Человек он бесстрашный, кремень человек, к такому доверие чувствуешь. Дам ему с собой писульки кое к кому, Енисейские золотопромышленнички, да ленские, да витимские… Э, что там говорить, немало по Сибири их, людей с капиталом, и должны они помнить Никиту Тимофеича Ожогина… Ну как, с богом, что ли, Николай Николаич, а? Тебе ли, орлу, большевиков–то бояться!..
В ответ железный функционер «Временного правительства автономной Сибири» длинно и сумрачно усмехнулся, передернул плечами.
– Спирту бы выпить. Надеюсь, у вас найдется… а то морозит меня что–то…
Из окна кабинета председателя Верхнеудинского Совета Василия Матвеевича Серова виднелись пустынное левобережье Селенги с кучкой домов Посельского предместья и сама река, светившаяся в этот вечерний час багровым расплавом. Лето нынешнего, восемнадцатого года выдалось сухое, пыльное, во многих местах горели леса и лесные склады компании «Крейман и Родовский», подожженные то ли бродячими ватагами разного темного люда, то ли еще кем. Над городом висела пелена дыма, и оттого, должно быть, зловещее пламя заката охватывало каждый раз чуть ли не полнеба. Яростный накал остывал долго — зарево нехотя уползало за горизонт, и почти до полуночи все тлел и тлел западный край неба. Нехорошие это были закаты, недобрые, но и дни не лучше — томительные, мутные от пыльного марева, дыма. Не золотым светилом вставало над землей солнце, а воспаленным оком разгневанных небес, не грело, а мстительно разглядывало людские метания, кровавую земную суету…
В городе поговаривали о близком конце мира, ссудном дне. Рассказывали, что в людный день на базаре, среди толпы народа, возник вдруг какой–то человек диковинного вида. Он протягивал людям зажатую в кулак руку, приказывал смотреть и разжимал пальцы, и все видели у него на ладони пшеничные зерна. «Так у вас было раньше,— говорил диковинный человек.— А вот так будет теперь»,— и снова показывал ладонь, а она уже не зерном полна, а кровью человеческой. Кто он, сей диковинный человек, и откуда взялся — никто не знает… Возле гостиных рядов частенько замечали какого–то оборванца, не то сумасшедшего, не то всегда пьяного. Он приставал к прохожим, подмигивал, глумливо оскаливался, пальцами изображал крюк и им как бы поддевал себя то за ребро, то за подбородок, при этом хрипел и выкатывал глаза. Многим делалось не по себе… Ночами кто–то видел, как по небу ходят огненные столбы и появляется иногда в вышине над городом светящийся крест… А с утра к Одигитриевскому собору, взметнувшему купола в конце Большой улицы, и к многочисленным церквам, разбросанным по Верхнеудинску,— Спасской, Троицкой, Вознесения и прочим,— тянулись старушки из Заудинского казачьего предместья, Мокрой слободы, с Мордовской и Береговой улиц, со Вшивой горки. Туда же сползались христарадники, убогие, бродяги и разные непонятные люди, о которых, убей, не скажешь, кто они и откуда: одного такого опознали на днях — оказался бывшим жандармским чином… Смутное, тяжелое время…
– Смутное, смутное время,— отвечая на свои мысли, вслух проговорил Серов.
Молодой человек, сидевший через стол от него, удивленно поднял голову. Это был окружной инженер Западно–Забайкальской горной области Алексей Платонович Зверев. Он пришел к Серову сообщить о своей предстоящей поездке с инспекцией частных золотых приисков в северной тайге.
– Виноват, задумался я что–то,— смущенно усмехнулся Серов, отходя от окна.— Да, тяжелое время. Стихийные беспорядки, сознательный саботаж… Мужик в деревне, обыватель в городе, да и кое–кто из рабочих, наконец, пребывают в смятении, в растерянности: что происходит? чего ждать завтра? И знаете, их нельзя не понять: столько событий обрушилось на голову рядового российского жителя…
– Да. За один неполный год два государственных переворота,— заметил молодой человек.
– И это не считая германской войны! — Серов коротко взмахнул перед собой кулаком, словно вколачивая слова в воздух.— Люди, привыкшие к тому, что их от века обманывали, сейчас стали подозрительны вдвойне. Власть Советов не везде еще утвердилась должным образом. Особенно в деревнях, на окраинах. Это вы особенно имейте в виду во время поездки… Однако мы, Алексей Платонович, отвлеклись. Рассказывайте дальше.
Зверев с минуту смотрел на Серова. Председатель производил впечатление смертельно уставшего человека. Усталость сказывалась во всем: и в голосе, хриплом, сорванном на бесконечных митингах, и в глазах, обведенных густой синевой, и в лице, бледном от недоедания и недосыпания.
