— Валяй, поедим, — согласился Олег. — Запишем.
— Яички?
— Побьются. Ну их к шутам!
— Мы их сварим. Вареные не побьются. Сколько возьмем, Олег?
— Ну, с десяток.
— Полтора, — поправил Ленька. — Лишек не помешает. Подсолнечного масла пол-литра.
— Это еще зачем? — удивился Олег.
— Эх ты, Олег! А рыбу жарить на чем?
— А-а… рыбу… Это ты правильно подметил. Еще что?
— Ведро.
— Лучше котелок.
— И ведро, и котелок. Две кружки, две ложки, ножик, сковородку. Без этого как же в дорогу?
— Верно! — одобрил Олег. — Не забыть бы спички.
— А что возьмем из одёжи?
— Перегружаться не будем. Лето! Наденем пиджаки, картузы, штаны и прихватим по лишней рубашке. Свою яркую рубашку возьми непременно.
— Зачем?
— Будет вместо флага. Не забыть бы удочки. Рыбу ловить.
— Взять бы хоть один плащ на двоих, — посоветовал Ленька. — От дождя.
— Не сахарные. А то нагрузимся, как цыгане. — Олег рассмеялся. — Ты еще подушки и одеяла погрузи на лодку!
— Олег! А про соль мы и забыли!
— Верно. Не забудь записать.
Олег прошелся по двору, скрестив на груди руки. Какая у него осанка! А какой горделивый вид! Позавидуешь. Вот Ленька ни за что не сумел бы так скрестить руки и так прохаживаться, задумчиво глядя вдаль. А Олег умеет, и еще как! Он остановился и, хмуря брови, сказал, что соль — это еще не главное, что важнее всего подумать о том, как скрытно от людей перенести в лодку продукты и одежду. Делать это днем нельзя: сбегутся все грушовские мальчишки, узнают родители — беды не оберешься. Ждать же, когда наступит ночь, долго. Нельзя же терять понапрасну время. Есть один выход, о нем-то и думал Олег. Недалеко от Грушовки Егорлык поворачивает влево, и там, на изгибе, желтым козырьком висит над водой круча. Под этим козырьком есть просторная, как сарай, пещера.
Олег сказал, что необходимо сейчас же угнать в этот глиняный сарай лодку и начать готовиться к отплытию. Заранее, не споря, условились: Олег Гребенков будет капитаном, а Алексей Завьялов — помощником. Капитан тут же предложил назвать лодку «Нырок». Помощник в знак согласия кивнул головой, хотя невольно и с горечью вспомнился ему тот не пойманный в камышах нырок. По праву старшего Олег отдавал распоряжения. Леньке он поручил переписать в вахтенный журнал все продукты и вещи.
— Только писать надо не карандашом, — добавил он. — Найдутся у тебя чернила?
— Найдутся, товарищ капитан!
— Исполняй приказ!
Сам же ушел на Егорлык осмотреть пещеру и переправить туда «Нырка».
По пути Олег забежал в хату. Возле калитки показал Леньке кисточку и баночку с краской. Ленька понимающе улыбнулся.
Глава VI
Ох, как плохо без Леньки!
Ленька побежал домой, принес чернильницу и ручку с пером. Примостился поудобнее возле кадки и начал писать. Старался, не спешил. С таким усердием Ленька писал только стихи и школьные сочинения. Почерк у Леньки красивый, письмо чистое — ни пятнышка, ни царапинки.
И вдруг на словах «две ложки, сковородка» перо дрогнуло и жирной петлей захлестнуло слово «сковородка». Поразительно! Как же это могло случиться? Когда Ленька оглянулся, он даже ахнул. Оказывается, это была проделка Черныша. Смешной, с усиками, песик неслышно подошел на своих коротких сухих ножках и ткнулся носом в локоть. Не пес, а разбойник! Ох Ленька и обозлился! Хотел проучить непрошеного гостя, уже поднял было кулак, но раздумал. Жалко стало. Да и какой спрос с этого Черныша? Что он смыслит в человечьих делах? Черныш, наверно, и не подумал о том, что скоро им придется расстаться, и не на один день, а надолго.
