— Спасибо, вы познакомили нас с замечательным человеком. Удивительная судьба, а какое мужество! Вот у кого всем нам надо учиться оптимизму. Скоро выйдет его книга?
— Теперь, наверное, скоро.
— С нетерпением жду. Роман «Как закалялась сталь». Странное название для художественного произведения, вы не находите?
— Точное название — роман о том, как партия, словно сталь, закаляла характеры молодых коммунистов.
— Любопытно будет прочитать.
Михаил Кольцов лукаво прищурился:
— Знаете, я когда-нибудь и о вас напишу, соседушка, мой свет…
— Не выдумывайте, пожалуйста. Что обо мне писать?
Писатель сдержал свое слово. В «Испанском дневнике», как я уже говорил тебе, есть и о Якове Владимировиче и о его друзьях — «курносых», так в Испании называли советских летчиков-добровольцев.
— Почему «курносых»? — удивился Герман.
— В Испанию наши летчики прибыли на советских истребителях «И-15» и «И-16». Испанцы стали называть эти машины «Чатос» и «Москас». В переводе это и значит «Курносые» и «Мушки». Вот отсюда и наших летчиков тоже называли «курносыми». Кроме того, каждому из них, как и Смушкевичу, в целях конспирации были даны не русские, а иностранные фамилии и имена. Чаще всего испанские. Вот и ответ на твой вопрос: «Почему Смушкевич стал Дугласом?»
Когда Михаил Кольцов подарил соседу «Испанский дневник» с автографом, Яков Владимирович очень обрадовался. Он хранил книгу, как дорогую реликвию.
Об «Испанском дневнике» восторженно отзывались виднейшие писатели страны, участники испанских событий. Читатели и критики увидели силу этой книги в ее правде. Михаил Кольцов рассказывал о другой земле, другом небе, другом народе и другой жизни. Но люди Советской Страны всеми своими чувствами были связаны с этой землей и небом. Для Смушкевича «Дневник» стал книгой, которую он не раз читал и перечитывал.
Почитай ее и ты. Кончишь, тогда и поговорим о прочитанном.
3
Мальчик начал читать книгу охотно, но быстро устал. Нет, что ни говори, а «Дневник» Михаила Кольцова не похож на приключенческий роман, его на одном дыхании не прочтешь. Уже после десятой страницы Герман стал заглядывать в середину и конец книги — где же о Смушкевиче? Мешало читать обилие названий, которые встречал впервые, непривычных фамилий и имен незнакомых людей. Да и о самих боях за революционную Испанию он знал очень мало.
Слушать об «Испанском дневнике» Герману было интересно, чтение книги напоминало домашнее задание, подготовку к уроку.
— Читаешь? — поинтересовался Павел Петрович, увидев внука с книгой Кольцова в руках.
— Ты лучше объясни мне, а то я вообще толком здесь ничего не пойму.
— Что ж тебе непонятно?
— Где здесь о Дугласе, не нашел.
— Читай подряд, найдешь.
— Подряд. Так и месяца не хватит.
— Куда же торопиться, читай не спеша.
— Ага. А другие книги и уроки… Ты уж лучше покажи, где читать, поясни…
Дед улыбнулся. Когда Герке было годика три-четыре, он в кино или у телевизора всегда просил: «Дедка, поясни, что я вижу». Вот и сейчас вспомнил это слово: «поясни».
— Пояснить, то есть объяснить, изволь. Вот смотри, эта запись сделана Михаилом Кольцовым в январе. Он рассказывает о воздушных боях в небе Мадрида. Обрати внимание, писатель подчеркивает, что у революционных летчиков был принцип — уходить из боя только тогда, когда противник очистил воздух. Летчики Испании твердо усвоили, что пока соблюдается это правило, враг не будет зазнаваться. Если же хоть раз уйти с воздушного поля битвы, хотя бы даже самым военно-научным способом, но оставив воздух противнику, — не ждите добра. Это нужно тебе объяснить?
— Нет, ясно. Видишь врага — бей его.
— Правильно. Надо сказать, что республиканские соколы твердо придерживались этого правила. Фашистам пришлось сильно сократить свои налеты на Мадрид. Они боялись малыми силами появляться над городом. Если уж идут, то восемнадцать-двадцать машин сразу. Небо закрывают. Ревут моторы. Идут строем, внушительно…
— Вроде как в фильме «Чапаев» психическая атака, да?
— Похоже. Но стоит появиться истребителям с красными полосами на крыльях, знак республиканской авиации, как фашисты бросаются наутек. После каждого такого «психического», как ты сказал, воздушного налета на Мадрид генерал мятежников Франко недосчитывался многих своих воздушных пиратов.
