В дверь забарабанили с новой силой.
— Не обращайте внимания! Степанов, побудь пока на балконе, поможешь девчатам. А ты, Света, откроешь только на голос Инны. Договорились?
Девушки одна за другой соскакивали с подоконника на балкон. Из открытых окон другой комнаты к ним уже тянулись руки ребят. Вся «операция» продолжалась не больше трех минут. А когда Саша наконец вышел из соседней комнаты в коридор, то увидел удивительную картину.
Вася Герасимов, красный от возбуждения, бил кулаками в дверь злополучной семьдесят седьмой. Рядом с ним стояли члены комиссии, а чуть поодаль собралась толпа студентов, среди которых были теперь и почти все участники прерванной пирушки.
«Симпатии» были явно на стороне Васи.
— Безобразие! — кричал Витя Беленький, подогревая пыл комиссии. — Ты, Герасимов, ногой, ногой!
— Я бы этого так не оставил, — вмешался подошедший Володя. — Не открывать комнату члену бюро!
Кто-то непочтительно засмеялся.
— Это не имеет значения! — огрызнулся Вася. — И я покажу этим пьяницам…
— А почему думаешь, там обязательно пьяницы? — спросил Гена Трофимов.
— Знаю! — отрезал Герасимов.
Вдруг толпа расступилась. К двери подскочил Колька Краев с пожарным ломом в руках:
— Держи, Герасимов! Раз не открывают, круши!
— А что, и взломаю, если потребуется/ Эй, вы там, — закричал Вася, — в последний раз предупреждаю, если сейчас же не откроете…
— Постой, Герасимов, — прервал его Колька, — может, дружинников вызвать? Мало ли что…
— Конечно! — полетело из толпы. — Неплохо бы и милицию!
— Что милицию! Взвод автоматчиков! Может, там диверсанты засели.
Вася чертыхнулся и поддел дверь ломом.
— А ну-ка, посторонитесь! — подошла Инна и легонько стукнула в дверь пальцем. — Света, я. Открой, пожалуйста.
— Инна? — послышался заспанный голос Светланы. — Сейчас, только халат наброшу. Лицо Васи скривилось в усмешке:
— Слышали, заливает!
Дверь приоткрылась.
— А это что за гости? — воскликнула Светлана, протирая глаза.
— Сейчас узнаешь! — ответил Вася, заглядывая под кровати, в гардероб и за тумбочки.
— Да ты что? — подошла к нему Света. — С обыском? По какому праву? А ну-ка, вон отсюда! И не вздумай еще раз нос здесь показать.
Вася растерянно оглянулся, стараясь отыскать кого-нибудь из членов комиссии, однако тех и след простыл.
— Но мне же точно сказали, что в семьдесят седьмой… И я сам слышал голоса… — невнятно забормотал он, пятясь к лестнице.
А вслед ему неслось:
— В чемоданах забыл посмотреть!
— За зеркалом!
— Под подушками!
Ребята начали расходиться.
— Ну, что, Иван, домой? — спросил Саша.
Из двери выглянула Светлана:
— Ваня, зайди ко мне…
Иван послушно перешагнул порог, и дверь захлопнулась.
Краев подмигнул Саше:
— Готов парень! Пойдем, Сашка, наше дело холостяцкое.
— Пойдем. Только насчет Ивана ты зря. Я его знаю.
— Эх, Сашка! — вздохнул Краев.
— А что?
— Ничего… Пойдем, прикончим это дело, — он похлопал по своим оттопырившимся карманам.
***
А два дня спустя Иван пришел домой за полночь. Потом еще и еще.
— Где ты пропадаешь? — спросил Саша, выбрав удобную минуту.
— Не все тебе одному полуночничать, — ответил Иван, пряча глаза.
Саша пожал плечами:
— Не хочешь говорить, не надо…
Но все разъяснилось само собой. Как-то в перерыве между лекциями Фарид составлял список желающих пойти в театр. Иван подозвал его к себе:
— Ну-ка, и меня записывай. На два билета.
Но в это время к ним подошла Светлана:
— Ваня, мы с тобой не пойдем! — произнесла она кратко, но внушительно.
И Иван сразу согласился.
— Да, Ибрагимов, не стоит, пожалуй, не пиши.
А Саша подумал:
«Эх Иван-Иван! Давно ли говорил, что тебе и жизнь не в жизнь. А теперь…»
В аудиторию вошла Таня.
«Хорошо, что она не видела этого». Но Иван был, по-видимому, на этот счет другого мнения. Он подозвал Таню к себе и принялся отчитывать:
— Ты что это, Горина, стала без конца опаздывать? На целую лекцию! И вчера тоже.
