— Это вы! — узнала его Тамара Акимовна. — Вам тоже книгу выбрать?
С ее лица он перевел взгляд на витрины и поразился. Никогда еще в своей жизни не видел он такого обилия книг. Клавдий Сергеевич не просто поразился. В чувстве, которое он испытал, была большая доля испуга, и Тамара Акимовна заметила это. Она спросила весело:
— Богато живем, верно?
— Бо-га-то, — согласился он, продолжая рассматривать полки. — Неужели эдакую массу книг человек может прочитать?
— Кто любит читать, того обилие книг не страшит.
— Так-так, — неопределенно проговорил Вахтомин. — Поверить невозможно. Кто-то ведь написал их, а?
— Обязательно.
— Это сколько же времени надо?
— Много. — Тамара Акимовна откинула со лба светлую прядь волос. — Иногда требуется вся жизнь, чтобы написать одну книгу.
— Да-да… — Вахтомин по-настоящему был поражен. — А работать когда ж?
Тамара Акимовна хотела что-то ответить, но лишь пожала плечами.
Клавдий Сергеевич вышел из магазина и остановился, привыкая к яркому солнечному свету. Он переживал впечатления, каких не получал давно. «До чего же грамотная баба», — сказал он себе и покачал головой. Нет, такая не для… Вахтомин смотрел вперед, ничего не видел. Перед глазами стояли книги, много книг, и — лицо Тамары Акимовны: круглое, смеющееся, румяное… И у такой замечательной бабы нет мужика? Трудно поверить. Вахтомин пугался своих мыслей, которые принимали все более определенное направление; потом вздохнул и отправился восвояси.
Но вскоре он знал уже каждую трещинку в асфальте тротуара, ведущего к книжному магазину.
Была и еще одна причина, которая приводила теперь в магазин Вахтомина. Много раз встречал он здесь работников комбината — молодых и пожилых, мужчин и женщин, начальников и их подчиненных; все они приходили сюда, чтобы покопаться в книгах. А в один прекрасный день до сознания Вахтомина дошло, что работники комбината, почти ежедневно встречая в книжном магазине сменного мастера заготовительного цеха, наверняка сделают вывод о том, что Вахтомин — большой любитель книг. «Надо же! — скажут они. — Кто бы мог подумать? Теперь понятно, почему Клавдий Сергеевич так содержательно выступает на собраниях и совещаниях. Столько книг — и он наверняка их все прочитал!»
С тех пор Вахтомин внимательно наблюдал в окно за теми пешеходами, которые направлялись в магазин, и, как только узнавал знакомого, медленно, словно нехотя (чтобы Тамара Акимовна не подумала бог знает чего) снимал с полки первую попавшуюся книгу, небрежно произносил: «А это что за фолиант?», раскрывал ее и вроде бы углублялся в чтение: морщил лоб, хмыкал, цедил «ну и ну» и покачивал головой, словно бы не соглашаясь с автором. Вахтомин делал вид, что не замечает вошедшего в магазин знакомого, и только тогда, когда тот произносил приветствие, Клавдий Сергеевич отрывался от книги и отвечал: «А, это ты, Петя (Ваня, Саша, Галя, Вера)? За духовной пищей явился (лась)?» Это было очень здорово — ловить на себе уважительные взгляды комбинатских товарищей, это было не менее приятно, чем сидеть в президиуме собрания и делать вид, что очень увлечен выступлениями ораторов, делать заинтересованный вид, что-то чертить на листках бумаги, какие-нибудь деревья рисовать или чертиков — непосвященный уверен, что ты записываешь свои мысли…
Однако настал час, когда в цехе к Вахтомину подошел один из книголюбов и спросил:
— Клавдий Сергеевич, подскажите, пожалуйста, у меня из головы вылетело, как фамилия автора романа «Человек меняет кожу»?
— Кожу… чего? — не дослышал Вахтомин.
— «Человек меняет кожу»!
— А-а! — Клавдий Сергеевич изобразил на лице усиленную работу мысли: сдвинул брови, наморщил лоб, сузил и без того узкие глаза. — «Человек меняет кожу», говоришь? Да ведь этот!.. Как его… Любой школьник знает! Ну, такая, знаешь, фамилия обыкновенная… Надо же, из головы вылетело, вокруг да около вертится, а на язык не дается. — Вахтомин хлопнул себя по лбу. — Склероз, да и только!
Он не знал, как выпутаться из щекотливого положения, смотрел на собеседника, который продолжал ломать голову, пытаясь вспомнить ускользнувшую из памяти фамилию.
— Бруно Ясенский, Клавдий Сергеевич!
— Фу ты, черт, — сказал Вахтомин с облегчением. — Надо же, какой склероз! Конечно, Бруно Ясенский. Да ведь у меня в столе лежит Бруно Ясенский!
Но уже никто Вахтомина не слушал.
