Эсен кивнул:
— Я в курсе.
— Не пытается ли Меллек Веллек его выручить — компрометируя меня и Сергея Герасймовича.
— Н-ну… Я думаю, все сложнее. Если бы он только тебя старался опорочить… Но почему он и на Новченко замахивается? Вот вопрос… Да, а ты уверен, что статья инспирирована именно Меллеком?
— Там даже его выражения попадаются.
— Что ж, иные предпочитают стрелять из-за укрытия.
— Я не понимаю, Эсен, как газета пошла у него на поводу?
— Я же говорил: и в газетах люди работают. Может, Меллек Веллек на короткой ноге с кем-либо, имеющим влияние на редактора. Интриги — а мы имеем дело с явной интригой — плетутся обычно хитро и многосложно.
— Что же ты думаешь все-таки предпринять в связи с этой статьей? Ведь от нее так просто не отмахнешься. Газету читают десятки тысяч людей.
— Попробуем правильно ориентировать эти десятки тысяч. Развеять туман, напущенный газетой. Отмести клевету. Ну, а какие конкретные шаги для этого потребуются — надо подумать.
— Тебе, видимо, придется все-таки создать комиссию для проверки фактов, приведенных в статье, ну, и моей работы…
— Сие, Бабалы, в функции политотдела не входит. Пускай министерство этим занимается, а наше дело — всеми силами способствовать тому, чтобы любая комиссия получила верную информацию о положении на участке. Наше дело — биться за правду. — Мурадов задумался. — Понимаешь, Бабалы. У меня пока не большой опыт работы. Но я могу отличить человека честного от себялюбца, карьериста, интригана. И меня удивляет: почему мы не всегда способны осадить тех, кто стоит на пути у людей, преданных партии, родине? Ведь от этих камней на дороге — вред общему нашему делу. А сколько горячих сердец изнашивается из-за них раньше времени! Ну, почему вот ты должен переживать, волноваться, трепать нервы из-за этого Меллека Веллека? Нервные клетки, говорят, не восстанавливаются. А Меллек Веллек, я уверен, чувствует себя сейчас удовлетворенным и руки потирает от удовольствия, что удалось поставить тебе подножку, Я не хочу обобщать, может, такая расбтановка сил — нетипична, но от этого, ей-богу, не легче. Чепуха какая-то: тому, кто хочет, чтобы канал был построен как можно скорее, приходится отбиваться от клеветников, которым на канал, собственно, наплевать, поскольку они преследуют какие-то свои, корыстные цели…
— В том-то и дело, Эсен, что нам дороги интересы строительства, и удар, нанесенный по кому-либо из нас, воспринимается нами, как ущерб делу, которому мы служим. Оттого-то так и волнуешься… — Бабалы постучал пальцами по столу. — Ладно. Сидеть сложа руки я все-таки не намерен. Позвоню-ка в министерство — как ты на это смотришь?
— Зачем? Что мы, на месте не отобьёмся?
— Надо выяснить: дадут они мне спокойно работать или и в дальнейшем будут вставлять палки в колеса?
— По телефону ты это не выяснишь.
— Я и хочу, чтобы мне разрешили приехать в Ашхабад. Там и разберусь во всем.
— Стоит ли поднимать шум из-за такой мухи, пусть даже назойливой, как Меллек Веллек?
— Руководитель участка должен шагать широко. А у меня путы на ногах. Лучше уж разом разрубить все узлы.
— А ты не боишься уподобиться дайханину, который, рассердившись на блоху, сжег все одеяло?
— Блоху я стряхнул бы в огонь, и дело с концом. Все обстоит куда серьезней.
Бабалы соединили с Алексеем Геннадиевичем. После того как они обменялись приветствиями, Бабалы сказал:
— Алексей Геннадиевич, мне необходимо срочно выехать в Ашхабад. У меня родственник в очень тяжелом состоянии. Да, возможно, и при смерти. К вам тоже зайду. Да, да, обязательно зайду. Статью? Читал. А я и не волнуюсь. Работаю ведь не в безвоздушном пространстве, если я прав — то мне есть на кого опереться. Ну, об этом не мне судить. Не поддержит меня никто, так я сам подниму руки: значит, виноват кругом. Спасибо. Спасибо, Алексей Геннадиевич. Так я выезжаю. Да, да, до скорой встречи.
Когда он повесил трубку, Мурадов спросил:
— Болезнь родственника — это предлог?
— Да нет, с отцом Аджап плохо; Так или иначе, мне следовало бы быть в Ашхабаде.
— А что замминистра сказал, если не секрет?
— От тебя у меня нет секретов, Эсен. Он посоветовал не волноваться. Пообещал, что сам примет все необходимые меры.
— Почему же при нем вольготно таким, как Меллек Веллек?
