, но было заметно, что состояние Букварева, каким прибежал он из сопок, его встревожило.
Письма Букварев писал словно в лихорадке. Мысль работала с невероятной остротой. Само собой пришло решение, что сначала надо написать Воробьихинскому, поскольку один он мог помешать. И Букварев начал.
«Уважаемый Семен Семенович!
Предвижу, что вам трудно будет понять мой шаг. Но прошу считать его свершившимся фактом. Я остаюсь в сопках на неопределенное время с единственной целью — довести проект и дорогу через сопки до конца. Это дело чести института и нашего отдела, дело моей личной чести. Я бы хотел, чтобы во время моего отсутствия отделом руководил Губин. Он больше других сотрудников в курсе всех дел, я с ним много советовался. Если у вас будут категорические возражения против моего решения, то прошу либо отпустить меня в отпуск за свой счет, до окончания работ на сопках, либо уволить по собственному желанию. На этот счет высылаю вместе с письмом два заявления. Какое из них вы подпишете — дело ваше. Но уверяю вас, что после завершения работ на сопках я с удовольствием вернулся бы к работе в институте, как, впрочем, и в любой другой проектной организации.
Букварев».
Он тут же настрочил два заявления и остался доволен собой. Букварев не замечал, что за его спиной тихо расхаживает Грачев и заглядывает ему через плечо, не стесняясь читать написанное. И когда Букварев вдруг увидел перед собой Грачева, тот выразительно поглядел на часы. Видимо, он очень спешил.
— Я мигом, — заторопился еще больше Букварев. — Почитайте вот первое мое послание. Тут без секретов. По-моему, такое письмо необходимо, если учесть характер Воробьихинского. Пока читаете, я закончу второе.
Второе письмо предназначалось Заметкину.
«Николай, дружище!
Гляди, какой номер я выкинул! Решил остаться в сопках, чтобы и проект поправить, и строительством дороги поруководить. Я должен это сделать, иначе ты совсем перестанешь уважать меня. Знаю, что такой мой поступок придется тебе, романтику, по душе. Но один я тут вряд ли справлюсь. Если не хочешь, чтобы я тут погибал, приезжай. Будешь заниматься тем, чему тебя учили в институте. А главное — помогать мне. К тому же своими глазами увидишь настоящую стройку в тех самых сопках. Ну, как? Не дрогнуло твое сердце? Дрогнуло. Приезжай. Кормить будем и зарплату начислять. Повесть потом напишешь обо мне. О попутной оказии справься у человека, который передаст тебе это письмо. Его зовут Павел Павлович Грачев.
Привет! Букварев».
«P. S. Я был поражен новой встречей с сопками. Ты их откроешь для себя заново и получишь тонну вдохновенья!»
Грачев дочитал первое письмо как раз в тот момент, когда было закончено второе.
— Разумно! — одобрил он, и было заметно, как и ему передается возбуждение Букварева, который быстро придвинул ему очередной исписанный лист.
«Привет, тов. и. о. нач. отдела Губин!
Не шучу. По моей рекомендации тебя не сегодня-завтра назначат или и. о. или даже начальником отдела, которым столь рьяно, но бесславно руководил я. Сам я остаюсь в сопках, чтобы довести тут дело до конца. Вернусь, может быть, только к весне. Помогай там моей семье. Не думай, что, высвободившись из служебного подчинения мне, ты можешь не выполнять мои просьбы и требования. Ты и не думаешь так. А если подумаешь, то удавишься от презрения к себе, а я потеряю друга и веру в человечество. Главное пока вот в чем. Ты как-то говорил, что наш однокашник Серега Скворцов руководит где-то управлением, что ли, под названием Взрывпром. Разыщи
