- Кто она? - повторил негромко артист и затем, посмотрев на Веру прищуренными глазами, ответил многозначительно: - Ангел. Да, бывший ангел.
- Нет, я серьезно, - обиделась Вера.
- Серьезно? А почему, собственно, она вас интересует?
- Очень длинная история. Для вас это неинтересно. Тут личное… Но для меня знаете как важно, вы даже представить не можете, - настойчиво повторила девушка. - Только вы не подумайте чего-нибудь плохого… Она актриса, правда?
Посадов с минуту подумал, пошевелил густыми и совсем не седеющими бровями, прицелился куда-то в зеленую глубь парка и заговорил патетически:
- Эта женщина - грандиозная женщина! Эпический талант! О таких еще Некрасов писал…
- Скажите, пожалуйста, я очень вас прошу, как ее имя и где мне ее найти, - перебила его Вера.
- Зовут ее Надежда Павловна Посадова. Да, именно. А найти ее можно в гостинице "Останкино". Притом, надо поспешить: она, кажется, сегодня уезжает.
Вера поблагодарила артиста и побежала искать гостиницу "Останкино".
2
Гостиница "Останкино", построенная совсем недавно, расположена хотя и не в центре города, но зато в самом красивом его уголке. От гостиницы прямо через дорогу начинается Главный ботанический сад Академии наук. А дальше - тенистые дубравы, за ними - березовые рощи, большой и живописный зеленый массив, оранжереи тропических растений, плантации цветов, роз, сирени.
Хорошо в Главном ботаническом саду в начале июня, когда сочно и ярко брызжет молодая зеленая листва дубрав и рощ, когда пенится и кипит, сверкает десятками оттенков сирень. Хорошо в свободное время сидеть на скамейке и наслаждаться густыми ароматами цветов. Но, пожалуй, еще лучше в Главном ботаническом саду в душные июльские вечера, когда цветут розы и буйствуют собранные со всего мира цветы.
Окно номера в гостинице, где жила Надежда Павловна, выходило в Ботанический сад, который по случаю позднего часа был уже закрыт для посетителей. Запах цветов упрямо проникал в открытое окно вместе с вечерней свежестью.
Надежда Павловна сидела в мягком, удобном кресле и внимательно слушала сбивчивый рассказ Веры о ее жизни и "трагедии". Она достаточно хорошо понимала девушку, доверившую ей свою горькую тайну, и сейчас думала о том, чем и как помочь ей, только-только попробовавшей сделать первый шаг в жизни и оступившейся. Надежда Павловна понимала, что высказанный в категорической форме какой-либо прямой совет делу не поможет. Надо убедительно разъяснить, рассказать о жизни, о трудности ее дороги, о сложности человеческих судеб.
Когда Вера кончила, Надежда Павловна встала и подошла к открытому окну. Только теперь Вера обратила внимание на ее крепкую, статную фигуру, красивый твердый профиль ее лица, очень крепкие, совсем не женские плечи и свежее, без единой морщинки лицо.
- Да, история действительно невеселая. - Эту первую фразу Надежда Павловна сказала почти в окно, стоя в пол-оборота к Вере, которую, казалось, она пока не замечает, а говорит мысли вслух: - Трудно - не значит невозможно. В жизни возможно все. У жизни свои законы, как у природы. А природа, она иногда нам такие штучки выкидывает… Ну, да ладно. - Она резко повернулась к Вере и, ласково дотронувшись рукой до плеча девушки, точно приглашала ее сесть удобней, опустилась на свое прежнее место. - Твоя, история мне напомнила многое из мною самой прожитого и пережитого. Советовать всегда легко и трудно. Надо понять… понять друг друга. Тогда можно смелей принимать или не принимать совет. Меня ты не знаешь. Из того, что ты услышала на берегу пруда, ты почти ничего не поняла. Я не актриса, нет. У меня другая роль, и я знаю, что Алексей Васильевич не понимает ее по-настоящему, поэтому тебя он, как говорится, дезинформировал.
Надежда Павловна посмотрела в Верины глаза и мягко, дружески улыбнулась.
- Он о вас очень хорошо говорил, - сказала Вера чуть слышно, вспоминая голос, жесты, слова Посадова. - Он вас ангелом назвал.
Надежда Павловна вдруг разразилась веселым, звонким, девическим смехом:
- Тут он правду сказал - я была ангелом… На сцене… Ну, раз уж так - тогда слушай.