— А Алексей Геннадиевич его боится. Да и не он один. Ты вот удивлялся: почему всякие меллеки веллеки порой на коне? В чем их сила? Да как раз в том, что они пользуются таким орудием, как клевета, интрига, хитрость, — а мы ведь не можем ответить им тем же! Мы вообще подчас предпочитаем не связываться с ними, не пачкать рук. Меллек Веллек многим ясен. Но его побаиваются: от честной схватки он может устраниться, зато потом, подкараулив удобный момент, ударит тебя из-за угла отравленным кинжалом.
— Сгущаешь краски, Бабалы. Хотя в общем я тебя понимаю. Открытое сердце в какой-то мере и беззащитно против клеветы и коварства. Так что ты все-таки поосторожней там, в Ашхабаде.
— Не смогу, Эсен, допекло! Уж старика моего и то не пощадили. Он-то ни в чем не повинен, а теперь тоже должен волноваться, тревожиться.
— Все же держись там спокойней! Чтоб не получилось по поговорке: хотел поправить бровь — глаз вышиб.
— Я просто поставлю вопрос, так сказать, ребром: или я — или Меллек Веллек.
— Делай, как знаешь, не переборщи только. А я пока съезжу в Мары, в обком. Косвенно статья ведь и против обкома направлена — ты всегда пользовался его поддержкой. Подумаем все вместе, что делать и как быть. Можешь быть уверен, ни тебя, ни Сергея
Герасимовича в обиду не дадим. Вы ведь канал прокладываете, а не Меллек Веллек.
— Канал строят рабочие.
— Вот мы и не позволим, чтобы они лишились преданных своему делу руководителей. Успеха тебе, Бабалы! Считай, тылы у тебя защищены надежно.
Эсен и Бабалы — боевые соратники, единомышленники — крепко пожали друг другу руки.
Глава сорок вторая
КРУГИ ПО ВОДЕ
клубе колхоза «Абадан» закончилась лекция, но народ не расходился. Колхозники расселись на просторном айване*— кто на стульях, кто на полу. Образовалось несколько групп, и в каждой велись свои разговоры. Иным не сиделось на месте, они переходили от группы к группе, прислушивались, вставляли реплики. Беседовали люди неторопливо, наслаждаясь возможностью потолковать о всякой всячине, — ведь обычно вот так, все вместе, они встречались лишь во время работы. На айване стоял неясный гул — как будто гудели пчелы, попавшие в пустую тыкву.
Внезапно один из мужчин, молодой, с маленькими усиками, вскочил на скамейку и, размахивая газетой, которую он держал в руке, крикнул:
— Товарищи! Минутку внимания!
Колхозник в приплюснутой папахе замахал на него руками:
— Ты что, тоже лекцию хочешь прочесть? Ступай, ступай отсюда подобру-поздорову.
— Лекциями да докладами мы сыты по горло, — поддержал его сосед, — дай нам отдохнуть по-человечески!
Мужчина с маленькими усиками, однако, не унимался:
— Вы ведь не знаете, что я хочу сказать! Вот в этой газете, — он потряс ею в воздухе, — помещена статья, которая наверняка всех вас заинтересует!
С мест послышались голоса:
— Газеты много чего печатают!
— Тут не читальня, газету можно проглядеть и вечером, перед сном!
— Что это за статья? Прочитай, прочитай, братец.
— Верно! Пусть почитает! Тише!
Дождавшись тишины, мужчина с маленькими усиками сказал:
— Статья называется: «Самодур на руководящем посту». А говорится в ней о сыне нашего Артыка-ага.
Тут уж все загалдели:
— Читай! Читай! Что там пишут про Бабалы Артыка?
Молодой мужчина начал читать. Его не перебивали, слушали с напряженным вниманием, а когда он закончил, снова поднялся шум;
— Вай, это навет на Бабалы Артыка! Что мы, не знаем его?
— И Артыка-ага зря приплели.
— Подписи-то там нет? Вот то-то!
— Ай-яй, старик-то как расстроится!
Артыка не было среди собравшихся, он уже выехал в Ашхабад. Воспользовавшись его отсутствием, колхозник в приплюснутой папахе, у которого, видно, были с Артыком свои счеты, сказал:
— А разве это неправда, что Бабалы опирается на своего отца? Артык-ага во всем его поддерживает.
Ему возразили:
— Ну, и что с того? Разве это грех — добрые дела поддерживать? Наш Бабалы всегда был молодчина, Артык правильно его воспитал!
— Бывает, попав в город, человек забывает о материнском молоке.
— Ты что на город нападаешь? Откуда культура к нам идет? Из города. Там многие наши земляки большими людьми стали.
— Так, по-твоему, газета врет?
— Не газета, а тот, кто статью писал! Откуда ты знаешь, что у него на уме было?
— А ты откуда знаешь, какой теперь Бабалы Артык? Должность у него большая — может, коленки-то и не выдержали, подогнулись. По пословице, даже Хыдыра * золото может совратить. А Бабалы вон над какими деньгами хозяин!
