Николай Смирнов - Джек Восьмеркин американец

— Пропусти, — сказал Капралов и вошел в избу.

В избе было тепло и темно. Девка жалобно плакала и тянула Василия за рукав, но тот прошел за перегородку. Зажег спичку.

Скороходов спал на своей кровати, накрывшись с головой. Он ровно дышал под одеялом. Капралов взмахом руки потушил спичку и повернул назад.

Когда ребята вернулись на кладбище, начало уже светать. Костры горели по всем четырем углам. Было холодно. Советкин спал, завернувшись в полушубок.

— Ну? — закричал Зерцалов.

Капралов рассказал все, что видел в доме Скороходова, и уселся к костру. Долго молчали.

В это время с поля донеслись крики:

— Го-го-го!..

— Это Николка кричит, — сказал Капралов и свистнул в ответ.

С поля действительно шли Николка и Курка. Булгаков побежал навстречу:

— Ну, поймали кого?

Николка промолчал. Курка за него ответил:

— Убег. Сейчас уже при свете искали. А вы поймали?

Булгаков рассказал все подробности преследования и поисков. Нйколка Чурасов хрипло выругался:

— Опять обманули нас, стервецы! Чего же тут сидеть? Идем домой. Ведь беда там…

Все поднялись с мест и начали затаптывать костры. Вспомнили вдруг о страшном несчастье, которое стряслось над коммуной и о котором забыли в пылу погони.

Молча пошли по полю.

Только один Зерцалов остался на месте. Он внимательно присматривался к чему-то на кладбище.

— Зерцалов! — закричал Николка. — Чего стал? Аль кого видишь?

— Вижу, — ответил Зерцалов глухо.

Все вздрогнули. Остановились.

Николка вернулся к Зерцалову.

— Где видишь?

— А вон там, на дереве. — И Зерцалов палкой указал на верхушку.

Это была большая береза. Голые ветви ее четко выделялись на фоне посветлевшего неба, и было заметно, что верхушка березы по стволу изуродована наростом, словно человек сидел там, прижавшись к дереву, или какой крупный зверь.

Все вернулись гурьбой к дереву и тут увидели ясно, что на березе, обняв ствол двумя руками, сидит человек. Лицо его было прикрыто шапкой.

— Слезай, видим! — закричал Зерцалов.

Фигура не двинулась.

— Тогда у меня разговор короткий будет, — сказал Николка и начал снимать куртку. — Заберусь наверх и стащу его за ногу.

— Стой, стой, Николка! — крикнул Капралов. — Нельзя лезть. Дробник у него. Он в поле стрелял.

— Давайте, ребята, его дымом подкурим, — предложил Козлов. — Соберем хворосту и запалим. От дыма он живо слезет.

Быстро у подножия березы разложили костер. Сырой хворост разгорелся не скоро, но дал много дыма. Однако дым не шел вверх по стволу. Только нижние ветви были им слегка затронуты. Человек продолжал сидеть на дереве безмолвно и не двигаясь.

— Надо огонь сильнее поднять! — скомандовал Козлов. — Можжевельнику бы хорошо, ребята.

Принесли еще хворосту. Огонь начал разгораться. Жарко было стоять рядом.

В это время человек, сидевший на дереве, бросил что-то вниз, в костер. Потом еще и еще. Ребята сразу не разобрали, в чем дело. Но вдруг в костре негромко лопнул выстрел, и медная гильза патрона со свистом вылетела из огня. Гильза попала в рот Советкину. Тот упал на землю, но сейчас же вскочил и побежал от огня. Изо рта у него текла кровь.

— Патроны в огне! — крикнул Капралов. — Отходи!

Все побежали в разные стороны и остановились шагах в сорока от костра. В огне еще несколько раз хлопали выстрелы, и горящие сучки разлетались далеко и дымились между могил. Теперь опасно было подойти к костру, разбросать хворост.

— Валить березу придется, — сказал Зерцалов. — Кто за пилой пойдет?

Двое ребят побежали в Чижи за пилой, остальные расселись кругом на могилах. Стало совсем светло, но нельзя было все-таки узнать человека. Лицо его было по-прежнему прикрыто картузом, руки обнимали ствол.

Огонь под березой потух. Только черная, обожженная кора дерева курилась дегтярным дымом.

Из Чижей принесли пилу и топоры. Николка Чурасов подбежал к дереву первый. Он начал рубить быстро и со злостью, как будто разил врагов. Подруб шел в дерево наискосок, мелкие щепки летели далеко в стороны.

— Смотри, Коля, застрелит! — крикнул Чурасов.

— Сразу не застрелил, теперь не застрелит, — откликнулся Николка. — Все патроны вышли у него, должно быть.

— Пилой надо, — сказал Зерцалов. — Пилой верней.

