— Почему же он так настроен против Тойджана?
— Потому что по городу ходит сплетня, что Тойджан живет с Ольгой Сафроновой.
— Это ведь неправда? — с надеждой спросил Аман.
— Можешь не сомневаться, что самая гнусная клевета, — пожала плечами Айгюль. — Но как все запуталось вокруг этой подлой сплетни. Позавчера я отвозила домой Ольгу Сафронову. Девчонка заболела от горя! Нурджан уехал, не позвонив ей. Попросту говоря, сбежал в Сазаклы. А почему? Как ты думаешь?
— Вот чтобы во всем разобраться, я и хотел поговорить с тобой наедине. Признаться, раньше всего я хотел бы знать — веришь ли ты Тойджану?
— Больше, чем самой себе! — не задумываясь, ответила Айгюль.
— Так сильно любишь? — недоверчиво спросил Аман.
— Так хорошо знаю, — отпарировала Айгюль.
— Тогда прочти! — И Аман подал письмо Тойджана, найденное Мамыш.
Девушка быстро пробежала письмо и бросила на стол.
— Это писал не Тойджан! — воскликнула она. — Почерк не его, слова чужие! Разве скажет Тойджан про себя так унизительно: «Я простой бурильщик…» Он гордится своей профессией, он ни перед кем не опускает глаз! И потом — откуда такое выражение: «Пыль твоих ног будет сурьмой для моих глаз». Он же в ремесленном воспитывался. Там иначе разговаривают!
— Правильно говоришь! — Аман даже стукнул ладонью по столу. — Но как мы докажем это Нурджану? Как объясним Ольге, что произошло? Ведь она-то как будто ничего не знает об этой сплетне? Если бы понять, кому понадобилась эта клевета!..
— И я не понимаю, — вздохнула Айгюль. — Нурджан и Ольга — дети. Кому они нужны? Какая корысть отравлять их сердца?
— А Тойджан? У него есть враги?
— Если и есть, я о них не слышала. Но, должно быть, есть. Тойджан вспыльчивый, резкий…
Молоденькая официантка с бездонными голубыми глазами и стрелой пендинки на подбородке подошла к столу и радостно сообщила:
— А грузинского вина нету!
— Что же нам делать, Айгюль? — спросил Аман. — Может, пива выпьем?
— Мне все равно. Пива никогда не пробовала.
— Что ж, когда-нибудь надо и попробовать. Начнем, пожалуй?
— Все равно, — повторила Айгюль. — Мне сейчас все равно, только бы понять, кто написал это отвратительное письмо!
— Ты оскорблена за Тойджана, я понимаю тебя. Но ведь детям, как ты их называешь, еще тяжелее приходится.
— Так кто же мог это придумать? — упрямо повторяла Айгюль.
— Мы никогда не догадаемся кто, если не поймем зачем.
— Постой-ка, постой! — закричала Айгюль. — Ведь и у меня есть враг — Эшебиби! Она угрожала мне, и твоя мать это слышала. Эшебиби говорила, что вся моя семья ее еще вспомнит!
— Что ты ей сделала?
— Отказалась выйти замуж за ее сына. Потом… — Айгюль густо покраснела. — Она однажды встретила меня с Тойджаном. Даже не встретила, а мы сидели в машине… Вместе… И она укусила Тойджана за палец.
— Укусила?! — Аман хохотал до слез. — А я — то даже и не догадывался, какой бурной жизнью живет наш город!
— Вот ты смеешься, — обиделась Айгюль, — а ему было очень больно…
— Прости, пожалуйста, что оскорбил твои чувства, — продолжал хохотать Аман, — но я думаю, что Эшебиби рассчиталась с Тойджаном на месте. Писать такие письма — это что-то слишком тонко для неграмотной старухи. Тебе не кажется?
— Пожалуй, и потом, как оно попало в карман к Ольге? Ручаюсь тебе чем угодно, что Ольга ничего не знает об этом письме.
— Ты хочешь сказать?.. — Аман даже запнулся от волнения.
— Я ничего не хочу сказать, а только хочу понять.
— Ты хочешь сказать, что мать не нашла это письмо, а ей его дали? — Аман вытирал лоб. Его даже пот прошиб от такой чудовищной догадки.
— Неужели я могу подумать такое про тетушку Мамыш? Тогда остается предположить, что письма написал Аннатувак и передал ей. Три дня назад я чуть не подралась с братом, но и тогда я бы не поверила, что он способен на такую подлость.
— Нет, конечно, это невозможно!
Оба замолчали. Неугомонная швейцариха увлеклась хором Пятницкого, и сейчас на весь ресторан разносилась песня: «На закате ходит парень…» Пограничники, уходя, с шумом отодвигали стулья, разбирали фуражки на подоконнике, а влюбленные по-прежнему тянули ижевскую воду.
