— А я откудова знаю! Что я, бегаю за им?
— Где Фрол?
— Не знаю.
Некоторое время все молчали.
— Не трону я его,— негромко сказал Степан.— Пускай вылезает.— И повысил голос: — Взяли моду — по кустам хорониться!!
— Батька, хлопец до тебя,— сказал подошедший казак.
— Какой хлопец?
— Трое шутовых давеч было... шубу-то когда провожали...
— Ну?
— Один, малой, прибег сейчас из Астрахани: заманули их ярыги воеводины — метятся за шубу. А этот вывернулся как-то. Бьют их...
Татарчонок плакал, вытирал грязным маленьким кулаком глаза.
— Семку и дедушку... бичишшем... Мы думали: спляшем им, поисть дадут...
— Не реви,— сказал Степан.— Позови Фрола, Иван.
— Били?— спросил Стырь татарчонка.
— Бичом. Дедушке бороду жгли...
— За шубу?
— За шубу. А Семке посулились язык срезать...
— А ты как же убег?
— Они мне раза два по затылку отвесили и забыли. Семку шибко мучают... Батька, выручи их, ради Христа истинного!
— Вы откудова?
— Теперь — из Казани. А были — везде. В Москве были...
Фрол вылез из кустов... Подошли к Степану. Фрол остановился в нескольких шагах.
— Загостился ты там,— сказал Степан.— Аль поглянулось?
— Прямо рай!— в тон Степану ответил Фрол.— Ишшо бы гостевал, да заела проклятая мошкара — житья от ее нету, от...
— Теперь так: бери с двадцать казаков — ив Астрахань. Вот малой покажет куды. Там псы боярские людей грызут. Отбейте.
— Как? Боем прямо?
— Как хошь. Чтоб скоморохи здесь были.
— Батька, дай я с ими поеду,— сказал Черноярец.
— Ты здесь нужон. С богом, Фрол. Спробуй, не привези скоморохов — опять в кусты побежишь.
— Чую.
— Федор, поедешь к воронежцам не ране, чем придем в Царицын...— Степан смолк, как-то странно вздохнул — со всхлипом.— Сучий ублюдок!— Вскочил.— Людей мучить?! Скорей!.. Фрол!.. Где он?!— Обезумевшими глазами искал Фрола.
Отряд Фрола был уже на конях.
— Фрол!.. Руби их там, в гробину их!..— кричал атаман.— Кроши всех подряд! Вышибай мозга у псов!— Степана начало трясти.— Лизоблюды, твари поганые! За что невинных людей?!— С ним бывало: жгучее чувство ненависти целиком одолевало, на глазах выступали слезы; он начинал выкрикивать бессвязные, хриплые проклятия, рвал на себе одежду. Не владел собой в такие минуты. Обычно сразу куда-нибудь уходил.— Отворяй им жилы, Фрол!— Степан рванул ворот рубахи, замотал головой. Стоявшие рядом с ним отодвинулись.
— Он уехал, батька,— сказал Иван Черноярец.— Сейчас там будут, не рви сердце.
Степан сморщился и скорым шагом пошел прочь.
Оставшиеся долго молчали.
— А вить это болесть у его,— вздохнул пожилой казак.
Степан лежал в траве лицом вниз. Долго лежал так. Сел... Рядом стояли Иван и Федор. Он не слышал, как они подошли.
Степан выглядел измученным.
— Принеси вина, Федор,— попросил.
— Эк, перевернуло тебя!— сказал Иван, присаживаясь рядом.— Чего уж так-то? Этак — сердце лопнет когда-нибудь.
— Руки-ноги отвалились — вроде жернов поднял.
— Я и говорю: надорвешься когда-нибудь.
Федор принес вина. Степан приложился, долго с жадностью пил, проливая на колени. Оторвался, вздохнул... Подал чашу Ивану.
— Пей, я успею,— сказал тот.
— Сегодня в большой загул не пускайте,— сказал Степан.— Ишшо не знаем, чего там Фрол наделает...
Фрол ворвался в нижний ярус угловой Крымской башни, когда там уже никого из палачей не было. Наружную охрану — двух стрельцов — казаки втолкнули с собой в башню.
— Живые аль нет?— спросил Фрол.
— Живые-то живые,— простонал старик.— Никудышные только.
Фрол подошел ближе, вгляделся в узников.
— Как они вас!.. Мама родимая...
— Семке язык отрезали...
— Да что ты!— ахнул Фрол. Подошел к Семке, разжал окровавленный рот.— Правда.
В дверь с улицы заглянул казак.
— Увидали! Бегут суды от приказов.
— Бегите. Шевелитесь!..— велел Фрол. Подошел к стрельцам.— Вы что же это? А?
— А чего? Мы не били. Мы глядели только. Да подержали...
Фрол ахнул стрельца по морде. Тот отлетел в угол.
— Чтоб не глядел, курва!
Казаки выбежали из башни, вскочили на коней. Всего их здесь было пятеро; остальные ждали снаружи. Скоморохи были уже на седлах у казаков.
