головой.
- Выносливые, - сказал Махмуд-бек. - Выдержат весь путь?
- Выдержат, хозяин.
- Ты осенью последний раз был здесь?
- Да...
- До снега?
- Да, хозяин. Еще до снега...
Наверное, надо поговорить е парнем откровенно. Да тот и сам уже понял, куда клонит Махмуд-бек.
- Ты знаешь, что я был в тюрьме вместе с вождем твоего племени? - спросил Махмуд-бек. - И
молодой вождь обещал, что ты будешь верно служить мне.
- Я служу, хозяин, - растерянно произнес проводник. - Что еще надо?
- Мне надо знать о том человеке, которого ты вел. Он встречался здесь с японцем?
- Мы обедали вместе...
- И все?
Проводник наморщил лоб.
- Нет, - сказал он. - Потом на другой день тот человек рано утром пошел в харчевню.
- В такое время? - спросил Махмуд-бек.
- Да...
- Но в харчевне еще ничего не готово.
- Я ему сказал. А он говорит, что хочет посмотреть, как японец делает тесто.
Махмуд-бек невольно улыбнулся. Проводник ответил тоже улыбкой. Он понимал, насколько наивен
был повод для встречи. Человек идет к границе, будет ее переходить. Напряженное состояние не
покидает его все дни... До кулинарных ли рецептов?
- Он был очень смелый? - спросил Махмуд-бек.
- Он уже начинал болеть. Он говорил, что в это время ему всегда плохо. То холодно, то жарко.
- Малярия?
- Да, малярия. Так сказал доктор в Гульташе...
- Тоже японец?
Проводник удивленно замигал глазами и кивнул:
- Да, японец. Вы знаете о нем?
- Слышал, - небрежно сказал Махмуд-бек и спросил: - Ты проводил того человека?
- Мне надо было возвращаться домой. До снега оставалось очень мало.
- Он успел уйти?
- Не знаю, господин. Он очень болел.
- А сейчас смог бы уйти?
- Наверное, смог. Уже пять - семь дней назад там можно было пройти через перевал.
В щели и трещины скал умело, с удивительной точностью вбиты колья. На кольях не очень прочный
настил из хвороста, камней, земли. Это и есть овринг - участок горной тропы, которая тянется вдоль
отвесной скалы.
178
Махмуд-бек и Адхам молча наблюдали, как проводник, поглаживая по шее, словно успокаивая, вел
первого коня. Потом вернулся за вторым. За третьим. Он словно доказывал, как прочна и удобна эта
шаткая дорога. На всякий случай он подбодрил:
- Четыре-пять манов выдержит. .
Ман на Памире чуть больше 35 килограммов.
Махмуд-бек и Адхам пошли, изредка касаясь ладонями отвесной скалы, ощущая ее вечный холод.
Солнце сюда не заглядывает, постоянно стекают тонкие, почти невидимые, ручейки... Где-то тает снег, и
вода находит трещинки среди плотных камней.
Казалось, искусственная тропка пружинисто прогибается под ногами, испытывает нервы.
- Как, Адхам? - спросил Махмуд-бек.
- Хорошо, господин... - с показной лихостью ответил юноша.
Вечером их ждет Гульташ. А там еще один переход. И все. Парню становится труднее скрывать свое
нетерпение. Скоро... Очень скоро он будет дома. Не наделал бы глупостей у Джанибека-кази. Надо будет
настоять, чтобы Адхама сразу же переправили через границу.
Джанибек... Как он встретит Махмуд-бека? Что дошло в эти дикие горы о нем, о муфтии Садретдин-
хане, о размолвке с Пулатходжаевым?
Махмуд-бек уже убедился: вести из долины, несмотря на грозные перевалы, каким-то чудом
просачиваются в горы. Пусть по капле... Будто вода через плотные, покрытые зеленым лишайником
скалы.
Махмуд-бек неожиданно поймал себя на мысли: он тоже с нетерпением ожидает конца пути. Пугает
ли неизвестность? А кого и когда она не путала... И, услышав предложение проводника отдохнуть,
Махмуд-бек искренне отказался:
- Пошли до Гульташа! Лишь бы выдержали лошади.
- Выдержат. . - сказал проводник.
Маленький караван вновь пополз в горы. Вновь зацокали копыта послушных, выносливых животных.
Было очень тихо. И вдруг неожиданно, постепенно нарастая, в этой тишине раздался рокот самолета.
Наконец он, небольшой, юркий, вынырнул из-за вершины, слегка качнул крыльями и снова скрылся
уже за другой вершиной.
Проводник восхищенно покачал головой.
- Как быстро... - И вздохнул: - Интересно...
