— Матушки-светы!
— Ездила верхом, взбиралась на скалы, тонула в болотах, спала прямо на земле, пухла от комаров и мошек.
— И ничего, не хворала?
— Не чихнула ни разу.
— Героиня ты, Лидия!
— Какая же героиня? Все геологи так работают. Некоторым экспедициям еще труднее приходится.
Агафья Карповна тоже принялась рассказывать — о домашних делах, об Алексее, о Тоне, об Антоне с Верой — обо всем, что обдумывала в огороде. Только о Викторе ни слова не проронила. Не спрашивала о нем и Лида. Агафье Карповне очень хотелось знать, что Лида думает делать дальше, как намерена жить. Но спросить об этом боялась: слишком уверенно и независимо держала себя Лидия. Агафью Карповну тревожила предстоящая встреча Лиды и Виктора. Что из этой встречи получится — поладят или не поладят? Если поладят, то надолго ли?
Пришел дед Матвей — он в дровяном сарае чинил бочку под капусту. Увидев Лиду, дед шевельнул бровями и сказал будничным голосам, будто Лида не за тридевятые земель пропадала и не год, а на час или на два уезжала в город, в магазин:
— Вернулась?
— Здравствуйте, дедушка! — ответила Лида, быстро подымаясь с кресла. Тут Агафья Карповна увидела странные перемены, какие произошли вдруг с Лидой. Лида как-то вся сжалась перед дедом, вылиняла, будто бы даже и загар с нее сошел, и на вязаном ее платье, которое только что было новым, обнаружилась штопка, и в глазах не гордость, не усмешка, а тревога, затаенное ожидание, усталость.
— Здравствуй, здравствуй. — Дед Матвей обниматься не стал, сложил инструменты в ящик, расчесал бороду. — Ну и как она — жизнь-то? Золото искать ездила или жар-птицу?
— Железо, дедушка.
— Нашла?
— Много нашли. Богатые залежи. Лет на триста хватит. — Лида стояла перед дедом Матвеем как школьница, не зная, куда девать руки, трепала кончик вязаного пояска.
— Кто же ты теперь? — спрашивал дед.
— Помогаю геологам в разведке, дедушка.
— Ну, это хорошо. Я про тебя хуже думал. Хорошо. Польза, значит. Зачем только не по-хорошему ушла из дому? Не старые времена. Если душа куда просится, удерживать бы не стали. По-человечески договориться обо всем можно. Мальчишки раньше из дому бегали к индейцам да жулики от полиции.
— Виновата, дедушка, очень виновата. Сама понимаю. Прощения просить за это у вас приехала.
— Какое же прощение! Железо нашла, вот тебе и прощение! Это если во всенародном масштабе. А в нашем, в семейном, как еще придется, — ты же нам в картуз наплевала. Про это думала, когда тягу собиралась давать? Нет? Человек должен жить с открытой душой. Приди, скажи: жизнь ваша, товарищи дорогие, не по мне. Желаю размахов, желаю воли, а вы тут копаетесь что муравьи.
— Я не имела права так говорить, дедушка.
— Ну, по-другому говори: ошиблась, муж не тот попался. Бывает. Чего не бывает. Говори все, не таясь, не носи камень за кофтой. Люди какую хочешь правду стерпят, пусть самую злую. Не стерпят они обмана.
Агафья Карповна со страхом ждала возвращения Виктора. Она увидела его первая. Виктор пришел с Костей и с Дуняшкой. Они стояли в палисаднике и о чем-то рассуждали.
Лида, видимо, очень боялась деда Матвея, его откровенных высказываний, боялась встретиться с Виктором при нем: наговорит бог знает еще чего. Она вышла на крыльцо и вполголоса окликнула:
— Виктор!
Через окно Агафья Карповна увидела, как Виктор обернулся. Она ожидала, что он вскрикнет, как вскрикнула сама в огороде; на крайний случай — растеряется. Но Виктор удивленно смотрел в сторону крыльца; шагнув Лиде навстречу, спросил не как дед Матвей: «Вернулась?», а — «Приехала?»
Вот и встретились, подали друг другу руки. Не муж и жена — обыкновенные знакомые. Агафья Карповна вздохнула, отошла от окна. Надо было накрывать на стол к обеду, — скоро придет Илья.
1
Сборка корабля на стапеле шла полным ходом, Это был первый для Зины корабль. Долгожданная работа вновь вернула Зине ее энергию, ее характер, требовавший во всем быстроты, скорости. Илья Матвеевич все больше убеждался, что он не совершил никакой ошибки, попросив Зину мастером на свой участок.
