Оглавление
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 9-й
ИНТЕРВЬЮ
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 10-й.
ШОУ
Через неделю
Запись 1
Запись 2 (телефонный разговор)
Запись 3 (судя по всему, в машине)
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 11-й.
САТАНИСТ
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 12-й
ПРЕДСКАЗАНИЕ
Объявление на дверях ЗАГСа
Объявление на сайте
Страница, появляющаяся при нажатии линка <нажмите здесь>
E-mail from Центр «Молодожены» to Фомин Л.Д.
E-mail from Фомин Л.Д. to Центр «Молодожены»
Заявление о разводе
E-mail from Центр «Молодожены» to Жариков С.М.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 13-й.
РОБОТ
1.
2.
3.
4.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 14-й.
ШОУ — 2
Запись 1.
Запись 2
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 15-й
ВУДУ
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 16-й
ФОРУМ
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 17-й
ПИСЬМО
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 18-й
ДЕНЬГИ
Он когда-то был ангелом,
Херувимом сияющим,
Душ хранителем.
А теперь он стал аггелом,
Слабых смертных смущающим,
Искусителем.
Он умеет нашептывать,
Он умеет заманивать,
Опьянить-одурманить!
Навевать-очаровывать,
Соблазнять-завоевывать,
В сердце ранить.
Укусить — и отпрянуть,
Наблюдая,
Как от боли — человек за грудь!
Истекая
Кровью, нежностью и любовью —
О мука, мука!..
И кусает он вновь, зевая:
Какая скука!..
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 9-й
И настал девятый день.
И сказал Люцифер:
— Если хочешь сделать человека несчастным, просто дай ему все, что он хочет.
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Почему?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Потому что он всегда хочет слишком многого.
ИНТЕРВЬЮ
«Чем больше будешь испытывать, тем
больше будешь удивляться… Ибо
зерно злого семени посеяно в сердце
Адама изначала».
Третья книга Ездры
Ведущая (В):
Здравствуйте, дорогие наши телезрители! Сегодня у нас в гостях самый известный и самый, наверное, загадочный писатель современности — Сергей Эдуардович Баринов.
Писатель (П):
Здравствуйте.
В: Сергей Эдуардович! Я сама являюсь самой искренней Вашей поклонницей и почитательницей, прочла все Ваши книги, все без исключения. Причем по несколько раз. Все они мне очень нравятся, я просто восхищаюсь силой Вашего таланта и считаю, что это нечто, совершенно исключительное по своей силе. Что Ваше творчество — это вообще целое явление в литературе!
Когда читаешь Ваши романы, то как бы сливаешься с героем, буквально им становишься! Как Вам это удается?
П: Ну, любое творчество, рождение нового — это всегда тайна. Невозможно объяснить, «как это удается».
Вспомните гениальные строки: «Я помню чудное мгновенье». Всего четыре слова! Но напишите их — и Вы станете Пушкиным. И ведь это не какие-то особые, тайные слова, доступные только посвященным! Нет, слова самые обычные, повседневные, всем известные. Но попробуйте сами написать нечто подобное!
Подобного рода примеры наиболее убедительны. Поскольку, когда речь идет о каком-то большом романе, скажем, «Войне и мире», то тут каждому интуитивно ясно, что написать подобное ему лично не под силу. Сделать такое мог только Толстой. Слишком много слов, которые нужно расположить в правильном порядке. Скомпоновать.
Сама масштабность деяния является как бы частью его гениальности.
Но вот здесь — всего четыре слова! Всего четыре! Тайна рядом, вот она! дразнит, манит тебя своей кажущейся доступностью; кажется, что ее можно поймать, схватить рукой!.. Но не тут-то было. В последний момент она всегда ускользает. Как солнечный зайчик. Вот он! Но попробуй, схвати!
В: Так Вы считаете, что в творчестве вообще нет никаких законов?
П (задумчиво): Вы знаете, первым моим желанием было ответить Вам утвердительно. Категорически! Что да, никаких законов нет!
Но мне неожиданно пришла на ум самая известная строчка второго нашего гениального писателя, Гоголя: «Чуден Днепр при ясной погоде».
У Пушкина: «Я помню чудное мгновенье».
У Гоголя: «Чуден Днепр при ясной погоде».
Обратите внимание: и там, и там слово «чудный».
«Чудное мгновенье»,.. «Чуден Днепр». То есть в двух наиболее известных строчках двух наших гениев, причем строчках совсем коротких — из четырех и пяти слов, соответственно, и там и там встречается слово «чудный». Слово, между прочим, совершенно нераспространенное, редкое. Не какое-нибудь там общеупотребительное личное местоимение типа «я-он» или нечто подобное. Нет, отнюдь!
Если это случайность, то совершенно удивительная. Чудная! Так что, возможно, законы и есть. Но, в любом случае, они совершенно непостижимы! По крайней мере, пока.
