думали поворачивать обратно. Что он еще выдумает? А нас ждут дома родные, они все глаза проглядели, разве не так? Пора, пора поворачивать обратно, мы свое дело сделали. Слова его падали, как капли на камень, разъедали ум, тревожили измученных людей. В их воображении проходили картины земель, где несметными тучами бегают чернобурые и сиводушчатые лисы, взлаивающие от нетерпения повиснуть пушистым воротником на шее далекой красавицы. Стаи соболей и горностаев преследовали их, где бы ни остановились охотники, угрюмый медведь подставлял свой бок под самострел. В водах, столь же диких и обильных, плавают глазастые нерпы, поднимает свое громадное туловище на льдину морж. Призраки огромных количеств тороков с мягкой рухлядью и бочек с красной икрой преследовали матросов и во сне, заставляя их корчиться под крепко намотанными ремнями. Подспудно зреющее недовольство грозило вылиться в бунт, в прыжок с оскаленными зубами; а корабль тем временем уходил все дальше и дальше. Вот была реальность, с которой невозможно было не считаться.
Чиф вздохнул и перевел взгляд на компас. Он молил господа, неведомых местных божков, обмазанных кровью, далекую звезду, провожающую их корабль от родного порта, утреннее солнце и собственную волю, чтобы Земля, к которой стремится Командир, обнаружилась назавтра в гомоне чаек, в облаке испарений и плеске мирных волн, ибо только появление долгожданной Земли могло спасти Командира. Времени не осталось. Все может измениться даже утром: ветер наберет ураганную силу, срывая волны, низкое небо нависнет над провалами водяных ущелий, суденышко их превратится в безвольную крохотную щепочку в ладонях безжалостных стихий, а ропот в матросском кубрике — в рев обезумевшего животного.
Чиф спустился по трапу вниз, с большими предосторожностями нащупывая ногой каждую ступеньку, остановился у двери командирской каюты и стряхнул брызги воды со старого, но верного бострога. Постучал.
Его встретил взгляд светлых глаз, выпукло блестевших на его лице в свете тяжелого морского шандала, намертво привинченного к переборке у самой головы Командира. Чифа кольнуло ощущение досады на Командира за то, что он в этой сгущавшейся с каждой секундой атмосфере страстей, затаивших молнии в каждом углу, в каждом фунте воздуха и угрожавших жизни не только Командира, двух гардемаринов и Чифа, но и жизни и существованию всего корабля, был чисто выбрит и подтянут, будто быть чисто выбритым и подтянутым в это время стало для него самым важным. Перед ним лежали рулоны карт, линейка, циркуль, дымилась в специальной подставке-табакерке трубка. Дым из нее поднимался к подволоку, метался во все стороны тесной каюты, перемешиваясь слоями, когда корабль прыгал в пучину и выныривал на гребень волны.
— Понимаю, Лейтенант, на всех действует эта изнуряющая гонка, бесконечная непогодь, всех угнетает этот мрак без единого просвета даже среди белого дня. Если только это можно будет с полной уверенностью назвать белым днем. Уже осень, в этих широтах темнеет быстро, дни кажутся невообразимо короткими, а ночь бесконечной. Но мы будем продолжать двигаться на север до тех пор, пока позволит обстановка и пока нам не выйдут навстречу полярные льды. Мне не хотелось бы напоминать экипажу, что я всё еще остаюсь на этом корабле Командиром и по-прежнему наделен неограниченными полномочиями. В любом случае я буду вынужден действовать так, чтобы достичь истинных целей экспедиции.
— Исключительные цели, исключительные ситуации. Командир, осмелюсь задать вам один вопрос, не примите за недовольное брюзжание. Кто будет выполнять приказания в исключительной ситуации, когда сама исключительная ситуация поставит вас перед фактом одиночества?
— Вот как?
— Вы одиноки, Командир.
— Это уже серьезно… Я не ожидал, что настроения зайдут так далеко. Поверьте, я тем не менее трезво оцениваю положение вещей. Но пойти на поводу у вашего тиммермана и повернуть назад я не смогу. Ах, весь экипаж!..
Трубка потухла. Дым, потихоньку втягиваясь в невидимые щели, оставлял только запах табака. Руки Командира легли на подлокотники крепкого деревянного стула, туловище откинуто на спинку.
— В свою очередь я задам вам вопрос, Лейтенант: что будете делать вы в исключительной ситуации?
— Это вопрос вопросов.
Чифу трудно ответить на него. Он с усилием отводит взгляд от пламени свечи. Сказать, что выбор сделан, что он с Командиром до самой последней минуты, но в то же время нельзя оставить матросов одних.
— Вы можете рассчитывать на меня, Командир, и не только потому, что я приносил присягу и остаюсь верным ей. Я разделяю ваше стремление дойти до цели, даже если на это нет прямого приказа губернатора.
— Такого приказа нет и не могло быть, Лейтенант, экспедиция свои задачи выполнила еще месяц назад, и нам давно нужно возвращаться. Но дело в том, что не было и запрета на продолжение экспедиции в целях, которые вам известны. Все зависело от обстоятельств, а я не видел препятствий к дальнейшему продвижению на север. Цель же такова: мы идем открывать новые земли к северу от колоний. Этой цели либо нужно отдаться всей душой, либо вообще не принимать в плавании участия.
— Я это знаю, Командир, и повторяю — вы можете на меня рассчитывать.
— Вашу руку, Лейтенант!..
— Но команда уже не верит обещаниям. Ей непременно нужно показать новую Землю завтра, иначе терпению ее придет конец.
— Новая Земля всегда ждет нас з а в т р а, Лейтенант.
— Не праздной ли мыслью является соображение, что те люди, для которых вы идете открывать новое пространство, не хотят этого, Командир?
Казалось, он смутился моими словами. Он, отягощенный думами об Открытии, преданный единой мысли и единому, поглощающему желанию, впервые задумался об этом, неизвестном ему ранее противоречии. То, что идти к цели нужно, он не сомневался, но какой ценой?!. Меня поразила его улыбка, не только потому, что не время было для улыбок, сколько тем, какой непонятной печалью была эта улыбка наполнена. До конца его настроение в эту минуту мне стало понятно позднее, в тот роковой день, когда его высаживали с корабля на маленькую шлюпку с косым парусом, чтобы навсегда оставить в бесконечных тоскливых просторах Океана. У меня на глазах навернулись слезы, я незаметно пробрался поближе к нему, чтобы пожать ему руку в последний раз. Прощайте, Командир… Мне не нашлось места в этой жалкой шлюпчонке, ибо за моим плечом дышала плотная масса матросов, которых нужно было провести обратно через все моря, штормы и тяготы, что я в печальном итоге все-таки и попытался сделать…
…Чиф устремил взгляд во тьму, угрожающе сгустившуюся впереди. Чутьем опытного моряка он понимал, что то, что они терпели до сего дня, есть только начало. Все приметы говорили за то, что назавтра ожидать нужно ураганный ветер. Над его