Двое ребят, Булгаков и один чижовский, начали пилить против подруба. Вдруг Капралов крикнул:

— Стреляет!

С дерева грянул выстрел. Дробь крепко звякнула по пиле. Одна дробина попала в руку Булгакова, и он побежал со стоном, зажимая рану ртом. Остальные запрыгали через могилы.

— Кончать историю надо, — сказал Николка. — Пусть стреляет, а я дерево повалю.

Он поплевал на руки и взялся за пилу.

— Ну, ребята, кто со мной на линию?

После недолгого молчания вышел Козлов:

— Вместе помрем, Николка. Берись!

— Стой, стой! — вдруг закричал Курка. — Пусти, Николка, меня. Может, это он станцию поджег? Моя вина, что тогда я его прозевал. Пусти. Я пилить буду. А тебе дела другие найдутся.

Николка отошел от дерева. Не глядя наверх, Курка и Козлов принялись пилить. Все со страхом и напряжением смотрели на них и на верхушку дерева. Но человек не стрелял.

Береза была подпилена больше чем наполовину и уже качалась, когда человек начал спускаться.

— Стой, Козлов! — крикнул Николка, — Спускается.

Курка и Козлов перестали пилить.

Человек спускался медленно, как бы нехотя. Ружье ему мешало. Он задержался на минуту на середине дерева и бросил дробовик вниз, стараясь зашибить кого-нибудь прикладом.

— Мое ружье! — закричал Николка. — Я его Собашникову два года назад продал!

Но с дерева спускался не Собашников, а сам Пал Палыч Скороходов. Стал на землю, развел руками.

— Ишь ты!.. — с досадой сказал Капралов. — Значит, на кровати другой кто-то за него дышал…

Чижовские ребята бросились было бить кулака.

— Не трожь! — закричал Николка и загородил Скороходова телом. — А то он нам третий удар разыграет. Разговор его теперь нужен. В город с утренним поездом, как наметили…

Серега Маршев гнал лошадей во весь дух и совсем их запарил, когда подкатил к больнице. Здесь бросил вожжи коням на спину, соскочил с телеги, разбудил сторожа и вместе с ним прошел к докторше. Та еще не спала, читала книгу у лампы. Маршев, сбиваясь и путаясь, рассказал о несчастье в коммуне, а потом громко, по-мужицки заплакал.

Докторша сейчас же стала собираться в путь, побежала в больницу за марлей и ватой. Серега обещал заехать за ней через десять минут, а сам погнал лошадей на станцию, до которой было с полкилометра. Там он дал в город, прокурору, телеграмму, как наказал ему Николка. В телеграмме сообщал, что члены коммуны «Новая Америка» — Восьмеркин и его жена — убиты неизвестными преступниками, и просил оказать помощь в розысках. Ночью телеграмма эта была передана в центр. Из нее и узнали о событиях в коммуне редактор и Егор Летний.

Когда Маршев вернулся к больнице, докторша уже стояла у ворот с сумочкой и большим свертком ваты. Сережа усадил ее в телегу и погнал лошадей обратно. Телега сильно подскакивала на ухабах, и докторша вскрикивала. Но Серега не обращал на это внимания и хлестал лошадей изо всех сил.

Когда телега остановилась у конторы, от коней валил пар, как зимой. Сергей велел ребятам распрячь лошадей и поводить, а сам с докторшей прошел в комнату Николки, где лежали Джек и Татьяна.

Докторша осмотрела Татьяну и сказала тихо:

— С этой кончено.

Потом подошла к Джеку, попробовала пульс и начала быстро резать блестящими ножницами повязки, которые наложили Чарли и Катька. Она осмотрела раны и заявила, что лучше всего отправить Джека немедленно в больницу: надо сделать операцию.

Пелагея, которая молча стояла у дверей с открытым ртом, начала возражать:

— Куда его везть? Пусть уж здесь лучше сынок мой помирает.

Докторша посмотрела на нее строго, и Катька замахала рукой. Пелагея замолчала, вышла в коридор и там неистово заревела.

— Надо только его очень осторожно доставить, — сказала докторша, вспомнив о своем пути в коммуну, — иначе он в дороге умрет.

Чарли взялся довезти Джека на машине с полной осторожностью. Через пять минут он уже подал автомобиль к крыльцу. В автомобиле соорудили что-то похожее на кровать и бесчувственного Джека перенесли осторожно на матраце. Машина медленно тронулась. Несколько коммунаров двинулись вслед за автомобилем в больницу.

Никто не ложился в коммуне спать в эту ночь. Во флигеле бабы причитали у тела Татьяны.

Чарли ехал медленно и осторожно. Он хорошо знал дорогу, все бугры и выбоины и вел машину плавно, как будто нес Джека на руках. Только в одном месте, у большого дуба, автомобиль сильно качнуло. Джек поднял голову.