В общем, «чудны дела твои, Господи!».
Опять, кстати, «чудны»! В одном из самых известных библейских выражений. И, заметьте, именно: «чудны». Не «чудесны», а именно «чудны»! «Чудное», «чуден», «чудны». Так что, возможно, законы и есть.
В (несколько растерянно): Да-а… Действительно… Я как-то раньше не обращала внимания… Очень интересно…
Ну, хорошо. Вот Вы упомянули Пушкина и Гоголя. А кого еще Вы любите? Назовите Ваших любимых писателей.
П (уверенно, сразу и не колеблясь): Салтыков-Щедрин.
В (удивленно): Салтыков-Щедрин? Я, честно говоря… А! «Губернские очерки», «Сказки», «Господа Головлевы»?..
П: Да нет, как раз именно эти произведения я считаю у него наиболее слабыми. «Дневник провинциала в Петербурге», «За рубежом», «Письма к тетеньке», «Господа Молчалины», «Господа Ташкентцы»…
В (еще более удивленно): Даже не слышала никогда! (После паузы.) Ладно. Салтыков-Щедрин. А еще кто?
П (задумывается): Да все, пожалуй.
В (с огромным удивлением): Как «все»!? А Достоевский, Толстой, Чехов!? Вы их не любите? Или тот же Пушкин?
П: А Вы давно читали «Войну и мир»? Или «Братьев Карамазовых»?
В (несколько смущенно): Ну-у… Откровенно говоря… Наташа Ростова… Да только в школе, пожалуй.
П: А перечитывали с тех пор хоть раз?
В (так же смущенно): Нет.
П: Вот видите. И в то же время Вы называете Толстого великим писателем, а «Войну и мир» — бессмертным произведением. Чем же он тогда велик? Если его никто не читает?
Все это сплошное лицемерие. Люди называют великими авторов, которых никто не читает. Кроме разве что специалистов-литературоведов. Чушь все это! Поклонение идолам.
Нет бессмертных произведений, как нет бессмертных людей. И в этом высшая мудрость! Если бы люди были бессмертными, мы бы до сих пор так и пребывали все под властью Чингисхана. Или какого-нибудь там Навуходоносора, которые так и не упустили бы никогда свою власть. Никакого прогресса бы вообще не было, или он замедлился бы в тысячи, в миллионы раз!
Да что там Навуходоносор! Подумайте, что было бы, если бы Сталин был бессмертным. Или Ленин! Мы бы и сейчас Беломор-канал строили. Это в лучшем случае. А в худшем — они покорили бы весь мир и остановили историю и прогресс. Время прекратило бы свое течение. Закукливание! Коллапс! Свернутая система. Анабиоз. Впавший в кому организм с минимальной жизнедеятельностью и метаболизмом, который может существовать в таком состоянии сколь угодно долго. Вечно!
Смерть — непременное условие прогресса. Великие должны умирать! Иначе рано или поздно они неизбежно становятся непреодолимым препятствием на пути жизни, развития. Жизненный поток растекается и загнивает. Все покрывается плесенью веков, тонет в безразличной бездне, даже не отведав от плода жизни. Апатия, безразличие. Никому ни до чего нет дела. Никому ничего не интересно, ничего не жаль, ничего не происходит и некого воззвать к деятельности. Завтра — точное повторение вчера.
Тупик. Конец. Болото с квакающими лягушками, беспрерывно возносящими хвалы своему хозяину. Повелителю и господину.
Точно так же и литературные произведения. Они тоже стареют и умирают, как люди.
В конце концов остается только память. Гробница, на которую можно придти поклониться, но не более того. В этом смысле любой современный комикс лучше всего Толстого, как живой осел лучше мертвого льва.
В: Но почему мертвого?! Того же Толстого все же читают, хоть, я согласна, и меньше, чем раньше и чем принято думать. И будут читать, я уверена, и через сто лет. А комикс забудут завтра же. Вот он действительно умрет. Это однодневка.
П (смеясь): Правильно-правильно!.. Сдаюсь. Вы меня поймали. Это я слегка погорячился в пылу полемики. Тот же «Война и мир», скажем, еще не мертв. Просто это уже глубокий старик, дедушка, никому особенно не интересный, но вызывающий уважение своим почтенным возрастом и сединами. Аксакал-долгожитель, который проскрипит еще пожалуй, лет сто, а то и все двести.
Этакая полусонная черепаха Тортилла. Дремлющая в иле на дне пруда. А комиксы — это эфемерные поденки-однодневки, весело резвящиеся над его гладью. Завтра их не будет, и на их месте придут новые. Другие. Мириады и мириады других. А потом, в свою очередь, исчезнут и они. А Тортилла так и будет дремать в своей тине.
