огонь любви! — Джапар Мейданович хохотнул, желая, видимо, несколько умерить пафос своих слов; потом повернулся к сцене и, сразу сменив тон, деловито спросил: — Я думаю, трибуну нужно поставить там? — Он показал в правый угол сцены. — Тебе вообще нужна трибуна? Маяковский читал только с трибуны. Хорошо, с трибуной все ясно. Посреди сцены стол. На нем цветы — букет цветов. А вот кто за столом, это пока еще неизвестно…
— А к чему такая официальность?.. — режиссер пожал плечами. — Зачем все это на вечере поэзии?
Морщины снова обозначились на гладком лбу Джапара Мейдановича, но он не дал раздражению овладеть собой.
— Вы правы, трибуна, цветы, президиум — все это придает происходящему торжественность и некоторую официальность. Да, да, официальность. Ты прямо скажи, Байрам, может, тебе это не по вкусу, сейчас входит в моду новый, так сказать, интимный стиль вечеров поэзии… Нашему юному другу, как видишь, не нравится мой замысел, а я вижу в торжественности обстановки знак уважения к автору. Ну ладно. Значит, так. Здесь стол под красным сукном, там трибуна. Пойдемте, молодой человек, покажите мне трибуны. Я знаю, у вас есть "одна большая, с резьбой по краям… Она подойдет… Побудь здесь, Байрам, мы сейчас вернемся…
Всю дорогу домой Байрам думал о Джапаре Мейдановиче. Зал, сцена, трибуна, молодой режиссер — все это как-то сразу испарилось из головы, а вот Джапар Мейданович… Почему-то Байрам не мог не думать об этом человеке. Сидит, величественно скрестив руки на груди, и снисходительно слушает молодого режиссера… А парень толковый, со вкусом… Откуда он взялся, как он получился, этот Джапар Мейданович? В правлении Союза писателей он работает только три месяца, раньше был где-то в журнале. Больше писал очерки, иногда рассказики. На собраниях и совещаниях Джапар Мейданович всегда говорил об очерке, о том, что надо всячески развивать этот очень важный и оперативный жанр. Видимо, он почитал себя одним из основателей данного жанра, а потому полагал, что вправе писать длинно — очерки у него всегда получались огромные.
И было неприятно, что организацией его вечера занимается этот человек.
Джапар Мейданович всегда был внимателен к Байраму, проявлял к нему подчеркнутое уважение, и все равно его участие в организации вечера портило настроение…
За стоявшим посреди комнаты массивным продолговатым столом завтракали три человека. Негромко позвякивали вилки. Байрам и Сельби, сидя друг против друга, то и дело поглядывали на дочь. Под их беспокойными взглядами девочка заторопилась, начала быстро отхлебывать из стакана чай.
— Не спеши, — сказала Сельби, — обожжешься. Чай надо пить не торопясь.
— Но я же опаздываю! — Джаннет с тоской взглянула на мать, потом на отца и, вытерев салфеткой рот, вскочила. — Я пойду!
— Подожди, Джаннет. Расскажи папе вчерашнее стихотворение.
Девочка нерешительно взглянула на отца, улыбнулась… Потом выпрямилась, как у классной доски, и, чуть склонив голову набок, стала читать стихи.
— Хватит, дочка. Хорошо читаешь, молодец. Беги!
Байрам притянул к себе девочку, поцеловал в щеку. Сельби протянула дочери портфель.
— Я положила тебе апельсин и яблоко. Пожалуйста, съешь сама.
Джаннет вскинула на мать глаза, но промолчала. Потом обернулась к отцу и заискивающе улыбнулась ему, рассчитывая заручиться поддержкой.
— Мама, можно я после школы посмотрю телевизор? Сельби нахмурилась.
— Джаннет, раз и навсегда оставим этот разговор. Придешь из школы, будешь играть гаммы, ты же вчера не сделала урок по музыке. Потом надо прочитать сказку, рассказать ее. Телевизор ты можешь смотреть только в субботу и в воскресенье.
Джаннет опустила голову и, не взглянув на родителей, вышла.
Байрам озабоченно посмотрел ей вслед.
— Зря ты ее так, Сельби. Ребенок есть ребенок. Она должна и поиграть, и телевизор посмотреть, тем более детскую передачу.
— Насчет телевизора ты меня не переубедишь. А играть, пожалуйста, пусть во дворе играет, на улице ей делать нечего. Чем меньше случайных контактов, тем лучше. Не возражай, Байрам! Ради бога, не возражай. Воспитание дочери лежит на мне, и я не хочу, чтоб у нас получилось как у Кара Мурадовича. Детей никто не хотел приструнить, они им теперь на голову садятся. Старшая даже школу бросила. И мальчик, вот увидишь, из него тоже ничего путного не получится…
В спальне зазвонил телефон.
— Пей, пей чай, я сама!
Байрам допил свой стакан, поднялся из-за стола.
— Это Джапар Мейданович, — сообщила Сельби, входя в комнату. — Озабочен чем-то… Сказал, сейчас придет.
— Не иначе этот Джапар Мейданович решил меня извести! — Байрам резким движением поставил на место стул. — Вчера три раза звонил! Он, видите ли, желает, чтоб я явился на свой творческий вечер в черном костюме и с черным галстуком. Солист джаза! Лауреат конкурса эстрады! Тогда уж лучше бантик вместо галстука!
Сельби пожала плечами.
— Напрасно ты так, Байрам. В конце концов он же для тебя старается!
Войдя на большую, сверху донизу застекленную веранду, гость приветливо улыбнулся хозяйке, поинтересовался ее самочувствием, ответил на ее вежливые вопросы, потом разделся, повесил на вешалку драповое пальто и ворсистую серую шляпу. Поправил галстук, уткнул в платок свой внушительный, чуть кривоватый нос, деловито высморкался. Потом Джапар Мейданович вдруг нахмурился, две глубокие длинные морщины прорезали его лоб, взял свой большой нарядный портфель и стремительно направился в столовую.
Целиком погруженный в нелегкие думы, он лишь кивнул в ответ на приветствие Байрама и, вытащив из нагрудного кармана пиджака газету, слегка помахал ею.
— Читали?
— Нет, — ответил Байрам. — Почту еще не приносили. Через полчасика…
— Тогда читайте! — торжественно произнес Джапар Мейданович и бросил газету на журнальный столик. — Разверните. Четвертая страница!
На четвертой странице напечатана была статья о Байраме. Творческий портрет.
— Вот так, — Джапар Мейданович выразительно взглянул на Байрама. — Пришлось позвонить редактору, поблагодарить. Они и объявление о вечере дадут, я уже составил. И вот афиша. — Джапар Мейданович достал из портфеля свернутую трубочкой афишу. — Оставляю ее. Поглядите, подумайте, сообщите свое мнение. А сейчас, извините, должен идти.
— Джапар Мейданович! — воскликнула Сельби. — Выпейте хотя бы чаю!
— Благодарю, но сейчас не до чаю. Нужно дозвониться в четыре места. Боюсь, забудут оповестить студентов. Я считаю, нужно объявить о вечере в каждой аудитории отдельно.
Сельби обеспокоенно взглянула на него.
— Думаете, не соберется народ?
— Что вы! — Джапар Мейданович даже отпрянул от нее. — Этого я ни в коем случае не думаю. Просто всегда надо подстраховать. Афиш я заказал сотню, но, думаю, маловато. Надо еще сотенку. Конечно, все это не входит в мои обязанности, но авторитет союза… Будьте здоровы. — Он дошел до двери, вернулся. — Да, Байрам! Не позднее чем послезавтра мы должны представить
