И Ольга зашагала храбрее. Поселок с новенькими домами показался теперь добрым и приветливым. А вдруг старуха на этот раз поймет, что была неправа, и встретит ее как родную: «Ольга-джан, прости глупую старуху, и дом мой, и сын мой, и душа моя пусть будут твоими!» А Нурджан выбежит навстречу, и родинка запрыгает от радости на его щеке.
Взволновав себя этими мыслями, Ольга посмотрела на свою спецовку и остановилась в нерешительности. Как же все-таки идти в гости в ватнике? Но тут же успокоилась — рабочего вида нечего стесняться. Вот только не причесывалась она сегодня и гребенки нет…
Она переходила через улицу, погруженная в свои мысли, и не слышала, как машина, просигналив несколько раз, резко затормозила около нее.
Из кабины выскочила Айгюль.
— А кыз Ольга, что с тобой?
Ольга очнулась, но не знала, как объяснить, что в самом деле происходит с ней.
— Я вот иду… — растерянно сказала он…
Айгюль заглянула ей в глаза, оглядела с головы до ног, заметила растрепанные волосы, утомленный вид.
— Что-нибудь случилось?
— Нет… Ничего не случилось.
— К Нурджану идешь?
— Да-да! — обрадовалась Ольга, что Човдурова так легко говорит об этом посещении. — Он заболел?
— Нет, кажется, здоров. Только уехал в Сазаклы.
— Его послали в командировку? — быстро спросила Ольга.
— Ну зачем мы будем посылать кого-нибудь в Сазаклы? Там же разведка!
— Тогда почему же он?
— Да не знаю… — Айгюль замялась и проницательно посмотрела на Ольгу. — Звонил его брат, говорил, что у него какие-то неприятности… Не знаешь, какие?
Ольгу обдало жаром. Неужели Мамыш отправила Нурджана к отцу, чтобы они больше не встречались? И он послушался?
— Я не знаю, — сказала Ольга, — он мне не звонил.
— Вот тебе и на! — удивилась Айгюль. — Ну, садись в машину, подвезу до автобуса. Значит, не звонил, говоришь?
Ольга молчала. Она устроилась в «газике» рядом с Айгюль и старалась изо всех сил не выдать себя, казаться спокойной. На крутом повороте машину тряхнуло. Ольга почти упала на Човдурову, и та почувствовала, что девушка дрожит мелкой дрожью.
— Ты простудилась? Больна?
— Нет, просто голова болит. Домой бы поскорее.
— От головной боли не бывает озноба. Зачем скрываешь от меня? Я же не враг тебе…
Ольга уронила голову на плечо Айгюль и горько заплакала, впервые за два дня.
Глава сорок четвертая
Брат и сестра
Аннатувак Човдуров никогда не был педантом и мелочным человеком, он прекрасно понимал, что успех любого предприятия решает удар на главном направлении, и тут был беспощаден и к себе и к другим. Когда товарищи удивлялись его гигантской пробивной силе, он, пожимая плечами, говорил: «Но я никогда бы не простил себе ни одной упущенной возможности!» И верно, добиваясь цели, не упускал ни одной возможности, какой бы бесплодной ни казалась попытка на первый взгляд.
С такой же обстоятельностью он относился и к своим домашним делам. Честь семьи, ее вес в общественном мнении были для него очень существенны. В свое время, когда Тыллагюзель искала у Аннатувака поддержки, чтобы расстроить брак Айгюль с Керимом, она не нашла сочувствия. Самый церемониал сватовства, национальность будущего зятя не имели никакого значения в глазах Аннатувака. Иначе обстояло дело с Тойджаном. После разговора с Дурдыевым, после бесплодной попытки запутать самого Атаджанова в голове, как заноза, сидела мысль, которая однажды с такой ясностью возникла: «Он играет нами, Човдуровыми!» Здесь тоже нельзя было упустить последней возможности, и Аннатувак решил раскрыть глаза Айгюль. По телефону он предупредил сестру о своем приходе.
Торжественное это предупреждение насторожило Айгюль. Брат не часто баловал родственников посещениями. В отсутствие Тагана это намерение казалось совсем странным, но Айгюль не была теперь склонна беспокоиться о чем-нибудь заранее. После примирения с Тойджаном вся жизнь представлялась ей сказочно прекрасной. Мало ли что могло случиться с Аннатуваком? Он помрачнел за последнее время, но как будто сделался мягче. Люди меняются, растут. Может быть, как ни трудно представить себе такую честь, он хочет о чем-нибудь посоветоваться с сестрой? Все бывает… Айгюль улыбалась воспоминаниям. Как и во всех туркменских семьях, в семье Човдуровых мальчика любили больше и больше прощали ему, но самым забавным казалось сейчас, что и она мирилась с установленным порядком, старалась заботиться о брате, во всем угождать ему. Когда выросли, перестали вспоминать об этом, и при встречах Аннатувак любил говорить с сестрой о делах, как бы подчеркивая, что он теперь изменился, стал новым, передовым человеком. Айгюль не очень-то верила в серьезность этих перемен.
