Все эти надежды погасли сразу, когда за городом возле кладбища мальчик увидел догорающий самолет и в стороне фашистов, обыскивающих мертвого летчика.
Немцы погрузили остатки самолета на большую черную автомашину, летчика закопали на кладбище, меж двух крайних крестов, затем потоптались на свежей могиле, умяли ее вровень с землей и уехали.
Кладбище опустело.
Васютка вылез из своего укрытия.
Час был ранний, кое-где в затененных низинах еще стоял и дымился туман. Отсюда с бугра Васютка видел море. Невысокое солнце било золотым светом по шелковистой мягкой синеве. Ветер легко и печально вздохнул в деревьях, вместе с ним вздохнул и Васютка и присел на камень возле могилы.
Прошел час, второй, третий, а мальчик все сидел на камне, о чем-то сосредоточенно и напряженно думая. Словами не передать этих мыслей, да это были даже и не мысли, а что-то большее – некий раскаленный сплав сознания и чувства.
Бывают в жизни часы и даже минуты, которые стоят целых десятилетий, – часы и минуты, рождающие героев. Забитый, затравленный, доведенный до отчаяния русский мальчик родился вновь на этой свежей могиле, но родился он уже не прежним Васюткой, а бойцом, готовым на любой подвиг. Как произошло это чудо – никому не известно, может быть, и вправду неукротимое сердце неизвестного летчика, переполненное гневом и любовью, самоотвержением и доблестью, не могло погаснуть даже в могиле: оно продолжало биться, пылать, и незримый огонь его, прорвавшись сквозь пласт сырой земли, передался Васютке? Именно так объяснил мне это чудо старый боцман Прохор Матвеевич, и я с ним не спорил.
На следующий день Васютка явился на кладбище с маленькой солдатской лопаткой и долго работал, насыпая могильный холмик. Основание холмика он обвел красивой каймой из белых камешков, а сверху изобразил с помощью тех же камешков пятиконечную советскую звезду.
Так появилась в приморском городе Т. могила неизвестного летчика.
Через неделю в порту ночью загорелись и взорвались две немецкие автоцистерны с бензином. Это Васютка выследил их и поджег.
А утро застало его на кладбище. Переполненный ликованием и гордостью, он пришел сюда, чтобы рассказать своему неизвестному безмолвному другу о ночном пожаре. Он убрал засохшие цветы и заменил их новыми. «Ты слышишь, это я поджег!» – сказал мальчик шепотом в землю, и в тишине ему показалось, что из глубины звучит в ответ уверенный и сильный дружеский голос: «Молодец, Васютка!»
Кладбище – место тихое и для немцев не интересное. Они сюда не заглядывали и ничего не знали о могиле неизвестного летчика. Зато узнали наши люди может быть, сам Васютка проболтался кому-нибудь из сверстников, и пошел этот слух по городу.
Однажды Васютка нашел на могиле большой и красивый букет, перевязанный красной лентой с надписью: «Вечная слава герою!» Мальчик долго соображал, кто бы мог положить сюда этот букет, но так ничего и не понял. Через несколько дней на могиле появилась укрепленная на двух колышках красиво разрисованная фанерная дощечка со стихами:
О ты, кто подошел к могиле сей,
Реши, что сделал ты для Родины своей
Герой безвременно в сырой земле лежит,
Но дух его живет, пылает и горит
К борьбе тебя зовет!..
Постепенно могила неизвестного летчика стала в Т. местом паломничества наших советских людей. Вскоре Васютка встретился на кладбище с одним из них. Это был рабочий кожевенного комбината – седоусый хмурый человек с густыми и сердитыми бровями, с пронзительно острым взглядом черных горящих глаз. Это был товарищ Алексей – впоследствии руководитель советской боевой подпольной организации в Т.
Он подошел неслышно, как раз в то время, когда Васютка подправлял осыпавшийся холмик. Увидев незнакомого человека, Васютка вздрогнул и замер.
– Так это, значит, ты за могилой смотришь? – спросил товарищ Алексей низким голосом.
– Нет… Я, дяденька, только так, – попробовал соврать оробевший Васютка, примериваясь улизнуть при малейшем подозрительном движении незнакомого человека.
– Это хорошо! – сказал товарищ Алексей. – Это правильно ты делаешь. Геройский был боец, и заслужил он вечную славу.