Илья Матвеевич решил взять ее к себе на участок по соображению, над которым задумывался неоднократно. Во время занятий с Зиной он всегда видел, как отлично его учительница знает теорию, как много уже почерпнула практических сведений за время работы на заводе, как горячо она любит корабли, как предана делу, которому и он, Илья Матвеевич, посвятил всего себя. Что ж, соединить его опыт, его осмотрительность и ее теоретические познания, ее горячность — неплохие могут получиться результаты. А главное — ей, ей польза. Поработает под его руководством, с годами настоящим специалистом может стать.
В первые дни Зининой работы на стапеле он смотрел на нее как на девочку, как на студентку, все ей объяснял, втолковывал, следил за каждым ее шагом. Ему было немножко обидно за Александра Александровича, место которого заняла Зина. Такой мастер, такой мастер! И вот пришла девчушка и воображает, что сможет этого мастера заменить. Годами, десятилетиями идут люди до мастерства, подобного мастерству Александра Александровича.
Но проходили недели, и Илья Матвеевич начинал менять свое мнение о Зине. Пожалуй, и Александр Александрович не бывал так предусмотрителен, как Зина. Она умела видеть и весь корабль в целом, и каждый его отдельный узел; она умела заблаговременно подготовить все для скоростного соединения секций. А это было очень, очень важно — заранее подготовить бесперебойную сборку. Поток требовал ровного, четкого, сильного пульса в работе стапеля. «Нет, что ни говори, великое дело образование, — размышлял Илья Матвеевич. — Ведь вот же кого научили кораблестроению — девчушку!» С каждым днем он все меньше опекал Зину, все больше давал ей самостоятельности, все больше оказывал доверия. «Не подведет, пожалуй, стрекозиха, не подведет. А построит один-два корабля — и вовсе грамотная станет».
Зине нравилось работать с Ильей Матвеевичем. Про себя она его называла «папашей». Папаша сказал, папаша просил, папаша распорядился. Но не со всем, что сказал и насчет чего распорядился папаша, Зина соглашалась. Она, правда, с ним не спорила, стеснялась спорить, — делала просто по-своему, и, когда дело было сделано, Илье Матвеевичу ничего не оставалось, как согласиться с Зиной. Только один раз Илья Матвеевич обозлился на нее. Она разрешила Алексею ускорить сварку одного из внутренних швов, и в результате получился непровар.
— Кто распорядился? — спросил Илья Матвеевич.
— Я распорядилась, — ответила Зина.
— Чего не знаете, Зинаида Павловна, спросите у меня, — продолжал он. — Я отвечаю за корабль, я. С меня опросят, а не с вас.
— Почему только с вас? — Зина вспыхнула. — Я тоже отвечаю за корабль!
Она оказала это так твердо и убежденно, что Илья Матвеевич сдержал себя и решил ее не разубеждать, — пусть отвечает: больше ответственности — больше толку. Скажи человеку, что не он, а кто-нибудь другой за него в ответе, — человек так и работать будет, надеясь на другого.
В конце концов оказалось, что Зина была все-таки права. Скорость работы надо было и можно было увеличить, но для этого пришлось перейти и на другой тип сварочного аппарата, и на другой, повышенный, режим варения.
С каждым днем все увереннее держалась она на стапелях, все крепче входила в коллектив строителей кораблей. Еще год, даже полгода назад примерно так в ее представлении выглядело полное человеческое счастье. За эти год, полгода Зинино представление о счастье несколько изменилось. Она все сильнее и сильнее любила Виктора. Ее тянуло к нему, она вновь часто бывала на Якорной, вновь заходила иногда в модельную, где Виктор работал над станком, который он называл модельным автоматом, — станок у него пока не получался. Она боялась надеяться и вместе с тем надеялась, что когда-нибудь настанет такое время… ну, такое, такое, — зачем уточнять! Вначале она все время помнила о Лиде. Лида, даже и отсутствующая, стояла между нею и Виктором, была таким препятствием, которое не преодолеешь. Зина в ту пору дала себе слово никогда и ничем не выказывать своих чувств Виктору. Но постепенно она позабыла о Лиде, о Лидином существовании. И вдруг Лида приехала. Лида существует.
О ее приезде Зине сообщил Алексей.
— У нас в семействе крупное происшествие, Зинаида Павловна, — сказал он ей на следующий день. — Викторова жена приехала.
Он сказал это намеренно: пусть сразу узнает, что надеяться ей не на что, — и сказал в шутливом тоне, стараясь смягчить, затушевать значение своих слов, страшное для Зины. Алексей сочувствовал Зине, — он-то ее прекрасно понимал.
— Кто? Лида? — переспросила Зина. Казалось, она не очень тронута таким известием. — Откуда приехала?
