— Вот как?
— Вот так. Конечно, я понимаю, что вы тяжело переживаете последствия пожара…
— Если понимаете…
— Потерпите немного, дайте досказать. Как вы можете догадаться, меня пожар тоже не радует. Хотя не считаю, что буровая для нас пропала. Но это второй вопрос…
— А первый?
— Я не верю, что Атаджанов — виновник аварии.
— А я верю!
— Мало верить — надо знать. А чтобы знать, надо проверить.
— Вот и пусть проверяет прокурор.
— Там, где дело касается недр земли, первые прокуроры — инженеры и геологи.
Аннатувак поднялся.
— Вы возражаете против советской юстиции?
— Стыдно слушать! Что за дешевая демагогия в серьезном разговоре! Неужели не понимаете, что в этом вопросе статья прокурора зависит от решения геологов? Что может сказать прокурор, не зная выводов специалистов?
— Так о чем вы беспокоитесь?
— О настроении рабочих! Сегодня о письме узнал я, завтра узнает Атаджанов или Таган… Люди потеряют охоту работать! К тому же Атаджанов еще в больнице, а мастер… Вы отдаете себе отчет, что значит для вашего отца оказаться под следствием? Чернить честного мастера, отбивать у людей охоту работать — я этого не допущу!
Аннатувак барабанил пальцами по столу.
— Хотите опустить занесенное копье? Благородная роль миротворца? Красиво, очень красиво! Только я не гонюсь за эффектами и прошу запомнить, что у меня нет жалости к тем, кто вредит государственному делу. И если вы…
Зазвонил телефон. Човдуров поднял трубку и бросил ее на рычаг, негодуя, что его прервали.
Но договорить так и не удалось. В комнату вошел Тихомиров, притащивший с собой двух инженеров из производственного отдела конторы. Следом появились Сафронов с Аманом. Парторг сразу почувствовал накаленную атмосферу и сказал:
— На дворе светит солнце, а тут как будто пасмурно. Откуда же взялся туман, когда небо безоблачно?
Вечно занятый только собственной особой, Тихомиров, не разобравшись, к чему относятся слова парторга, заявил:
— Туман скоро рассеется! Я написал письмо в совнархоз и думаю, что уж теперь-то с моим мнением посчитаются. Хотите, прочитаю копию?
— Увольте! — замахал руками Сафронов. — От своей писанины устали, а тут еще…
— Напрасно отмахиваетесь, — не сдавался Тихомиров, — очень интересный документ. Я доказываю, что если в ближайшее время не прекратим работу в Сазаклы, то станем постоянными очевидцами пожаров, бушующих по целым неделям, будем разводить руками вокруг буровых, проглоченных землей…
— Но ведь это же давно прочитанная книга, — не выдержал Аман. — Я думал услышать что-нибудь новенькое…
— Новенькое, пожалуй, расскажет Аннатувак Таганович, — сказал Сулейманов.
Човдуров сверкнул глазами на геолога, но принял вызов.
— Что ж, если Султан Рустамович так торопится поделиться новостями, могу сказать… Бурильщика Атаджанова я освобожу от работы. Пусть только выйдет из больницы. Приказ уже подписан.
— За что? — резко спросил Аман.
— Не за что, а почему. Раз дело о нем передано следователю, ему, вероятно, не стоит приступать к работе.
Гул неодобрения пронесся по всем углам комнаты. Даже Тихомиров недовольно крякнул.
— Вы не поторопились? — деловито осведомился Сафронов. — Выводы комиссии еще не известны.
— Сейчас не стоит обсуждать мой приказ. Все равно не отменю. И вы, Андрей Николаевич, лучше всех должны знать, что я не из тех, кто глотает свою слюну.
— Вы забыли, видно, кое-что, — сказал Аман, от негодования заговоривший на «вы» со своим старым другом, — забыли, что по всей стране партия восстанавливает законность и охраняет трудящихся от произвола не для того, чтобы вам позволить снова творить безобразие над человеком…
— Я ничего не забыл… И тоже газеты читаю.
— Какое же право вы имеете прибегать к таким мерам, когда комиссия еще не сказала своего слова?
— Право начальника конторы!
— В этом случае у комиссии больше прав. Но есть еще и профсоюз!
— Вы так хорошо осведомлены обо всех правах и обязанностях, Аман Атабаевич, что, может быть, займете и мое место?
Аман хорошо понял, куда направлено острие этой насмешки. Човдуров намекал на его слабую осведомленность в технике нефтяного дела. Это едва не взорвало сдержанного парторга.
— Вам тоже хорошо известно, что за аварии на буровой несет ответственность и руководство конторы бурения.
— Может, все-таки заслушаем выводы комиссии? — поспешно вмешался Сафронов. Он от всей души сочувствовал Аману, но хотел прекратить перебранку.
