Царев. Это вы нам не объясняйте. Это мы сами хорошо знаем. Я спрашиваю, кто из вас хозяин дома?
Орловский-отец. То есть вы хотите знать, кто бывший хозяин?
Царев. Ну, ясно, что бывший. А то еще какой?
Орловский-отец. Этот дом, так сказать, до национализации принадлежал мне.
Царев. Ну вот. Что ж вы дурака валяете? Так бы и говорили. Подходящий домик выстроили. Сколько квартир?
Орловский-отец. Двадцать две. А что?
Царев. Ничего. По сколько комнат в квартире?
Орловский-отец. От пяти до восьми.
Царев. Подходящее дело.
Орловский-отец. А что?
Царев. Ничего. Я говорю, широко живете. Оружие есть?
Орловский-отец. Лично у меня? Нету! (Растерянно заглядывает в портфель.)
Царев. Да не только лично у вас, а я спрашиваю — оружие в доме есть?
Орловский-отец. Что вы, помилуйте… Какое в моем доме, то есть, простите, — в нашем доме — может быть оружие? Откуда? Здесь живут мирные граждане.
Царев. Мирные?
Орловский-отец. Конечно. Так сказать, вполне лояльные по отношению к Советской власти…
Царев. Лояльные?
Солдат-красногвардеец. Лояльные… Да что ты с ним цацкаешься? (Орловскому.) Оружие есть, душа с тебя вон?!
Орловский-отец. Позвольте…
Царев. Тихо! Не балуйся с винтовкой. (Орловскому-отцу.) Я там не знаю — лояльные, не лояльные, а чтобы мне через десять минут сдали все оружие, какое есть в доме. Отвечаете головой.
Царев, расставив нога, стоит посреди двора, подняв голову к зеркальным окнам четырехэтажного дома. В окнах мелькают лица жильцов. Царев кладет в рот пальцы и свистит.
Эй, мирные граждане! Господа! Кидайте во двор оружие!
В окнах неподвижные лица.
Больше жизни! Шевелитесь!
Солдат-красногвардеец. Да что ты с ними цацкаешься? (Подымает винтовку.)
Царев. Тихо? (Глядя на окна.) Дается десять минут срока. Потом сделаем повальный обыск. У кого будет обнаружено что-нибудь, тогда не взыщите! Ну? Веселее!
Окна дома. В них небольшое движение.
Не стесняйтесь, не стесняйтесь! Ищите хорошенько. Прямо в форточку!
В третьем этаже открывается форточка, в нее просовывается винтовка и неуклюже падает на асфальт. Со звоном подпрыгивает. Сыплются патроны.
(Грозит пальцем.) Полегче, полегче. Не ломайте казенное оружие. Кидайте на клумбы. (Орловскому-отцу.) Что ж это ваши лояльные так неаккуратно обращаются с оружием? Это нехорошо.
Орловский-отец. Уверяю вас честным словом…
Царев. Ладно, слышали.
Окна дома. Открывается несколько форточек, откуда вылетают и падают на клумбу револьвер, шашка, охотничье ружье, кинжал. Матросы и красногвардейцы ходят по клумбам, поднимают оружие и складывают посредине двора на разостланную палатку. Пауза.
Ну! Больше жизни!
Квартира Орловских. Столовая. Мать. Горничная. Орловский-сын читает, но, видно, прислушивается к тому, что делается во дворе.
Орловский-сын (не отрываясь от книги). Поля, возьмите в передней мою шашку и выбросьте в форточку.
Горничная убегает, прибегает с шашкой, подходит к окну и некоторое время в нерешительности стоит. Потом крестится, становится на подоконник коленями и осторожно выбрасывает в форточку шашку. Орловский напряженно улыбается.
Окна дома. Во втором этаже на подоконнике появляется пожилая дама. Она открывает форточку и на веревочке очень бережно и аккуратно опускает револьвер, коробочку патронов и мичманский кортик. Все это перевязано бантиком.
Царев. Правильно, мадам. Большое вам спасибо. (Орловскому-отцу.) Видите, какая милая старушка?
Царев отвязывает оружие и бросает его на разостланную палатку. Царев машет пожилой даме фуражкой. Пожилая дама кивает головой с миндальной улыбкой. Из форточек вылетает оружие. Красногвардейцы подбирают.
(У его ног на палатке порядочная кучка оружия. Орловскому-отцу, который обливается холодным потом.) Ну? Видите, сколько ваши мирные-лояльные накидали. У, сволочь!