Хотя как знать? Вообще Черныш не дурак и, как говорят, себе на уме. Может быть, он своим собачьим чутьем все уже разнюхал и разузнал? Может, он не одобряет поездку в Сухую Буйволу? Может, и пришел сюда только для того, чтобы толкнуть Леньку и этим сказать: брось писать и не уезжай! Всю запись испортил. Теперь сидит себе как ни в чем не бывало и ласкается, шевелит обрубком хвоста.
— Ну что, усатая мордашка? — спросил Ленька, почесывая у Черныша за ухом. — Пришел просить, чтобы я не уезжал в Сухую Буйволу? Эх, Чернышка, ничего ты не понимаешь! Это же знаешь как интересно, плыть по Егорлыку! А? Хочешь, чтобы тебя взяли? Ах ты, стервец, аж подпрыгнул! Нет, Черныш, прыгай не прыгай, а все одно не возьмем. Я согласился бы, а капитан не разрешит. Да и дорога у нас сперва по воде, а потом по суше дальняя. Куда тебе на твоих ножках! Не дойдешь. И вид у тебя неказистый. Стыдно с тобой появиться в Сухой Буйволе. Чабаны засмеют. И опасно. Знаешь, какие в Сухой Буйволе волкодавы? Во! Как телки. Они тебя в один миг на мелкие клочки растерзают. Нет, нет, и не ластись и не трись, не возьму.
Видимо, Черныш все понял. Он обиделся и не стал слушать Ленькиных нравоучений. Шумно зевнул, обнюхал усатой мордой кадку и убежал. А Ленька раскис, загрустил и не стал писать. Опять в голову лезли невеселые мысли. Опять думал о том, что нехорошо так — никому ничего не сказать и уплыть. Это будет похоже на бегство. Быть же беглецом Ленька не желает. Это Олегу хорошо: из пионеров ушел, а в комсомол не пришел. А Ленька — комсомолец, и об этом он всегда помнит. Правда, билет и значок он еще не получил. Ну и что же? Да и что могут подумать в школе? Лучший школьник, Завьялов Алеша, сбежал, уплыл в какую-то Сухую Буйволу.
В голову лезли еще более тревожные мысли. Что, к примеру, скажут мать и отец? Об этом Олег не подумал. Узнают, что уплыли на лодке, и заявят в милицию. А милиционеры — это такой народ, им только скажи, что нужно таких-то ребят разыскать и изловить. Непременно разыщут и изловят. Приведут в Грушовку, как воришек. Радуйся, Олег, — доплавались! Это же такой позор. Нет, так нельзя. Если плыть — то открыто. Пусть все знают.
Эти нерадостные раздумья прервал Олег.
— Лень! — крикнул он, блестя глазами, — Лень, это же чудо, а не пещера! Да в ней никакие сыщики нас не найдут, честное слово! Настоящий дом в круче. Поставь печку и живи себе на здоровье хоть даже зимой. И как это мы раньше не додумались! Берег в ней отлогий, песчаный и спускается прямо к воде. Подплыл — и готово, спрятался. Лодку я туда затащил легко. И выход там есть тайный.
«Тайный, тайный»! — буркнул Ленька, скручивая тетрадь в трубку. — Сам ты тайный.
— Тебе что, не нравится такое убежище? — удивился Олег. — Наш «Нырок» там стоит. Какие буквы я нарисовал! За километр видно, читай: «Нырок». Так что мы сразу же начнем перебазировку. Понесем вещи, харчи.
— Ничего мы нести не будем.
— Почему?
— Потому что быть беглецом я не хочу.
— Как, как? — Олег подошел к Леньке. — Повтори, а то я стал что-то глуховат. Не расслышал.