— Если работа закончена, я не возражаю, — пожал плечами Аннатувак. — Где же председатель? Я что-то не вижу Зоряна!
— Вы же сами вчера послали его в Челекен, — сказал Сафронов. — Но он успел подписать решение. Вот сейчас все и узнаем.
Андрей Николаевич вышел из комнаты и через минуту вернулся вместе с Тамарой Даниловной. Аннатувак отрывисто спросил:
— Тамара! Ты зачем еще?
— Вызвана как член комиссии.
— Я тебя не вызывал!
Тамара Даниловна растерялась и, боясь, что Аннатувак устроит на людях семейную сцену, сказала с наигранной беспечностью:
— Что ж, обратная дорога известна! Не заблужусь!
— И чем скорее уйдешь, тем лучше!
— Постараюсь поторопиться, — по-прежнему шутливо ответила Тамара Даниловна.
— Товарищ Довженко, подождите, — нарочито официально остановил ее Аман.
— Не обращая внимания, Аннатувак закричал:
— А я прошу тебя не показываться здесь без моего вызова! Понятно?
— Это просто невыносимо! — повысила голос и Тамара Даниловна. — Ты можешь понять, что я пришла сюда по делу? Неужели нельзя отложить эти разъяснения, где я могу показываться, где не могу?..
Сафронов положил конец этой тягостной сцене.
— Мы просим вас, Тамара Даниловна, рассказать о решении комиссии.
— Комиссия считает, что причиной пожара послужило то обстоятельство, что нефтяной пласт оказался несколько выше, чем предполагалось по данным геологической разведки и как указывалось в геолого-техническом наряде. При внезапном выбросе из скважины газированного раствора бурильщик не мог закрыть превентор, потому что был ранен и потерял сознание. Моторист утверждает, что двигатели были выключены, как только раздался крик Атаджанова. Следовательно, пожар произошел, как обычно это бывает, от искры, вызванной ударом камня о сталь или стали о сталь. Искра вызвала взрыв газа, и фонтан вспыхнул как спичка.
Тихомиров так и подскочил на месте.
— А что я говорил? Виновата тектоника, а не бурильщик! При чем тут бурильщик, если геологи не разбираются в строении земли?
— Евгений Евсеевич совершенно прав, говоря об Атаджанове, — продолжала Тамара Даниловна. — Комиссия считает, что ни бурильщик, ни мастер не виноваты в аварии. Таган Човдуров вел проходку отлично, еще раз показал себя опытным мастером. Атаджанов рисковал жизнью, чтобы предотвратить пожар, и чудом уцелел. Поэтому комиссия просит администрацию довести до сведения всего коллектива о мужественном поведении Атаджанова и наградить его по своему усмотрению.
— Кончила? — спросил Аннатувак.
— Да, это все.
— Ну, а я считаю дело не конченным, — сказал Човдуров. — Я не утверждал состава комиссии, не знаю, из каких людей она собрана, да и прокурор не сказал своего слова.
— Побойтесь бога, Аннатувак Таганович! — свирепо загудел Сафронов. — Как можете вы не доверять своим работникам?
Тихомиров почти визжал, обращаясь к инженерам:
— Сулейманова под суд! Сулейманова! Не узнаю Човдурова! Бить надо по главной опасности!
Не слушая, Сулейманов разговаривал с Тамарой Даниловной, стараясь своей предупредительностью и вниманием загладить грубую выходку ее мужа. Аман вплотную подошел к Човдурову. После разговора с Айгюль в ресторане ему все было ясно. Неужели Аннатувак способен сводить личные счеты таким образом? Ведь нет других причин для такой спешки. Аман совсем по-новому видел сейчас Аннатувака. И красивая черная прядь на лбу, и длинные пальцы, терзавшие окурок папиросы, — все было чужое, незнакомое. Звонил телефон, и Човдуров раздраженно поднимал и бросал трубку, не желая разговаривать. И эти высокомерные замашки тоже раздражали сейчас Амана. Когда раздался очередной звонок, он взял трубку, отозвался и тотчас передал Аннатуваку.
— Из прокуратуры, — сухо объяснил он.
В комнате сразу стихло.
— …Свидетельские показания? — переспрашивал Човдуров. — Странно! А чем же вы будете заниматься?.. Документация? Дошло через несколько дней. Пока можно начинать следствие… Ах, вернете?.. Вы это называете травмой? Очень странно. Я думал, что обращаюсь в прокуратуру, а не в санаторий.
Он швырнул трубку на рычаг, сел в свое кресло, раскрыл первую попавшуюся под руки папку и углубился в чтение, всем своим видом показывая, что собравшиеся в кабинете мешают работать.
