Какие-то смутные мысли пробегают в Сережиной голове, словно кто шепчет ему черные слова неверия. Он хочет, от всего сердца хочет верить, что брат любит Руфину, а этого не получается. Даже в улыбке брата он улавливает какое-то непротивление тому, что происходит. И ему кажется, что брат будто не женится, а всего лишь не противится женитьбе.
— Сережа, перестань! Не выдумывай. Ты пристрастен. Ты сочиняешь свои предчувствия. Танцуй, пой!
И Сережа поет и танцует. На девичниках, на мальчишниках, на семейных сборищах будущей родни. Здесь все — и Дулесовы, и Векшегоновы. Приходят ближние и дальние дядьки и тетки. Веселится дядя Николаша — Николай Олимпиевич Гладышев. Только нет деда с бабкой — стариков Векшегоновых. Один жалуется на поясницу, другая — на ноги, а дрова пилят, с огородом управляются. Целый день в ходьбе и работе.
Да уж болит ли поясница у дедушки и ломит ли ноги у бабушки?..
Опять пробегают свинцовые тучки в Сережиной голове, опять шепчет голос всякое и разное, а музыка громит, бежит танцевальная лента магнитофона, жаром дышат рыбные пироги…
— Хватит, Сергей. Не морочь себе голову. Посмотри, как отплясывает Руфинина тетка.
Ярмарочной каруселью кружились дни. Алеша и не заметил, как подоспел день защиты дипломного проекта. Защиту назначили на воскресенье вечером в цехе.
Он должен собраться с мыслями. Еще раз перечитать написанное. Хотя исход защиты и предрешен, но все же… Это серьезный день в его жизни.
Руфина очень предупредительна. Она даже посоветовалась с Алешей, в чем ей лучше всего прийти в цех на защиту. Остановились на темном платье. Хотя оно не празднично для такого дня, но все же это официальный день.
В газете появилось сообщение о дне, времени и часе защиты. Объявлялось, где можно ознакомиться с дипломным проектом.
В жизни Алексея наступило затишье. Теперь уже было все оговоренным и улаженным. Больше нечего обсуждать, выяснять, проверять, теряться в догадках…
Нужно перестать мучить себя и Руфину.
Дни, полные тихой радости, переживали Векшегоновы и Дулесовы. Их желания накануне исполнения. Соединяются два рабочих рода, жившие порознь на одной улице. Докупается недостающее к свадьбе. Лучше перебрать, чем недобрать в таких случаях.
Счастливые хлопоты. Милые заботы. Тепло, светло, радостно. И черемуха зацвела. Все, как хотелось, мечталось, думалось счастливым матерям Руфины и Алексея.
Неужели еще что-то может омрачить эту весну на Старозаводской улице?..
Наступил вечер защиты дипломного проекта.
В цехе были воздвигнуты подмостки. Затем установлен стол, покрытый зеленым сукном. Принесены кресла. Трибуна из Дворца культуры стала кафедрой. Съехались преподаватели, профессора. Необычная для цеха обстановка. Собралось множество рабочих, большинство из них никогда не бывали на таких защитах.
После вступительного слова председательствующего предоставили слово Алексею Романовичу Векшегонову.
Цех замер. Как-никак их парень получает сегодня диплом инженера. Это не шутка.
Руфина сидела на одной из садовых скамеек, принесенных в цех. Она не захотела сесть в первый ряд, где ей было предложено место.
— Спасибо, мне там удобнее, — отговорилась она и уселась в глубине.
По лицу Руфины нельзя было узнать, что она думает сейчас, какие чувства владеют ею. Можно было лишь догадываться, что ей не очень легко слушать Алексея. Это теперь понимали многие. И в первую очередь товарищи по цеху. Да и в газете достаточно ясно было сказано, что популярный на заводах полуавтомат «АВЕ» больше не будет нуждаться в руках рабочего, что ему теперь придаются свои стальные, неустанные руки. Такое сообщение в дополнениях не нуждается.
— Теперь предоставим слово содокладчику, — послышался голос Векшегонова. — Он лучше меня продолжит защиту моего дипломного проекта.
В цехе оживление. Одобрительный смешок. Голос: «Давай, Алеша!» Сердце Руфины забилось учащеннее. Начинается самое главное испытание.
Алексей подошел к рубильнику. Руфина замерла. У такого знакомого до последнего шплинта станка — нет ее. Нет вообще сверловщицы. Рука Алексея касается ручки рубильника. Он объявляет:
— Включаю!
Станок ожил. Сверла пришли в движенце. Вращаясь, они стали опускаться на зажатую универсальную шайбу. В этом не было ничего особенного. Шайба была зажата до того, как был пущен станок. Что будет дальше? Как автоматическая приставка заменит руки?
Как?
На лице Руфины белые пятна. Она поправляет прическу. И это тоже признак волнения.
И вот операция сверления заканчивается. Сверла поднимаются в исходное положение. Зажимные кулачки таллера разжимаются. Рассверленная деталь, в данном случае универсальная шайба, выталкивается и сползает в ящик готовых изделий. Это делали руки.
Сверла замерли в исходном положении. Замерли и сердца сотен людей. Мгновение. Гробовая тишина. Послышался опять чей-то голос: «Смотри ты!..» По кривому желобу из обоймы автоматической приставки скатилась очередная шайба. Скатилась и точно легла в отверстие зажимных кулачков таллера. Кулачки, будто почувствовав появление детали, сжались.
Кажется, не слышно и дыхания. Весь цех — внимание. Да и как может иначе быть, когда сегодня, сейчас держит экзамен новый механический заместитель рабочих рук — автоматическая приставка.
Снова опускаются вращающиеся сверла на зажатую деталь… Операция повторяется.
Тишина взрывается аплодисментами. Председательствующий протирает свои золотые очки. И те, кто наблюдает за ним, понимают, как растроган старый ученый.
Алексей подает знак. В цехе снова тишина. Он говорит:
— А можно заставить станок работать быстрее. Но в этом случае будет уже менее наглядна его работа.
Слесарь Макар Петрович Логинов подходит к автомату и прибавляет скорость. Операции убыстрились. Руфина еще старается взять себя в руки. Она смотрит на свои часики и проверяет по секундам быстроту работы станка. По ее приблизительным подсчетам видно, что если, бы она работала даже на трех «АВЕ», то и в этом случае реконструированный станок опередил бы ее вдвое.
Руфина уже знала об отмене ее показа работы на трех станках. И примирилась с этим. Но она не ожидала, что предполагаемый ею рекорд так наглядно для всех будет побит еще не состоявшись.
Она почувствовала на себе взгляды многих глаз. Ей показалось, что на нее смотрит весь цех — все люди, собравшиеся здесь. На самом же деле на нее смотрели только Сережины глаза да глаза старика Логинова. А ей чудилось, что все смотрящие на нее думают: «Вот и конец твоей славе, знатная сверловщица». На самом же деле так никто не думал. Это были ее мысли, приписанные людям. Даже Сережа не думал так. Наоборот, в его голове возникало совсем другое: «Ну теперь-то уж Руфина загремит еще больше и станет наладчицей двадцати, а то и тридцати Алешиных станков».
Автомат «АВЕ» был пущен на предельную скорость. Трудно стало различать, как подаются рассверливаемые шайбы, как они выталкиваются выбрасывателем.
Царило шумное оживление. Станку аплодировали, как артисту. Председательствующему за всю его долгую жизнь не приходилось бывать на таких шумных и людных защитах дипломных проектов. Он еле угомонил разбушевавшихся слушателей, хотя их справедливее назвать зрителями.
Когда предоставили слово оппоненту, Руфины уже не было в цехе. Первым это обнаружил Сережа Векшегонов. Она незаметно затерялась в толпе рабочих и ушла с завода. У нее не хватило силы сдержать себя и радоваться, когда хотелось плакать. За воротами завода она не стала сдерживать слезы, а вернувшись домой, она рыдала по своей славе, как можно рыдать только по безвременно умершей матери.
Через час или немногим более Руфина слегла. Сначала легкий озноб, головная боль, а потом жар и бред.
Слава, ты не уходишь просто так, особенно если ты, опьянив человека, заставила полюбить тебя. Любила ли Руфина кого-нибудь больше своей славы? Была ли ее любовь к Алексею сильней, чем к тебе, вероломная чаровница? На это теперь, кажется, не ответит и сама Руфина.
Вызванный Дулесовыми доктор, осмотрев больную, сказал:
— Нервное потрясение. Не волнуйтесь. Нет ничего угрожающего.
Затем было прописано снотворное. Вскоре Руфина уснула.
Поздно вечером появился Алексей.
— Хватит уж, Алексей Романович, нервировать Руфочку, — сказала встретившая его Анна Васильевна. — Не добивайте невесту. Милости просим, когда встанет на ноги. Я дам знать.
Дверь, жалостливо скрипнув, закрылась за ушедшим Алексеем. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким виноватым.
Побродив по берегу пруда, Алексей направился к деду. Куда же еще? Там его родной дом! Туда принесла его птица Феникс… Там начался он таким как есть…