Незаметно завязался разговор, подозрения Васютки рассеялись, через полчаса товарищ Алексей знал все о мальчике, о горькой его судьбе, о веревке, приготовленной в развалинах, и о чудесном перерождении на этой могиле. Васютка не мог удержаться и похвастался своим ночным подвигом. Товарищ Алексей поверил не сразу, допрашивал с пристрастием, потом сказал:
– Ну, молодец, коли так! Вот что, Васютка, хватит тебе в развалинах ночевать. Давай переходи ко мне на жительство. Ты, я вижу, немцев не любишь, я тоже их не обожаю, вот и будем с тобой вдвоем действовать. А там, гляди, еще подберутся надежные люди – один, второй, третий… Только помни условие: молчать надо. Ты как – молчать умеешь?
– Умею, – ответил Васютка.
– Ты должен молчать. В полицию попадешь, к немцам – все равно молчи. Ты не мне это обещаешь, ты ему обещаешь, летчику, который здесь похоронен. Ты ему поклянись!
В этот ясный, солнечный день на кладбище, у могилы неизвестного черноморского летчика, зародилась в Т. боевая подпольная советская организация. Товарищ Алексей и Васютка были ее основоположниками. Через несколько дней Васютка указал своему названому отцу еще троих надежных людей – пожилого врача, продавщицу из аптеки и однорукого инвалида, торговавшего на базаре махоркой. Все эти люди в разное время тайком приходили к могиле неизвестного летчика, и мальчик их заприметил. Тогда, между прочим, и выяснилось, что автором стихов, так красиво написанных на фанерной дощечке, был инвалид, потерявший руку в боях с немцами еще в восемнадцатом году.
Все новые и новые люди шли на кладбище с цветами, с черно-красными лентами траура, с простыми и трогательными стихами, посвященными памяти героя. Неукротимое раскаленное сердце неизвестного черноморского летчика продолжало излучать сквозь могильную землю свой благородный огонь, зажигая людей священным гневом, безграничной доблестью и жаждой подвига во имя Родины. Посещали эту могилу учителя, служащие, рабочие, подростки, домохозяйки – словом, простые, скромные люди, никогда в жизни своей не помышлявшие о великой борьбе, об опасных и кровавых битвах. Отсюда же, с кладбища, многие уходили суровыми бойцами, настоящими гражданами, сынами Родины, услышавшими ее призывный голос в роковой грозный час.
Подпольная боевая советская организация росла. Неизвестный черноморский летчик был ее знаменем, его могила – святыней, буквы «Н. Л.» – условным знаком, лозунгом и паролем. И уже по ночам в затемненных квартирах включались радиоприемники: патриоты слушали Москву. Стрекотали по ночам в отдаленных кварталах машинки: патриоты перепечатывали и размножали сводки Совинформбюро. Выводились из строя паровозы, вагоны, автомашины, рушились подорванные аммоналом железнодорожные и шоссейные мосты… «Н. Л.» – неизвестный летчик! Он воевал всюду: в порту, на железной дороге, в школах, в больницах и на заводах. Неуловимый, невидимый, он имел сотни глаз, сотни ушей, сотни рук. На станцию прибывали немецкие военные эшелоны. Скромная, незаметная телеграфистка сообщала об этом товарищу Алексею. В тот же день лучший связист организации – Васютка отправлялся на противоположную сторону залива, к нашим. Боевое донесение он предварительно заучивал наизусть. Зимой Васютка переползал залив по льду в маскировочном халате, летом переплывал на автомобильной камере. Случилось однажды, что камера вдруг спустила, а до берега, занятого нашими, оставалось еще километра полтора. Пока хватало сил, Васютка шел вплавь, потом начал тонуть. Ночь темная-темная, кругом – пустыня холодной осенней воды, кого позовешь на помощь, кто откликнется? Васютка вспомнил своего друга и покровителя, неизвестного летчика, и показалось ему, что в ответ на его призыв там, на кладбище, в сырой могиле, вдруг зарокотало, загудело сердце героя. Этот рокочущий гул близился, усиливался, и Васютка, слыша его, не поддавался смерти, снова и снова выныривал на поверхность и все кричал, кричал, захлебываясь, в черную глухую темноту. И когда последние силы уже окончательно покинули мальчика и вместо крика из его горла вырвался только слабый писк, чьи-то сильные руки подхватили Васютку и подняли над водой.
То был наш дозорный катер. Неизвестный черноморский летчик прислал на помощь Васютке своих друзей – моряков. Донесение было доставлено по назначению, через два часа эскадрилья пикировщиков пошла на бомбежку станции…
Прохор Матвеевич закончил свое повествование. Как раз подошел грузовик – мы расстались. На следующий день я был в Т. Здесь я узнал, что все рассказанное мне старым боцманом о боевой подпольной организации правда, что товарища Алексея в городе нет: он уехал работать в область и увез с собой Васютку. Некоторых участников организации я все-таки разыскал, и они показали мне могилу неизвестного летчика.