— Чего тут повторять? — обиделся Ленька. — И так все ясно. Я тебе уже говорил, что плыть надо открыто. И нечего нам таиться и скрываться в какой-то пещере.
— Эх, Алексей! — Олег до боли сжал кулаки, выпятил грудь и подступил к Леньке. — Знаешь, кто ты после этого? Знаешь кто? Трус разнесчастный, маменькин сынок — вот кто!
— Сам ты трус! — ответил Ленька, не отступая и исподлобья глядя на друга. — Это ты трус! Оттого и прячешься, как вор, в пещеру. Людей боишься. А я не трус! Я никого не боюсь. Пойду домой и все скажу отцу и матери. И в школу пойду и в комсомол пойду.
— Хо! Герой! — сквозь зубы процедил Олег. — Можешь не ходить и не геройствовать! Со мной любой мальчишка поплывет. Только позови!
— И зови!
— И позову!
— Ну и плыви с кем хочешь! — Голубые глаза Леньки наполнились слезами обиды. — Тоже друг… А еще клялся: дружба на всю жизнь! Какая ж это дружба? Не друг ты мне!
Ленька задыхался от слез. Он не мог говорить. Схватил тетрадь, чернильницу, толкнул ногой кадку так, что она с грохотом покатилась в угол, и убежал…
Олег только двинул плечами и растерянно улыбнулся. Он никак не ждал этого от Леньки. Накричал и убежал. Вот он, оказывается, какой, Ленька! Странно все же! Ну, опрокинул Ленька кадку, ну, убежал, и пусть, себе бежит! Какое до этого дело Олегу? А сердце заныло и так защемило, будто его кто сдавил пальцами.
Олег вяло, как больной, вышел со двора.
Улица была пуста. Солнце жгло немилосердно. Под плетнем, в холодочке, сидели куры. Им было жарко. Олег постоял, поднял камешек и пустил в кур. Не попал, промазал… Эх, тоска! Куда пойти? Купаться на Егорлык? Одному, без Леньки, что-то не хочется. Олег нарочно медленно прошел мимо двора Завьяловых. Может, Ленька увидит и выбежит. Во дворе у Завьяловых ни души. Дядя Трифон, наверно, на ферме, возле своих бугаев, а тетя Фекла, может быть, ушла на огороды. Окна закрыты ставнями. Дом караулит усатый Черныш. Он сидит на пороге и тоскующими глазами провожает Олега.
— Черныш! — крикнул Олег. — А где Ленька?
Черныш даже хвостом не вильнул. Тоже вредный. Все теми же ленивыми шагами Олег добрел до Егорлыка. Тут крик, всплески воды, веселые голоса купающихся. Олег постоял, отвернулся. Скучно! Ох, как же скучно! Сел в сторонке, уронил на колени голову. Подставил солнцу спину. Пусть печет, все одно Олег не почувствует. Сидел, гнулся и прикидывал в уме, кем же заменить Леньку. Остановился на Ваське Гайдукове. И сразу же забраковал. Нет, Васька не подойдет. Очень заносчив. И к тому же насмешник. К чабанам его везти нельзя. Разве взять Кольку Горбачева? Этот парень хороший, тихий, но мал ростом. Рядом с Олегом будет выглядеть коротышкой. Засмеют чабаны. Не годится и Колька. Или уплыть с Сенькой Калачом? Этот подошел бы, у него характер такой же, как у Олега. Но Сенька дома не сидит: уехал работать прицепщиком в тракторную бригаду. Трудодни зарабатывает. Сенька отпал. А если пригласить Кирюшку Дергача? Не поедет. У него кролики, разве он бросит их? Кого же? Вот оно какая штука! Ребят в Грушовке много, а уплыть в Сухую Буйволу, оказывается, и не с кем. Так и сидел Олег, жарясь на солнце. Все купались, все веселились, а он и к воде не подходил. Как же это не похоже на Олега Гребенкова! Что с ним? Или он захворал?