Когда брат появился, Айгюль приняла его весело и приветливо, усадила за большой стол, прямо против окна. Косые лучи заходящего солнца освещали усталое лицо Аннатувака, оно смягчилось, казалось спокойным и добродушным.
Тыллагюзель, думая, что у детей секретный разговор, удалилась на кухню, но, кажется, эта предосторожность была излишней. Аннатувак рассказывал Айгюль о Кум-Даге. Кум-дагские промыслы были любимым детищем Нефтяного объединения. Благодаря счастливому расположению пластов нефть там добывалась легко, скважины залегали неглубоко, и кум-дагский трест из года в год завоевывал Красное знамя республики. Когда Аннатувак рассказывал о кум-дагских буровых, лицо его принимало самодовольно-скромное выражение, как у счастливого отца, когда он слышит об успехах отличника-сына. Айгюль с удовольствием поддерживала эту мирную беседу, и постепенно ее безоблачное настроение начало раздражать брата. Неужели она воображает, что он явился сюда без всякой цели, только чтобы поделиться впечатлениями о Кум-Даге?
Терпение его наконец лопнуло, именно тогда, когда сестра подробно, со знанием дела, толковала о способе вторичной добычи нефти, широко применявшейся в Кум-Даге.
— Айгюль! — перебил Аннатувак и опустил голову, словно стыдясь того, что собирался сказать. Помолчав немного, он продолжал: — Конечно, не очень-то хорошо заводить мне этот разговор, но раз уж начал — скажу: ведь тебе как будто не мало лет?
К Айгюль сразу вернулась настороженность.
— Не пойму, что ты хочешь сказать?
— Могу яснее: ты долго еще будешь одна?
Заметив, как пальцы Аннатувака нервно катают по столу спичечный коробок, Айгюль поняла, что он волнуется, и насмешливо ответила:
— Собрался замуж меня выдавать?
— У тебя всегда хватало самостоятельности влюбляться без помощи родителей и брата.
— О чем же тогда беспокоиться?
— Да Лучше уж замуж, чем быть предметом сплетен для всего города…
Айгюль подумала, что он вспоминает случай с Керимом, и решительно прервала:
— Не стоит возвращаться к прошлому.
— А как избежать повторения в будущем?
Девушка пристально посмотрела на брата.
— Хотела бы я знать, куда ты гнешь? — сказала она как бы про себя. — В голове чужие мысли, на языке колючки… Не мучай себя, выкладывай все, что тебя смущает, и успокойся.
Аннатувак уже собрался ответить грубостью, но в комнату вошла Тыллагюзель с чайниками. Он натянуто улыбнулся и обратился к матери:
— Мне очень жаль тебя…
Тыллагюзель испугалась, старательно поплевала себе за ворот и, удивленно подняв брови, спросила:
— Что-нибудь случилось, Тувак-джан?
— Трудно сказать точно, но скоро, кажется, ты останешься одна.
Тыллагюзель совсем разволновалась.
— Неужели опять война? Тебя снова забирают в армию?
— Нет, нет, не волнуйся. Речь не обо мне, а об Айгюль.
— Об Айгюль?
— Что же пугаешься, не век же дочь будет жить с тобой?
— Ах, ты об этом? Конечно, если в доме останутся два старика, жить будет неинтересно, я думаю…
— Ну и как же ты готовишься к свадьбе?
— К свадьбе? — переспросила Тыллагюзель и посмотрела на Айгюль. Она никак не могла понять, рассказала ли дочь Аннатуваку о Тойджане, и наконец нашла дипломатический ответ: — Спрашивай у Айгюль. Она лучше знает.
— Но, по-моему, Айгюль не торопится?
Сердце Тыллагюзель растаяло от внимания Аннатувака к сестре. Ей очень захотелось поделиться своей радостью.
— Недавно Айгюль сказала: «Мама, ай, мама…», — таинственно начала Тыллагюзель.
Действительно, вернувшись домой после примирения с Тойджаном, Айгюль сказала: «Мама, ай, мама, не сегодня, так завтра будем справлять свадьбу. Только той будет у нас в доме. Как ты на это смотришь? Не говори потом, что не слышала, — народу соберется много!» Испугавшись, что мать повторит ее слова, Айгюль перебила:
— Мама, ай, мама, занялась бы ты ужином!
Старуха сразу поняла намек.
— Вий, ну и память у меня! Тесто, наверно, убежало!