А вот здесь, читай, речь уже идет о генерале Дугласе. Писатель вспоминает о записной книжке летчика, которую тот носил в верхнем кармане простой полосатой тужурки. В записной книжке Дуглас вел учет своим прибылям и убыткам. «Баланс получается более чем активный и даже поразительный, — записывает в своем дневнике писатель. — Знаменитая эскадрилья Рихтгофена сбила за полтора года первой мировой войны сто сорок самолетов».
— Рихтгофен — красный или белый? — спросил внук.
— Летчик германской армии еще в ту войну. Кольцов, вернее сам Смушкевич, заметил, что Рихтгофен и еще пять лучших истребителей сбили сто двадцать самолетов. Остальные летчики эскадрильи всего двадцать. За полтора года не так уж и много. Республиканские летчики Испании сбили за два месяца в одном только мадридском секторе семьдесят германских и итальянских аппаратов (а уничтожить современный скоростной истребитель — это не то, что сбить «летающий гроб» образца 1916 года). В революционной Испании не было ни одного пилота, у которого налет превышал бы сорок часов на одну сбитую машину противника. У лучших бойцов приходилось по семи часов.
Павел Петрович, оторвав взгляд от книги, увидел скучающее лицо внука. Подсчеты, сделанные в записной книжке генерала Дугласа, не заинтересовали мальчишку. Старый журналист перелистал несколько страниц книги Михаила Кольцова. Наконец нашел нужный эпизод, спросил Германа:
— Возле какого города встретил писатель генерала Дугласа?
— Наверное, возле Мадрида, — неуверенно ответил мальчик.
— Точно, под Мадридом в эскадрилье, которой командовал прославленный ас Испании лейтенант Паланкар. Михаил Кольцов заинтересовался асом, задавал Паланкару множество вопросов. Особенно его занимал наделавший много шума прыжок лейтенанта с парашютом на один из мадридских бульваров. Прочтем это место:
«Лейтенант Паланкар — молодой, плотный, с озорными глазами, отвечает тихо, с лукавинкой:
— Как хотите, так и считайте. Конечно, с меня причитается разбитая машина. И я за нее отвечаю. И я ведь, по правде говоря, сам колебался: прыгать ли. Для хорошего бойца чести мало, если выпрыгнешь из самолета, пока его можно хоть как-нибудь использовать. Это вот у итальянцев, у „фиатов“ такая манера: только к их куче подойдешь, только обстреляешь — и уже хаос, дым, сплошные парашюты.
А тут была большая драка, и мне перебили тросы. Машина совсем потеряла управление. Я все-таки пробовал ее спасти. Даже на двухстапятидесяти метрах привстал, отвалился влево и старался как-нибудь держаться на боку. Но ничего не вышло. Тогда, метрах на восьмидесяти, решил бросить самолет. Если, думаю, буду жить, рассчитаюсь…
Прыгнул — и несет меня прямо на крыши. А у меня голова хоть и крепкая, но не крепче мадридских каменных домов. Хорошо еще, что ветер в нашу сторону: при такой тесноте тебя может ветром посадить к фашистам. Опускаюсь и думаю: мыслимо ли быть таким счастливцем, чтобы, например, спрыгнуть на арену для боя быков… Конечно, таких случаев не бывает. Но вдруг подо мною обнаруживается бульвар Кастельяна. Тот самый, на котором я столько вздыхал по сеньоритам… Ну, спрыгнул на тротуар. Самое страшное оказалось здесь. Меня мадридцы почти задушили от радости. Всю куртку изодрали. А за машину я понемногу рассчитываюсь и даже с процентами: четыре „хейнкеля“ уже сбил, бог даст, собьем еще что-нибудь подходящее».
— Разве не интересно? — отложив в сторону книгу, спросил дед внука.
— Интересно, — согласился Герман.
— Раз интересно, то и продолжай дальше сам. Стоит ли тебе объяснять, что и лейтенант Паланкар, как собственно и другие республиканские летчики, летали на советских истребителях, обучали их питомцы Смушкевича, прививали им почерк своего любимого командира.
4
Герман был в восторге — наконец он сам нашел несколько страниц в «Испанском дневнике», где речь шла о генерале Дугласе. Едва Павел Петрович появился на пороге, вернувшись из редакции, как внук бросился к нему на шею:
— Быстрее, быстрее, дедка, я тебе покажу что… Вот о Смушкевиче.
Раскрыв книгу на страничке, заложенной бумажкой, мальчик прочитал вслух:
«Генерал Дуглас, черноволосый, с длинным, молодым, задумчивым лицом, перебирает в памяти два месяца отчаянной, смертельной борьбы за воздух, борьбы с опытным и наглым врагом».
Внук торопливо листает странички. Вот еще одна закладка:
