рассыпались десятки выстрелов. Нюре показалось, что она даже слышит чьи-то многочисленные голоса. Потом все стихло, а через минуту уже совсем в другой стороне — и, видимо, далеко—быстро простучал пулемет. Из-за угла снова выскочили всадники, кто-то громко крикнул: «Обошли мельницу!», и они круто свернули в сторону, а за станицей опять просыпалась беспорядочная стрельба.
Нюра дрожала. Не знала — от холода или от страха... Ноги
отекли и стали, как деревянные. В висках стучало, во рту пересохло. И вдруг высоко, над самой головой, вспыхнула ослепительно синяя звезда. Бок колокольни, край куста, под которым сидела Нюра, и кусок площади облились светом, как в яркую лунную ночь. На коленях фосфорическим блеском сверкнул наган. Звезда медленно и бесшумно, точно невесомая и неосязаемая, спускалась и постепенно гасла... Еще немного, и она угасла совсем, и Нюре показалось, чго стало темней, чем было раньше.
Не сразу она поняла, что это за звезда. Время от времени снова раздавались выстрелы, то частые, то редкие. Попрежнему мимо площади и по далеким улицам проносились конные, пробегали пешие группами и в одиночку. Мало-помалу то тут, то там в станице стали слышаться голоса, и Нюра чувствовала, что ее мужества нехватит. Но куда бежать? По станице уже не побежишь. «Может, бросить наган и как-нибудь проскочить? — подумала она. — Нет, не могу... Непременно схватят...»
А тут еще небо стало сереть, и она поняла, что приближается рассвет. «Ой, да меня ж теперь совсем видно! — испугалась она, —спрячусь в церкви...» Она побежала к каменной лестнице, но не успела подняться и на несколько ступенек как ее окликнул дед-сторож.
— Куда?
Она остановилась и инстинктивно спрятала под пальто наган.
— Дедушка!.. — жалобно сказала она, а что говорить даль-ше—сама не знала. Но вдруг нашлась:
— Тетя умерла, где здесь батюшка?
Она сбежала со ступенек, схватила деда за руку.
— Ой, боюсь! Идемте в сторожку, скажу вам что-то.
И стремительно потащила его за собой. Дед, упираясь, что-то рассерженно и озадаченно бормотал, но в это время в воздухе с треском разорвался снаряд и за его грохотом она ничего не расслышала.
— Идите ж сюда! — и она снова потащила за собой деда.
Напуганный орудийной пальбой, он уже и сам не сопротивлялся и спешил в сторожку. Только вошли они в нее как Нюра выхватила наган.
— Дедушка! — умоляюще крикнула она. — не надо, не надо, чтобы я вас убила! Отойдите к стене. Сядьте! Прошу вас, сядьте на пол. Я ж выстрелю! Слышите!
Ее взволнованный голос и горячая просьба показались деду страшней угроз. Он дико вытаращил глаза, попятился к стене и медленно опустился на пол.
— Сидите! — теперь уже строго сказала Нюра и подбежала к маленькому окошечку. Отсюда ей была видна церковная дверь.
— Ой, дедушка, — она тяжело перевела дыхание, — что делается! Устала я... Только вы не подымайтесь! Слышите! — она 202
топнула вдруг ногой и снова погрозила наганом.—Кого вы пустили на колокольню?
Дед молчал и тыльной стороной руки обтирал себе лоб, — все еще не в состоянии понять происшедшее.
— Да кого ж пустил? — наконец, сказал он. ■— Их пустил. Приказали с юрченкова гарнизона казаки. Один урядник, а другой — не знаю кто. А ты что делаешь тут?
— Сидите тихо!
Больше часа караулила она деда, наблюдая в то же время за церковной дверью. Становилось светлей и светлей. Теперь уже можно было различить каждый куст, каждую кочку на дорожке. Крылатый ангел над поповской могилой упрямо глядел в ту сторону, где за площадью виднелась крыша атаманского дома.
— На .Лельку смотрит, — вдруг улыбнулась Нюра и, придвинув к окошку табурет, устало опустилась на него.
А выстрелы гремели чаще и ближе. Уже беспрерывно где-то строчил пулемет, уже явственней слышались голоса, и вдруг далекое-далекое «ура!» прокатилось за станицей, и в тот же миг тут же, в самом центре, почти над ухом грянул залп и послышались крики. Нюра испуганно посмотрела на деда.
— Что это?
Дед несколько раз перекрестился, потом тихо сказал:
— Война.
Нюра вздрогнула: на площади, за окном кто-то кричал, глядя на верх колокольни;
— Лабунец! Гей! Что ж ты, чорт, не стреляешь! Красные в ерике залегли. Бей по ерику!
— Слухаю! ■— ответил кто-то с колокольни сдавленным и не знакомым Нюре голосом.
Всадник умчался. Нюра схватилась за сердце. «Да это ж не Кузьмы голос! Неужели ошиблась? Кого ж я всю ночь стерегла?..» Она растерянно посмотрела на деда.
— Кто кричал с колокольни?
— А кому ж кричать? Кто там есть, тот и кричал. Урядник.
— Урядник?!
«Бежать!» — мелькнуло в голове у Нюры, но в это время на площадь ворвалась во главе с Юрченко конная сотня. Юрченко махал обнаженной шашкой и кричал, глядя на колокольню:
— Лабунец! Огонь!
И хлынул свинцовый дождь сразу из двух пулеметов, но не в сторону красных, а по скакавшей через площадь сотне. Юрченко первым свалился с Ласточки, грохнула на землю и половина его кавалерии. Ласточка, как вкопанная, остановилась.
— Кузьма! — радостно вскрикнула Нюра.—Дедушка, на колокольне Кузьма!
Дед ничего не понял и перепуганный подбежал к окну.
— Какой Кузьма?
— Да Кузьма же! Кузьма! И Тарас! Наши' Красные! Дедушка! Милый! Красные!
Она, не помня себя от радости, выскочила из сторожки и, ничего не видя, ничего не слыша, кричала;
— Кузьма! Кузьма! Бей! Я здесь!
И побежала к церкви. Вслед ей прогремел одинокий выстрел. Она оглянулась. Лежавший на земле Юрченко снова целился в нее из нагана. Она вскрикнула, прижалась к стене. Но Юрченко больше не выстрелил. Наган выпал из его руки, и он замер. Нюра вбежала в церковь и полезла на колокольню.
Бой продолжался недолго. С высоты колокольни Нюре хорошо было видно, как лихие буденновцы неслись в станицу и как по другую ее сторону, далеко в степи, мелькали черные точки—остатки юрченкова гарнизона. Она поминутно подбегала то к Кузьме, то к Тарасу, но от волнения не могла говорить.
Буденновцы скакали к центру по трем широким улицам. В утреннем весеннем солнце сверкали полотнища боевых знамен. На площадь влетел отряд. Но Нюра с Кузьмой и Тарасом, нагруженные пулеметными лентами, уже спускались и не видели его. Когда же они вышли на порозовевшие от солнца каменные ступени, к ним, спрыгнув с коня, бежал стройный смуглый казак. Красный башлык развевался за его спиной.
— Спасибо, пулеметчики! — кричал он. —