Рокот постепенно стихал, и вот уже стал слышен только равномерный цокот копыт.
Махмуд-бек не успел осмотреться в комнатке караван-сарая, не успел умыться, как прибежал Акбар,
плотный, сильный мужчина, лет сорока. Он без стука ворвался в комнатку, раскрыв объятия, и, шагнув,
обнял Махмуд-бека.
- Это вы! Вы! Узбек! Кого аллах наконец-то послал в это проклятое место. Узбек! Скажите что-нибудь.
Дайте немного счастья услышать родные слова. - Несмотря на торжественную приподнятость его речи, в
ней была искренность. Акбар плакал. - Я единственный узбек. Единственный в Гульташе... - Он не давал
возможности Махмуд-беку даже ответить на приветствие. - Вы знали Барат-хана? Я его старший сын. Я
растерял своих братьев. Их четверо. Вы слышали о моем отце?
Махмуд-бек слышал и об этом жестоком курбаши.
- Я рад вас видеть, - наконец сказал Махмуд-бек.
Он действительно был рад такой встрече.
Акбар должен многое знать о путниках, которые здесь проходили, о становище Джанибека-кази.
Уже была полночь. Не хотелось ни есть, ни пить, ни разговаривать. Слипались глаза. Акбар подавал
на дастархан чайники, продолжал угощать нежданных дорогих гостей.
Адхам с трудом скрывал зевоту. Проводник не вникал в суть беседы и умудрялся на минуту-две
закрывать глаза.
- Заговорил я вас, заговорил, - наконец всплеснул руками хозяин. - Ай! Обо всем забыл, а вам надо
отдохнуть.
- Надо, - согласился Махмуд-бек. - Уже поздно...
- Нам рано вставать, хозяин? - спросил проводник.
- Нет. Мы завтра еще будем здесь.
- Хорошо, хозяин... - не высказал своего удивления проводник.
Что может задержать человека в Гульташе? Только болезнь. А Махмуд-бек неважно выглядит, устал
за эту дорогу. Он вновь поглаживает правую ногу. Наверное, опять разболелась. Адхам встрепенулся,
тревожно посмотрел на Махмуд-бека, потом на проводника:
- Мы завтра будем...
- Здесь, здесь, - спокойно произнес Махмуд-бек и, считая разговор оконченным, поднял перед лицом
ладони, чтобы поблагодарить аллаха за этот вечер, за этот ужин.
Хозяин вслух произнес молитву.
Дом у Акбара был большим, удобным, отличался от нищих, пустых жилищ памирцев.
Акбар, наверное, сумел увезти не только деньги и ценные вещи, но кое-что из добра, домашней
утвари, ковры. На коврах расстелили мягкие, почти новые курпачи, взбили бархатные подушки.
179
Махмуд-беку выделили отдельную комнату. В нишах стояли лаганы, касы, чайники, пиалы,
разрисованные искусными мастерами. Высилась горка из сложенных ватных курпачи, атласных и
шелковых. Все свидетельствовало о достатке, об умении жить и встречать гостей.
Гости в этом доме бывали. Из горячих, шумных рассказов Махмуд-бек понял, что у Акбара
останавливаются люди Джанибека. Спускается ли сюда сам курбаши?
Махмуд-бек расспросил о здоровье Джанибека, о его делах.
- Самого я видел давно. Три года назад, - ответил хозяин. - А его люди бывают, когда идут на базар. И
к нему иногда поднимаются.
Акбар, чувствуется, не сотрудничал с Джанибеком. Да и говорил о главаре банды без особого
почтения.
- Прошлогодний гость ушел? Как его здоровье?
Махмуд-бек задал два вопроса подряд спокойно, не высказывая особого интереса и в то же время
показывая свою полную осведомленность о последнем госте.
Хозяин, конечно, не был связан никакими клятвами.
- Ушел. Совсем недавно. Пять дней назад. Болел долго в прошлом году. Японец дома у себя держал.
Никого к нему не пускал. Тот, когда трепала малярия, много говорил. А поправился, уже перевалы
закрылись.
- До Джанибека можно было дойти? - спросил Махмуд-бек.
- В прошлом году? Можно... Не отпустил японец. Держал у себя.
Ясно, что это их человек. Японцам не хотелось на всю зиму оставлять своего агента в банде
Джанибека-кази. Сейчас агент только отдохнет перед уходом за границу. На это уйдет день-два, не
больше.
- В Гульташе все видно. Очень маленький город. А японец - хитрый. Следит за каждым новым
человеком. С кем встречается, куда ходит. Все хочет знать... - продолжал Акбар.
- Японец - наш враг.
- Враг? - удивился хозяин.