– Знаете, Василий Матвеевич,— решительно сказал Зверев.— Вы все равно меня не слушаете…
Серов шутливо вскинул руки, рассмеялся.
– Каюсь, каюсь, Алексей Платонович. Поверите ли; в ушах все время какой–то шум, как в кузнечном цехе, голоса какие–то мерещатся… Может, так и приходит к человеку старость, а? — доверительно спросил он.
– Ну что вы… Это просто переутомление…
– Чушь! — сердито сказал Серов.— То ли бывало в тюрьме, уж там–то спуску не давали. Ну, рассказывайте!
– Лучше я вам дам бумаги, там все сказано.
– Вот это дело! Давайте, давайте их сюда.
Серов снял пенсне, тщательно протер клетчатым платком и выжидательно посмотрел на окружного инженера.
– Для начала ознакомьтесь с этим документом,— Зверев положил перед Серовым лист бумаги и пояснил: — Это копия, я получил ее через Горный Совет в Чите. Оригинал, как вы понимаете, находится в Иркутске.
Совет рабочих депутатов Центральному Сибирскому
Золотой тайги. исполнительному комитету
21 апреля 1918 г. (Центросибири)
ДОКЛАД
В настоящее время многие золотопромышленники, напуганные рабочим движением, стараются при помощи искусственно создаваемых голода и безработицы выселить из тайги русских рабочих. В то же время промышленники оставили в тайге незаконно пробравшихся из–за границы китайцев, дав им секретное обещание через месяц–два быть принятыми вновь. При помощи этих мер хозяева приисков надеются, во–первых, разрушить недавно созданную в тайге Советскую организацию и, во–вторых, развернуть в самых широких размерах бесконтрольную, хищническую добычу золота и спекуляцию им, а также хлебом и пушниной.
С обнародованием декрета о сдаче золота в казну, всеми владельцами приисков в золотозаписные книги записывается самое ничтожное количество золота, а остальное безвозвратно уходит из республики и гибнет в отношении взимания промыслового подоходного налога.
Какая вакханалия наживы ведется в тайге, можно видеть из того, что по самому минимальному подсчету в 1917 году золотопромышленниками получено до четырех миллионов пользы.
Таким образом, Золотая тайга, могущая прокормить много тысяч рабочих и давать республике не менее ста пудов золота в год, привлечь к себе безработных из центральных областей и дать им заработок, в действительности выбрасывает в центр своих искусственно безработных и способствует расхищению национального богатства. Положение складывается такое, что контрреволюционеры и спекулянты имеют все возможности скупать в громадном количестве золото, укрываемое от власти.
Все вышеизложенное заставляет нас просить Центросибирь выслать уполномоченное лицо для ознакомления с положением дел на месте, так как нет возможности письменно сообщить о всех беззакониях и беспорядках, творящихся в тайге.
Для поддержания на месте престижа Советов рабочих депутатов и для подавления могущих быть контрреволюционных движений требуется создание Красной гвардии. Поэтому Совет рабочих депутатов Золотой тайги просит Центросибирь о высылке на первое время двадцати винтовок с достаточным количеством патронов.
Председатель Совета — Турлай.
Члены Совета — Алтухов, Кожов.
По мере чтения лицо Серова мрачнело все больше и больше.
– Л–лавочники! — он нервным движением сорвал пенсне.— Дай им хорошую цену — они могилами собственных предков станут торговать! Россия бьется, можно сказать, в родовых муках, лучшие люди гибнут за новую жизнь, а в это время…
– Ничего удивительного,— хмуро усмехнулся Зверев.— Подобные личности всегда были и будут. Говорят, в свое время некий ловкач нажился, распродавая камни разрушенной народом Бастилии.
– В самом деле? — Серов удивленно поднял брови, хмыкнул и проговорил: — Хорошо, очень хорошо, что вы мне показали эти бумаги. У вас все?
Зверев молча подал еще несколько документов — письма Забайкальского областного Горного Совета и отчетные сведения по приискам в Золотой тайге.
– Да,— вздохнул Серов, проглядев бумаги.— Да, невеселая история…
Он помолчал, устало опустив веки, откашлялся.
– Ну–с, подведем итоги. Из документов мы видим, что немногочисленная горная милиция, созданная еще до Октября семнадцатого года, служит интересам золотопромышленников. Во–вторых, почти всех русских рабочих хозяева выдворили из тайги, ссылаясь на продовольственные трудности. Этим они нанесли существенный удар Таежному Совету. В настоящее время ведется незаконная, хищническая добыча золота руками китайцев, которые в массе стоят в стороне от происходящих событий. Кстати, Алексей Платонович, сколько там сейчас народу может быть?