— У меня уважительная причина, — сказала Таня.
— У вас всегда причина! — повысил голос Иван.
Это было уже слишком! Саша подошел к нему вплотную:
— Слушай, Иван, хоть ты и староста…
— А ты уж молчал бы: сам прогуливаешь и других защищаешь! — не дал договорить Иван. — Я тебе давно хочу сказать, — не думай, что если тебя тогда, на вечеринке, поддержали, так ты можешь продолжать не ходить на лекции. Там я тебя по-товарищески предупредил, а теперь…
— А теперь как?
— А теперь официально говорю, как староста, чтобы больше этого не было. Обязательства брать, так ты первый, а как до дела дошло…
— Эх, Иван!..
— Что, Иван?
«Как объяснить ему? И главное, формально он прав. Но ведь обязательства-то мы брали бороться за коммунистическое отношение друг к другу, к жизни вообще. А разве такими должны быть коммунистические отношения?»
— Ну, что — Иван? — повторил Кравцов. — Или сказать больше нечего?
— Сказать мне надо многое. А сейчас извинись перед Таней, у нее Андрей болен.
— Могла бы и сама объяснить, — буркнул Иван. — А еще что скажешь?
— А еще, что забыл ты, кажется, по поводу чего мы брали обязательства.
— Я забыл! Во всяком случае, до сих пор ни одного часа без уважительной причины не пропустил и к обязанностям своим отношусь не так, как некоторые…
— Если бы ты включил в число своих обязанностей еще и просто быть человеком!
— Даже так… — Иван зло сощурился. — А кто в больницу к тебе бегал? Кто ради тебя с дровами для Севериной возился?
Он говорил короткими отрывистыми фразами, будто вбивал гвозди. А Саша молчал. Все это было действительно так. Но он ни разу даже не подумал об этом, — должно быть потому, что сам никогда не ждал благодарности за свои услуги.
— Может быть, я перед тобой и в долгу, Иван, — глухо промолвил Саша, — и вообще что-то не так понимаю, как надо… — Он махнул рукой и отошел к окну.
К трем часам дня, когда почти все аудитории опустели, в кабинете заведующего кафедрой региональной теологии собрался цвет геофака: декан факультета, секретарь партийного бюро, профессора, доценты и даже ведущие работники института и треста. Такого не случалось здесь за все время со дня заступления Ивана Яковлевича на должность заведующего кафедрой. Но сегодня тому были особые причины.
Иван Яковлевич только что вернулся из Ленинграда, где успешно защитил, докторскую диссертацию, и решил отметить это приятное событие небольшим товарищеским банкетом. Поэтому стол, за которым обычно «увязывались» границы свит и ярусов, «сбивались» геологические разрезы, «тянулись» бесконечные профили и карротажки, сейчас был уставлен бутылками с шампанским и коньяком, банками с икрой и сардинами, тарелками с нарезанными ломтиками лимона…
Тосты следовали один за другим. Услужливый Мышкин еле успевал менять бутылки, следуя внушительным взглядам хозяина стола. Сам Иван Яковлевич сидел на почетном месте, между Бенециановым и Грековым, и, довольный, сиял, опуская глаза каждый раз, когда провозглашался очередной тост за «успехи его в научной работе», за «большой вклад в геологию, каким явилась его диссертация», и многое другое.
Наконец с бокалом в руке поднялся Бенецианов.
— Глубокоува-а-ажаемый Иван Яковлевич! — затянул он. — Я рад и счастлив поздравить вас… э-э… со вступлением в нашу немногочисленную, но монолитную семью профессоров, стоящую на передовых рубежах науки и про-о-окладывающую путь славному отряду научной молодежи. Мне особенно приятно принести вам эти поздравления, потому что именно ваша диссертация является для молодежи примером того, как решаются крупные научные проблемы на самом, так сказать, переднем крае современной геологической науки. Это пример того, как работают настоящие ученые-геологи, несмотря на многочисленные препоны, которые ставят нам люди, также называющие себя геологами, но давно уже порвавшие с геологией и замахивающиеся на само существование этой древней, но по-прежнему могучей отрасли человеческого знания. — Бенецианов гордо выпрямился. — Я предла-а-агаю поднять бокалы за всех, кто, подобно уважаемому Ивану Яковлевичу, не жалея сил и таланта, борется за дальнейший расцвет нашей замечательной науки!
— Браво! Браво, Модест Петрович! — крикнул Мышкин, подбегая с бокалом к Бенецианову.
Модест Петрович повернулся к гостям, ожидая, что и другие сотрудники подойдут с ним чокнуться, но этого не произошло. Стенин отодвинул свой бокал в сторону. Греков нахмурился. Ростов удивленно пожал плечами.
