Владимир Санги - Изгин

Он повернулся как-то неловко. Резкая боль пронзила поясницу и взлетела по слине. «Что это?» — почему-то безразлично подумал старик.

Но одна мысль стала тревожно и настойчиво стучать в виски: там, на тропе, капканы! Там, на тропе, капканы!!

Старик несколько раз жадно схватил ртом морозный воздух, собрал все остатки сил и, убедившись, что может идти, двинулся своей лыжнёй назад.

Началась позёмка. Ноги подкашиваются. Суставы скрипят, будто снег в мороз.

Вот и место ставки. Теперь невозможно найти капканы: замело. И старик стал наугад протыкать снег. Он устал от ходьбы, ожесточился и ошалело тыкал палкой. Как сквозь полусон услышал лязг металла. Сломал палку на месте прихвата челюстей капкана — сил не осталось разжать их. «Что ты делаешь!» — кричит кто-то. «Нельзя так», — отвечает помрачневшее сознание. А руки продолжают делать своё.

Ещё два раза слышал Изгин лязг металла. Четвёртый капкан так и не нашёл. Как же быть? Тогда к нему пришла спасительная мысль — нужно оставить запах человека. Ни один зверь даже близко не подойдёт! И старик помочился на куст ольхи.

Усталость валила с ног.

Но тут старик забыл об усталости — его осенила пугливая мысль. Если бы кто-нибудь был рядом, то заметил бы: старик весь преобразился. Он медленно повёл головою вокруг, посмотрел сперва на неясный след лисовина, потом взглянул в сторону сопки, куда скрылись лисы, и неожиданно отчётливо сказал вслух: «Я ещё вернусь сюда». Но от этой дерзости его передёрнуло.

И опять вспухла голова. И опять туман застлал глаза. И опять одолела страшная усталось, будто он только что завершил большой, отнявший у него все силы труд.

Но надо идти. Ветер настойчиво толкает в спину.

С неба валит крупный снег. Снежинки кружатся перед глазами, слегка завихриваются. Снег пушистый-пушистый. Мягко ложится на плечи, шапку и лицо. О-о, как много снегу!

Тонут широкие лыжи. Старик переступает с таким трудом, будто не снег налипает на лыжи — свинец. Изгин жадно хватает воздух пересохшим ртом. Но воздух будто лишился живительной силы. Старик весь мокрый. А дорога ещё длинная-длинная…

И видит: высоко выпрыгивая из снега и с головой проваливаясь в нём, скачет навстречу зверь. Скачет трудно, из последних сил. Скачет так, будто перед ним быстроногая добыча, которую он настигнет следующим прыжком. Старик обрадованно остановился, узнав в скачущем звере Кенграя. Умный пёс, по-видимому, забеспокоился в долгом ожидании хозяина. Снялся с ошейника и пошёл по заметённому следу.

Кенграй в прыжке обдал хозяина комьями снега и, радостно повизгивая, завертелся у его ног. У старика же не осталось сил поласкать верного друга.

Собака нетерпеливо порывается вперёд, останавливается, поджидает хозяина, возвращается к нему. Кенграй недоуменно, не мигая, смотрит на хозяина. Что-то смутное и тревожное овладевает собакой, и Кенграй жалостливо скулит. Сквозь наплывший на глаза мутный туман Изгин благодарно смотрит на собаку…

— Идём, Кенграй, идём, — с усилием говорит старик…

Олень-нялак — молодой олень-двухлеток.