Джордж Сондерс
Десятого декабря
Рассказ
От переводчика
Американский писатель Хунот Диас так описал «эффект Джорджа Сондерса»: «Он, как никто, метко подметил абсурдные и обесчеловечивающие параметры нашей нынешней „культуры капитала“. Но есть в его произведениях и другая грань: холодная строгость уравновешивается глубочайшим состраданием». Это относится и к сборнику «Десятого декабря», где присутствуют все любимые жанры Сондерса: душераздирающая антиутопия, чистый реализм, социальная сатира. В США сборник стал одним из самых заметных литературных событий 2013 года. 3 января «Нью-Йорк таймс» категорично заявила в заголовке: «Джордж Сондерс написал лучшую книгу из тех, которые вы прочтете в наступившем году». А уже в апреле Сондерс был включен в список «Сто самых влиятельных людей мира», регулярно составляемый журналом «Тайм», и удостоен премии для крупных мастеров короткой прозы «ПЕН/Маламуд» (среди лауреатов прошлых лет — Сол Беллоу, Джон Апдайк, Джойс Кэрол Оутс). Давние поклонники писателя были приятно удивлены этим ажиотажем. Сондерс далеко не дебютант. В 1996 году Томас Пинчон похвалил его первую книгу, заметив: автор «рассказывает именно те истории, которые помогают выжить в наше время». Собратья по цеху давно ценят Сондерса за виртуозную работу со словом. Зэди Смит поставила его рядом с Марком Твеном. «Сондерс словно бы играючи решает почти непосильные задачи. Нам очень повезло, что он у нас есть», — написал Джонатан Франзен. Почему же широкий читатель открыл для себя Сондерса именно в 2013 году? Рассказы из новой книги «пробирают сильнее, чем ранние» — как пишут в отзывах в интернете. С другой стороны, на фоне экономического кризиса и затяжных войн в каких-то непостижимых странах легче понять проблемы любимого персонажа Сондерса — измученного безденежьем «маленького человека», потерявшегося в жестоком и абсурдном мире.
В 2001 году «ИЛ» опубликовала рассказы «Стопудовый шеф» и «Приморские дубы», где Сондерс предстает как мастер социальной сатиры с элементами сюрреализма. На сей раз мы предпочли вещь, написанную в ином ключе, — венчающий книгу рассказ «Десятого декабря».
Светлана Силакова
Бледный мальчик — злополучная стрижка «под пажа», ухватки медвежонка — подошел к вешалке и реквизировал папин белый пуховик. И еще реквизировал сапоги, которые сам покрасил белой краской. А пневматическое ружье не разрешили покрасить. Подарок тети Хлои. Тетя приходит в гости и каждый раз требует продемонстрировать ружье и трындит, трындит: «Ах, ах, натуральное дерево, ах, фактура».
Боевое задание на сегодня: поход на пруд, осмотр бобровой плотины. Учесть, что по пути его наверняка попробуют перехватить. Эти, которые живут под старой каменной оградой. Они мелкие, но, когда вылезут, сразу здорово увеличиваются. И бросаются в погоню. Их обычный метод. Им досадно, что он — неробкая десятка. Он знает все их уловки. И только рад. Обернется, вскинет ружье, вскричит: «Вы в курсе, для чего служит это человеческое орудие?»
Пиф-паф!!!
Они — подземлянцы. Или просто подзы. У него с ними довольно странные отношения. Иногда он целыми днями лечит их раны. А бывает, возьмет и просто для прикола стрельнет в одного, когда тот удирает. Подз останется хромым на всю жизнь. А жизнь у него длинная-предлинная — еще девять миллионов лет.
Забившись глубоко под стену, раненый говорит: «Ребята, посмотрите, что у меня с задницей».
И все рассматривают раненую задницу Гзимона и хмуро переглядываются: так и есть, бедолага Гзимон охромел надевать миллионов лет. Грустно, очень грустно, невыносимо грустно!
Не удивляйтесь: подзы обычно разговаривают, как тот дядька из «Мэри Поппинс». И, несомненно, этот факт отчасти сдирает покров с тайны их изначального происхождения на нашей планете.
Подзам нелегко его перехватить. Он хитрый. Плюс — он слишком большой, чтобы втиснуться в лаз под ихней стеной. Ну, они его скрутят, уйдут под стену варить свое специальное уменьшательное зелье, а он — р-раз! — порвет их допотопные веревки одним из приемов боевого искусства, которые разработал сам. «Туа-фуа» называется, «Разящие предплечья». И привалит к их порогу беспощадный камень-удушитель — замурует их в стене.
Позднее, представив себе, как они бьются в агонии, он сжалится, вернется, отодвинет булыжник.
И тогда какой-нибудь подз возопит из внутристенья: «Счастье привалило! Премного благодарны, сэр. Вы воистину достойный противник».