Орловский-отец. Товарищ комиссар…
Царев. Молчать! Какой я тебе товарищ?
Солдат-красногвардеец. Да что ты с ним цацкаешься?
Царев. Тихо. (Домовому комитету.) Так вот что, господа мирные-лояльные. Чтоб завтра ровно к двенадцати часам дня вы мне освободили в вашем доме тридцать комнат. Понятно? Будем переселять рабочих с окраины в центр.
Орловский-отец. Товарищ комиссар… то есть господин комиссар… Простите, гражданин комиссар…
Царев. Ну?
Орловский-отец. Я вас не совсем понимаю. Вы говорите — тридцать комнат… Как же это возможно тридцать комнат, когда…
Царев. Тридцать хороших комнат. С мебелью. Понятно? Отвечаешь головой. Я на тебя не посмотрю, что ты с портфелем и в очках. Понятно? (Отряду.) Забирайте игрушки.
Матросы несут на палатке оружие. Увозят пулемет. Царев идет со двора. Его мощная спина чуть покачивается. Домовый комитет в оцепенении. Орловский-отец снимает каскетку и вытирает лысину платком. Вертит перед глазами каскетку.
Знакомый нам двор, где живет Тарасов. Во дворе необычайное оживление. На порогах любопытные жильцы. Из окон смотрят старухи, старики. Множество детей в лохмотьях. Через двор идет комиссия Совета рабочих депутатов по переселению рабочих с окраин в центр: несколько работниц, солдат, пожилая интеллигентка-партийка с папкой под мышкой. Оля Данилова с блокнотом и карандашом в руках, два вооруженных комсомольца. Обитатели трущобы идут, окружив комиссию тесным кольцом. Маленький мальчик, босяк, тина чистильщика сапог, идет задом перед пожилой интеллигенткой, задрав голову и щурясь на нее, как на солнце.
Мальчик. Тетя, вы скедова?
Пожилая. Из Совета, мальчик, из Совета.
Мальчик. Тетя, вы что — переселять нас будете?
Пожилая. Непременно, непременно.
Из окна выглядывает худая женщина.
Женщина (кричит вниз). Товарищи, не забудьте к нам зайти! Квартира номер девятнадцать, третий этаж!
Оля. Зайдем. Обязательно.
Женщина. У нас восемь душ в одной комнате и один чахоточный. Обратите ваше внимание. Больше нет никаких сил. Живем хуже собак. Квартира номер девятнадцать, третий этаж! Фамилия — Мельниченко.
Оля. Да, да. Не беспокойтесь. Зайдем. (Записывает.)
Из другого окна выглядывает старик.
Старик (кричит вниз). Товарищи, зайдите в квартиру номер сорок восемь. В полу вот такие щели! (Показывает грубыми, деревянными пальцами.) С горища дует, с потолка течет, из нужника воняет! Невозможно терпеть!
Оля (записывает). Зайдем. Ко всем зайдем.
Щель между двух слепых стен. Железная пожарная лестница. Мусорный ящик. Он переполнен. В мусоре сидят несколько больших крыс. Их глаза в потемках светятся фосфором. Мимо проходит комиссия. Крысы прыгают вниз, разбегаются. Мальчик бежит за убегающими крысами, кидает в них камень.
Мальчик. Киш, проклятые! Киш!
Крысы бегут через двор.
Конура Тарасовых. Мать шьет на машинке. Тарасов сидит на табуретке перед подоконником и пишет в тетради. Над ним клетки с птицами. Входит комиссия.
Пожилая. Здравствуйте, товарищи. К вам можно?
Мать. Пожалуйте, милости просим.
Тарасов. А в чем, собственно, дело?
Солдат. Комиссия Совета. Хочем посмотреть, как вы тут живете.
Тарасов. Как видите, прелестно живем.
Оля. Это вся ваша жилищная площадь?
Тарасов. Вы хотите сказать — апартаменты? Да, это все — наши апартаменты. Вот зимний сад (показывает на окно с растениями и птицами). Вот, так сказать, будуар моей маман (показывает на кровать матери). Вот козетка, на которой я отдыхаю, утомленный шумными наслаждениями высшего света (показывает на свой сундук).
Мать. Коля, перестань.
Тарасов. Пардон. А вот наш фамильный рояль, на котором моя маман играет по вечерам сонаты Людвига ван Бетховена. (Быстро крутит швейную машину, поет.)
Эта швейная машина
Заменяет нам пьянино,
Потому что брюки клеш
На пьянино не сошьешь.
Комиссия смеется.