— Вот, — тихо сказала Айгюль, — мы с тобой полчаса поговорили об этом деле и сами стали гораздо хуже. Всех подозреваем, готовы обвинить в самых низких поступках своих близких…
— Когда копаешься в грязи, трудно не запачкаться…
— Ужасная грязь! — с отвращением подхватила Айгюль.
— Клевета — это страшная сила. Всегда найдутся готовые поверить. Твой брат поверил, мой брат поверил, я уже не говорю про мать. Она рада была поверить…
— Что ей сделал Тойджан?
— Не в этом дело. Не хочет русскую невестку.
— У нас то же было, а сейчас лучше Тумар-ханум и человека нет.
— И ты заметь, клеветник вроде диверсанта. Он не только отравляет воду в стакане, он мутит весь источник. Подумай: Нурджан страдает, Ольга мучается, Аннатувак готов изничтожить Тойджана, да и тебе нелегко… хотя ты мужественный человек. Ты сильна своей верой, любовью…
— А как же жить иначе?
— Живут и иначе…
И снова оба надолго замолчали. Зал будто вымер. Ушли и влюбленные, официантка удалилась за буфетную стойку, и только голос в репродукторе старательно выводил: «И кто его знает, чего он моргает…»
— Чего он моргает… — машинально повторила Айгюль и вдруг наморщила лоб, вспоминая что-то. — А может быть? Слушай-ка, Аман, вчера Аннатувак сказал, что Ханык Дурдыев специально явился к нему, чтобы рассказать эту сплетню. Ты его знаешь?
— Мало. О нем — больше.
— Как, по-твоему, такой трус, и притом расчетливый трус, может явиться к Аннатуваку, зная его бешеный характер, только для того, чтобы сообщить неприятную новость? Тут что-то странное… Этот человек ничего зря не делает и, если пошел на риск, хорошо представляя, что брат может запустить в него чернильницей или, в лучшем случае, вышвырнуть из кабинета, значит, ему очень нужно было прийти.
Аман пристально смотрел на девушку, и его единственный глаз ласково заблестел.
— Нет, не зря я тебя пивом поил! Голова у тебя светлая. Теперь слушай. Два дня назад в партком пришло письмо от Зулейхи Дурдыевой. Просит воздействовать на мужа, он алименты не платит. То есть не то что алименты, они не разведенные, а просто деньги на детей высылает не каждый месяц, а раз в полгода, да и то копейки. А письмо ей посоветовали написать шефы, которые были в колхозе. Ты помнишь, кто ездил в колхоз? Нет, кажется, не зря я тебя пивом поил!
Айгюль сияла. Когда Аман снова заговорил о пиве, она с готовностью отхлебнула большой глоток, поперхнулась, закашлялась и рассмеялась.
— Похоже, что распутали! А ты знаешь, кто помог? Пластинка! «И кто его знает, чего он моргает…» — тихонько пропела она. — У Ханыка-то вся рожа дергается!
Глава сорок шестая
Столб огня
Среди ночи Айгюль разбудил телефонный звонок. Пока она зевала и потягивалась, пока протирала глаза, чей-то женский голос успокаивал, просил не напугать Тыллагюзель и совершенно бестолково расспрашивал об ее здоровье. Не сразу, в предчувствии страшной беды, Айгюль поняла, что говорит Тамара Даниловна, а когда поняла, трубка ходуном заходила в задрожавшей руке.
— Что случилось? Не томи! Говори прямо! — кричала Айгюль.
Опять невестка бормотала что-то невнятное, просила не волновать старуху. И вдруг отчетливая мысль пронзила Айгюль.
— Что-нибудь с отцом? Что, что? Буровая? Говори, говори, не бойся! Пожар на буровой отца…
Трубка выпала из рук Айгюль и замоталась на шнуре вдоль стены. Несколько минут девушка не могла прийти в себя, не помнила, как упала на стул, стоявший возле телефона, не слышала голоса Тамары Даниловны, тщетно кричавшей что-то, не чувствовала, как по щекам заструились горячие слезы. Мотаясь, трубка ударила по колену, и Айгюль опомнилась.
— Алло, алло! Это я! Ничего, Тамара, ничего со мной не случилось! Только говори всю правду! Что? Нет большой опасности? А где Аннатувак?.. Улетел с попутным самолетом! Почему же без меня? Спешил? А я не спешу? Ах, все-таки буровая в огне и никто ничего не знает? Что же делать?.. Сулейманов? Так скажи ему, чтобы обязательно заехал за мной. Слово возьми с него! Какое несчастье, какое несчастье…
Она повесила трубку и с лихорадочной быстротой стала одеваться.
Только теперь она как следует поняла, что рассказала невестка о Сазаклы. На вышке Тагана пробурили уже более двух тысяч метров. До проектной глубины осталось около трехсот. Геологи подтверждали наличие богатых залежей, последние два дня бурение шло совершенно благополучно — и вот такое несчастье! Тойджан и отец вместе! Страшно подумать — живы ли они? Если Тойджан был на вахте, когда загорелось, так самое большее, на что можно надеяться, это только на то, что он ранен. А вдруг?..