Она вдруг умолкла, погасив внезапную веселость, начала спокойным, ровным голосом:
- Когда-то давным-давно, когда тебя на свете еще не было, я из самодеятельности заводского Дома культуры попала в школу Большого театра. Меня считали одаренной, пророчили карьеру, будущее. Я размечталась и тоже видела себя в блеске театральной славы; во сне я часто летала над землей, над домами, над удивленной толпой, которая награждала меня аплодисментами. Родители мои были простые люди, работали на заводе "Богатырь". Представляешь, сколько было радости в семье: дочь простого токаря, единственная дочь - артистка. Да где? В Большом театре. Первой моей ролью была роль ангела в "Демоне" Рубинштейна. Как я радовалась этой роли! Я была самой счастливой в мире. А ведь роль-то пустяковая, почти статист. Зато Большой театр! А потом явился он, мой гений. Это был Демон. Демон не только на сцене. В жизни он был Демоном, особенно для нас, женщин. Ты видела его - Алексея Васильевича. Он еще и теперь хранит былую осанку. А тогда он был молод. У него был чудесный голос - не сильный, но дивный, обворожительный, какой-то неповторимой окраски. Для нас, театральной молодежи, было большим счастьем послушать его на репетициях. И конечно, не один только голос его очаровывал нас. Его глаза, полные огня, мужественное, смелое лицо, благородная осанка, его изящные манеры. Мы влюблялись в него, не скрывая своих чувств друг от друга. А он ни на кого из нас не обращал внимания. Он был непостижимо велик, не удостаивал нас ни словом, ни даже взглядом. И вот однажды на репетиции "Демона" он вдруг оглядел меня с ног до головы - я была в костюме ангела - и сказал, глядя мне прямо в глаза: "А вы действительно ангел. Даже без этой декорации". И бровью повел, точно хотел подцепить и сбросить мой театральный наряд. Представляешь мое чувство? Я онемела, остолбенела - стою статуей и не знаю, что со мной. Он ласково улыбнулся мне в лицо и отошел своей горделивой походкой. Я была счастлива. И в то же время во мне поселился страх. Сама не знаю почему и от чего. Следующая наша встреча - это было дня через три после первой - произошла опять в театре, на сцене. Я ждала за кулисами своего выхода и неожиданно почувствовала непонятную тревогу. Заколотилось сердце, что-то заметалось во мне, я хотела было уйти к девчонкам, оборачиваюсь - а он стоит рядом со мной, огромный и сильный, настоящий демон, и говорит: "Что вы делаете сегодня вечером, мой ангел?" - "Ничего", - пролепетала я. А он мне сразу, не дав опомниться: "Демон был бы беспредельно счастлив совершить с вами прогулку в парк культуры". Предложение было неожиданное, как гроза в январе. Уже не помню как, но я согласилась, и мы гуляли с ним в Сокольниках. Такие встречи, такие вечера бывают только один-единственный раз в жизни. Мы обошли весь парк. Он говорил, а я слушала и любовалась им. Потом сидели на скамейке. Он взял мою руку и, внимательно, как вещь, рассматривая ее, сказал: "Да, это ангельская рука, рука ангела, который будет моей женой". Я тогда ответила: "Зачем такие шутки, Алексей Васильевич?!" А он повторил настойчиво и твердо: "Вы будете носить фамилию Алексея Васильевича Посадова". И поцеловал мою руку. А потом спросил уже шепотом: "Будете?" Вместо ответа, я заплакала. Что было со мной потом, трудно словами передать. На репетициях меня бросало то в жар, то в холод, мне хотелось убежать из театра. Я жила как во сне. Я любила его, и как огня боялась этой любви, не верила его словам. Однажды произошло то, чего я больше всего опасалась: демон соблазнил ангела. Грех этот случился в театре, в уборной демона. А тут еще непростительная неосторожность с его стороны: в уборную зашел гример, все стало известно дирекции. Через два дня был издан приказ: ангела уволить, а демону объявить выговор со строгим предупреждением. Оскорбленный и возмущенный всей этой жуткой историей, Алексей тут же уволился из театра. Через несколько дней мы поженились и уехали в Минск, в молодой белорусский театр оперы и балета. Встретили там нас хорошо, зачислили в штат, как сейчас помню, - это было в конце мая 1941 года. Думалось, вот наконец начнем строить свою жизнь, забудем неприятности, придет счастье, сбудутся мечты. Но беда уже у ворот стояла. 22 июня началась война. С одним чемоданчиком в руках покидали мы с Алексеем горящий Минск. Где ехали на попутных машинах, где брели пешком в толпе таких же, как и мы, беженцев. Страшное было время. Фашисты летали над колоннами беззащитных людей и расстреливали в упор из пулеметов. Дороги были устланы трупами женщин, детей. Кругом горели села. Так мы добрались до Борисова. В Борисове Алексея мобилизовали в армию. Расстались мы впопыхах: в городе была паника. Расстались без слов, молча. И навсегда. Не доходя Орши, мы оказались в тылу у немцев. Фашистские танки обогнали нас. Мы подались на север, к Витебску, думали, там пробьемся, не вышло. Но мне повезло: скитаться пришлось недолго - через две недели я была уже в партизанском отряде, которым командовал Семен Захарович Егоров, в прошлом партийный работник. Я стала партизанской разведчицей. Жизнь заставила и научила. Жизнь всему научит, если ты не идешь против нее. Там, в белорусских лесах, я увидела и узнала по-настоящему людей. В партизанском крае я встретила человека, который потом, в сорок четвертом году, стал отцом моего ребенка. Не мужем, - отцом. Он считал, что семья его погибла. Были основания: эшелон, в котором жена его с двумя девочками эвакуировалась, фашисты разбомбили. Потом, уже после войны, оказалось, что семья его чудом спаслась. Он живет со своей семьей. Сын живет со мной, учится в школе. Ему уже семнадцать лет.