Иногда доходило до пыток. Его валили на землю, и он смотрел на полет облаков в высоте, пока подвергался мучениям, вообще-то терпимым. К его зубам подзы не притрагивались. Уже повезло: он даже чистить зубы терпеть не может. Но подзы вообще тупые. Никогда не трогают его письку, никогда не трогают его ногти. А он спокойно валяется себе на снегу, словно играет в «снежных ангелов»[1], и этим дико бесит подзов. Они пытаются как-нибудь его допечь. Пробуют задразнить до смерти. Типа: «Робин, Робин, где твой Бэтмен?» И хихикают своим особым подзовским смешком, дураки. Не понимают, что насчет имени его подкалывают с незапятнанных времен, а ему хоть бы хны.
Сегодня у него предчувствие, что подзы похитят Сюзанну Блидсоу, новенькую из их класса. Сюзанна раньше жила в Монреале. Ему очень нравится ее манера говорить. И подзам, наверно, тоже: Сюзанна нужна им, чтобы восполнить убыль их популяции и испечь кое-что, чего они сами не умеют.
— НАСА, НАСА, докладываю: к выходу готов. Делаю попытки развернуться, чтобы выйти из люка. Прием.
— Вас понял. Мы знаем ваши координаты, Робин. Не теряйте бдительности в открытом космосе.
Фу, черт, холодрыга.
На утенке-термометре — минус двенадцать. И это без поправки на коэффициент резкости погоды. Что ж, так даже интереснее. Все взаправду. В тупике, где улица Пул утыкается в футбольное поле, стоит зеленый «ниссан». Будем надеяться, что его хозяин — не какой-нибудь педофил, от которого придется спасаться хитростью.
И не подз, замаскированный под человека.
День ясный. Ясный, синий, холодный. Скрип-скрип — снег под его подошвами на футбольном поле. Почему у бегунов болит голова на морозе? Наверно, из-за скорости розы ветров.
В лес ведет тропа шириной с одного гуманоида. Неужели подз и впрямь похитил Сюзанну Блидсоу? Чтоб он пропал! И все его племя тоже. Отпечатки только двух ног — значит, подз тащит Сюзанну на себе. Мерзкий шельмец. Если он не только тащит на себе Сюзанну, но и непристойно пристает к ней, пусть пеняет на себя. А Сюзанна, конечно же, сопротивляется с неукротимой яростью.
Ситуация тревожная, крайне тревожная.
Он нагонит их и скажет:
— Послушай, Сюзанна. Я знаю, ты не знаешь, как меня зовут, ты недавно назвала меня Роджером… помнишь, как ты сказала: «Роджер, подвинься»? И все же я должен признаться: по-моему, в нас с тобой что-то есть. Разделяешь ли ты мое чувство?
У Сюзанны удивительные карие глаза. Но сейчас они заплаканные, от испуга и от внезапного осознания.
А Подз, деловой такой:
— Брось с ней трепаться, старина.
А он:
— Фиг тебе, не брошу. — И снова Сюзанне: — Знаешь, Сюзанна, даже если ты не думаешь, что в нас с тобой что-то есть, поверь, я все равно убью этого негодяя и верну тебя домой. Напомни, где ты живешь. В Эль-Сирро? Где водокачка? У вас там дома красивые.
— Да, — сказала Сюзанна. — У нас и бассейн есть. Приходи летом. Захочешь, купайся прямо в футболке — это дико круто. Кстати, в нас с тобой правда что-то есть. Ты самый проницательный мальчик в нашем классе, сто очков вперед остальным. Даже если присчитать моих знакомых ребят из Монреаля, ты просто… ну никаких сравнений.
— Что ж, приятно слышать. Спасибо на добром слове. Я, конечно, понимаю, что не самый стройный в классе.
— Между прочим, мы, девочки, — сказала Сюзанна, — больше ценим контент, чем дизайн.
И тут Подз:
— Не пора ли заткнуться? Потому что уже пробил час твоей смерти. Смертей. Ваших.
— Гм. Час чьей-то смерти точно пробил, — сказал Робин.
Вот ведь свинство: человеку никогда не дают хоть кого-нибудь по-настоящему спасти. Прошлым летом вот тут, на этом самом месте, лежал умирающий енот. Он думал было отнести его домой, чтобы мама вызвала ветеринара. Но вблизи енот выглядел слишком страшным. Еноты в жизни крупнее, чем в мультиках. А этот, похоже, был кусачий. Робин рассудил: надо ему хотя бы воды принести. Сбегал домой. Когда вернулся, увидел только следы на земле — там, где енот, должно быть, бился в агонии. Печальная картина. А он плохо переносит печаль. Возможно, он даже впал в предрыдательное состояние. Но это не считается — вокруг никого не было, только лес.
— Просто у тебя доброе сердце, — сказала Сюзанна.
— Ой, ну я даже не знаю, — заскромничал он.