С того часа Клавдий Сергеевич начал искать другое время для посещения магазина. Впрочем, скоро надобность в этом отпала — Клавдий Сергеевич впервые напросился в гости к Тамаре Акимовне, и она, краснея и внимательно изучая переплет какой-то книги, согласилась.
— Только, Тамара Акимовна, вы не подумайте бог знает чего. Я ведь совсем по-товарищески забегу к вам, посмотрю: может, еще вам горбыльчика понадобится, так я подмогну… Чего вам самой-то мучиться? Как-никак, вы женщина, да еще такая красавица… — Он кашлянул и пригладил ладонью волосы.
Вахтомин сам поверил в искренность своих слов. Ему действительно интересно было посмотреть, как живет такая замечательная женщина, выведать, что находится у нее за душой. Он считал, что уже довольно хорошо знает Тамару Акимовну, чтобы вести себя с ней «по-простому, без всяких лишних смущений». Конечно, то обстоятельство, что Вахтомин и сам ходил в бобылях, сыграло определенную роль в его решении, но все же Клавдий Сергеевич не хотел думать о том, что Тамара Акимовна — мысленно он все время называл ее «замечательной» женщиной, потому что не мог отыскать эпитета, сильнее этого — что Тамара Акимовна, такая красивая и образованная женщина, может обратить на него внимание.
Но все-таки произошло именно, то, о чем он не смел даже мечтать, и вот теперь наступило время, когда он должен брать инициативу в свои руки. Он уже привез кое-что из дома: сервант, два стула (хоть Тамара Акимовна и сопротивлялась этому). Дошла очередь и до шифоньера, который так и не пролез в дверь. А тут еще этот сопляк, этот головастик Станислав вздумал характер свой показывать. Дурак…
— Ну, чего стоите? — прикрикнул Вахтомин на рабочих, которые молча смотрели на него, когда он снова появился в сенях. — Чего ждете-то? Разбирать надо, если не лезет…
Рабочие (молодые подсобники из его смены) повиновались. Тихими голосами обмениваясь между собой замечаниями, они разобрали шифоньер, погрузили его в кузов. Вахтомин, не заглянув больше в дом и не попрощавшись даже с матерью, полез в кабину. Станислав видел в окно: грузовик быстро промчался ко дороге, снова взметнув клубы пыли, которые теперь долго будут висеть в вечернем воздухе, пронизанные прощальными лучами солнца.
Клавдий Сергеевич трясся в кабине и мрачно смотрел на стремительную дорогу. Конфликт с сыном вывел его из равновесия. Наверно, не надо было драться. Все-таки пацан, ответить не может. Но, вспомнив, какое насмешливое лицо было в тот момент у Станислава, Вахтомин снова сжал кулаки. Сопляк! Где он только нахватался такой наглости? «Не хочу с тобой говорить…», «Негодяй…» Ах, сволочь! Юрка — тот попроще. Но и опять: кто даст гарантию, что он не станет таким же, когда вырастет? Сейчас он тише воды, ниже травы, отца слушается, верит каждому его слову, но что будет лет через пять? В последнее время младший брат не отстает от старшего ни на шаг, и Станислав, наверное, оказывает на Юрку большое влияние. Хорошо было бы их разъединить, но как?
Вахтомин смотрел на колхозное поле, мимо которого проезжала машина. В этом году пшеница хороша — тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! Вон какая стоит — стеной, как поется в песне. Снова, небось, колхозники затребуют помощи от горожан во время уборки, теперь они почти каждый год просят об этом, своими силами не могут управиться.
Пришла новая мысль: может, Станиславу хватит учиться? Семь классов! У него, у Клавдия Вахтомина, всего три, и то он не жалуется и не бедствует. Если голова есть на плечах, человек нигде не пропадет, сколько бы классов он ни окончил. «Не всем быть инженерами да профессорами». Пусть Станислав идет работать — хотя бы в тот же колхоз. А что? Рук всюду не хватает, а в колхозе — тем паче. Чем футбол гонять целыми днями, лучше полезным делом заняться. Больно много говорить стал. На отца кричит…
Клавдий Сергеевич сжал кулаки, не замечая этого. Вернулась злость, и с ней — плохое настроение. Но тут машина остановилась около Тамариной избы…
Рабочие внесли в дом и собрали вновь шифоньер. Старый выставили в сарай.
Вахтомин сказал не очень твердым голосом:
— Что, ребята, как насчет ста граммчиков пропустить? В наличии нет, но сбегать недолго…
Рабочие переглянулись и отказались. После их ухода Вахтомин расслабленно сел в кресло; у Тамары Акимовны их было два — больших, с высокой спинкой, на которой так хорошо отдыхала голова. Вахтомин сел и начал осматривать комнату, в которой теперь стоял шифоньер. Тамара очень удивится сейчас. От такой мысли Вахтомин испытал удовлетворение.