От приказных построек бежали люди. Трое передних были довольно близко.
Кондрат выскочил из башни последним... Глянул в сторону бегущих, потом — на Фрола.
— Фрол, успею...
Фрол мгновение колебался.
— Пулей! По разу окрести, хватит.
Кондрат вернулся в башню; тотчас оттуда раздались истошные крики и два-три смачных, вязнущих удара саблей.
Тем временем стрельцы были совсем близко. Трое остановились, прикладываясь к ружьям.
— Кондрат!— позвал Фрол.
Казаки тронули коней, чтоб не стоять на месте.
Раздались два выстрела, потом третий.
Кондрат выскочил из башни, засовывая на бегу что-то в карман.
— Что ты там?— зашипел Фрол.
— Пошурудил в карманах у их...— Кондрат никак не мог попасть ногой в стремя — лошадь, не приученная к выстрелам, испугалась. Крутилась.
— Тр!.. Стой!..— гудел Кондрат, прыгая на одной ноге.
Еще трое бегущих приостановились.
— Прыгай!— заорал Фрол.— Твою мать-то!..
Кондрат упал брюхом в седло. Казаки подстегнули коней... Еще три выстрела прогремели почти одновременно. Под одним из казаков конь шатнулся вбок и стал падать. Казак соскочил с него и прыгнул на ходу к Фролу.
Вылетели через Никольские ворота... И весь отряд Фрола скрылся в улочке, что вела наискосок к берегу Волги.
Дни стояли золотые. Огромное солнце выкатывалось из-за заволжской степи... И земля и вода — все вспыхивало веселым огнем. Могучая Волга дымилась туманами. Острова были еще полны жизни. Зеленоватое тягучее тепло прозрачной тенью стекало с крутых берегов на воду, плескались задумчиво волны. Но уже — там и тут — в зеленую ликующую музыку лета криком врывались чахоточные пятна осени. Все умирает на этой земле...
Разинская флотилия шла под парусами и на веслах вверх по Волге. Высоким правым берегом, четко вырисовываясь на небе, неторопкой рысью двигалась конница в полторы сотни лошадей.
Степан был на переднем струге. Лежал на спине с закрытыми глазами — дремал.
Вдруг на стругах зашумели:
— Конные! Догоняют!..
Краем берега разинцев догоняли с полсотни каких-то конников. Шли резво.
— К берегу!— велел Степан.
Конники — те, что догоняли, и разинцы — сошлись.
Степан приложил ладонь ко лбу, всматривался.
На берегу ни с той, ни с другой стороны не выказывали воинственных намерений. В сторону стругов скакали двое конных. Спешились напротив атаманского струга, стали спускаться.
Степан выпрыгнул из струга... К нему сверху спускались десятник Ефим Скула и стрелецкий сотник.
— Чего?— нетерпеливо спросил Степан.
— Провожатые,— пояснил Ефим.— Воевода отрядил полусотню до Паншина.
— Зачем?
— Здоров, атаман,— приветствовал сотник, смело и почему-то весело глядя на Степана.
— Здоров, коли не шутейно. Коней поразмять? Али как?..
— Прогуляться с вами до Паншина.
— Далеко. Не боитесь?
Сотник засмеялся.
— Мы смирные...
— Мясники смирные. Я знаю.— Степан нахмурился.
— Велено нам провожать вас,— серьезно заговорил сотник.— Велено смотреть, чтоб вы дорогой не подговаривали с собой на Дон людишек разных. И... всякое такое. Едет с нами жилец Леонтий Плохов. А провожал нас Иван Красулин...— Сотник замолчал, значительно поглядел на Степана.
— Ефим, иди попроведай своих на стружке,— велел Степан.
Ефим пошел к казакам.
— Велел передать Иван, что уговор он помнит, а стрельцов сам прибрал,— хорошие люди.
— А ты хороший?— усмехнулся Степан.
— А я над хорошими хороший. Леонтий едет только до Царицына, я — аж до Паншина. Там велено мне пушки взять...
— Ишшо чего велено?
— Грамоту везем Андрею Унковскому: чтоб вино для вас в царицынских окружалах в два раза в цене завысить. То же и в Черном...
— Дай суды ее.
— Она у Леонтия.
— Иди скажи Иван Черноярцу, чтоб он скинул мне ту грамоту сверху. Вместе с Леонтием.
— Не надо. Вы на Царицыне сами себе хозяева. У Андрея под началом полторы калеки. А разгуливаться нам там ни к чему: смена наша где-нибудь под Самарой.
— Хороший, говоришь?— спросил Степан и хлопнул сотника по плечу.— Добре! Чара за мной... В Царицыне, по дорогой цене.
...Купеческий струг вывернулся из-за острова так неожиданно и так живописно и беспомощно явился разин-цам, что те развеселились.
— Здорово, гостенька!— крикнул Степан, улыбаясь.— Лапушка! Стосковался я без вас!
