Леонид Лебедев - Почти книга для почти людей

об инспекционной командировке на Землю

О Господи!

Архангел (подпись неразбр)

В архив 17.01.2006

Архангел (подпись неразбр)

Василий Васильевич был ничем не примечательный мудак между сорока и пятьюдесятью пятью. Шляпа, очки. Под шляпой, правда, обнаруживался платок с завязанными кончиками, прикрывал лысину, чтобы не застудить, когда Василий Васильевич шляпу… Пальто… Да тоже ничего особенного. Какая-то дрянь синтетическая под серую кошку на карманах. Нет, вот было еще — ботинки, как у американской пехоты, со шнуровкой до колен. И всегда начищенные. Ничего особенного, в общем-то. Таких с мусорным ведром — миллион.

Идет, значит, Василий Васильевич, кульком целлофановым размахивает, сияет, раскланивается. И всем сообщает, что, дескать, водку иду покупать. И дальше. Ничего в ответ не слушает. Купил водку, сунул в кулек, прошел десять метров. А кулек — дррррррррр. А бутылка — блямммм. И вся на асфальте. Ну, мудак!

Берем селедку. Заворачиваем ее в целлофан и засовываем в карман пальто Василию Ивановичу. Почему селедка появляется в кармане — не суть важно. А вот что сначала селедочный рассол протек в карман, потом пропитал рубашку и потек по ноге Василия Ивановича, это да. Он бы уже давно выкинул эту селедку к чертовой матери, да ехал в это время Василий Иванович в автобусе, набитом так, что не то, что выкинуть селедку к чертовой матери, но и просто опустить руку, которой держался он за поручень, Василий Иванович не мог. Но под мышкой у Василия Ивановича терлась какая-то сухонькая старушка. «Девушка, — обратился к ней Василий Иванович, — миленькая!» «Я уж сорок лет как не девушка!» — отрезала бабка. «Да знаю я, знаю, — сказал Василий Иванович, — но выручи меня! У меня, понимаешь, в кармане, селедка течет, проклятая.» «Чегооо?» — спросила бабка. «Селедка у меня там, уже по ноге течет,» — взмолился Василий Иванович. «И что я должна делать с селедкой? — спросила бабка, принюхиваясь. — Да, несет будь здоров!» «Вытащи ты ее у меня из кармана, а? И на пол!» Вот, еще, буду я руку пачкать об твою селедку!» «Женщина, милая, ну пожалей ты меня! Уж не могу, туфля рассолом хлюпает!» — «А я тут при чем?» — «Да ты ж прямо носом в моем кармане!»

И вот так, слово за словом, и доехали Василий Иванович с бабушкой. И оказалось, что и выходят они на одной остановке, и живут на одной улице, даже в одном доме, даже в одном подъезде, только на разных этажах. И оба одинокие. И стали они жить вместе у Василия Ивановича, а квартиру Марии Петровны сдавать. А селедка… А что селедка? Селедка — это чтобы объяснить, что рассказ можно написать о чем угодно. Было бы о чем.

прием, описанный в рассказе «Срезал» — один из наиболее типовых, используемых в фантастических рассказах, описывающих встречу с чужой цивилизацией. Как правило, землянин именно «срезает» заносчивого посетителя из галактики каким-либо страшно умным замечанием. И тот тут же проникается жутким уважением к землянину. Каким? Скорее всего, тем самым, что Шукшин описал так красочно.

Да, я как еще что умное надумаю, так сразу тут же и напишу.

Например, о сумках. Сколько сумок у женщины, знаете?

НИ ОДНОЙ!

Так она и говорит всегда: «У меня ни одной сумки!» Начинаешь считать, а их там как собак нерезанных по шкафам шляется. Конечно, заезженное сравнение, для бесед о прекрасном тоже не совсем. А что еще сказать, если залезаешь в шкаф, а оттуда сумки штабелями валятся? А на понятное замечание следует ответ: «Разве это сумки?!»

Сумка бывает прекрасной первые три дня. А потом это барахло, которое стыдно носить.

По сумке можно узнать характер женщины. Если там нет помады, то это сумка мужчины. Словом, хватит о прекрасном. Давайте поговорим о прозе жизни немного. Вот в такую, как на этом натюрморте, можно что поместить? Это вопрос. А ответ уже получен: «У меня туда помещается ВСЁ!» И действительно, залезть если, то и в самом деле всё можно найти, наверное. Только не удастся, потому что тут же спрашивается: «А что ты там забыл?» А и в самом деле, ничего не забыл.

В одной семье один муж полетел куда-то далеко. В 7 часов вечера улетел. А жена его вернулась домой. И чудится ей что-то нехорошее, такое нехорошее, что и настроение испортилось, и спать хочется, и тревожно. Как вдруг часов в 10 звонок от консьержки. «Нет, — думает жена, — не пойду я отвечать.» А самой еще тревожней. Проходит десять минут, и вдруг в дверь бум-бум-бум. Нет, сначала, значит, звонок надрывался минут десять — не пошла она. А потом бум-бум-бум. И всё ногами бум-бум-бум, так что уже и замок трещать начал. И снова бум-бум-бум. И так страшно стало жене, что подошла она к двери, да и посмотрела в глазок. А там ее знакомая бьет ногами в дверь в озверении и ручку трясет. «А пошла бы ты!» — подумала жена. Да и пошла себе спать. А знакомая и пошла. А утром звонила, спрашивала, улетел муж или нет.

«Посмотрите, пожалуйста, направо. Перед вами Карл великий. Не самый великий, а шестой или седьмой. Вообще-то он не любил своего имени, поэтому публиковал свои симфонии под именем Фридриха второго, а «Гамлета» и вовсе под именем несчастного Шекспира, которому предварительно сломал нос, беря обещание не разглашать тайну. Жил этот Карл в средневековье. Доспехов в наследство никому не оставил. Да и трон свой золотой пропил в следующем веке. А теперь вот обнаружили, что и Карлом он тоже не был. А кем был, он так и унес свою тайну в могилу. Но мы ее еще откроем.»

Любознательный народ открыл много принципов, которые действуют. Например, «через одного». Меня, вот, угораздило родиться ровно между двумя вождями, Сталиным и Брежневым. Так и получилось: вождь, не вождь, вождь. Совсем не вождь. Или, к примеру, установили, что люди в районе своего дня рождения восприимчивы ко всяким болячкам. Пока не знал этого принципа — всё ничего. А узнал, так караул: день рождения надвигается — горло болит, из носа даже не передать, что течет. И всё это несмотря на то, что говорили мне, что, может быть, совсем другой у меня день рождения. Потому как мама моя родовой горячкой проболела. А когда понесли регистрировать, то в городе Баку это было. И дату рождения мне выписали просто: «А когда радылся, да новава года?» — «Да вроде». — «Ну, пышу 20 декабря».

И с тех пор как двадцатое, так болею. Кроме случаев, когда забываю.

А еще знакомый у меня был, теорию циклов вывел. Формула у него была, которую он даже хотел запатентовать, увязывала она дату рождения с разными циклами, 11-летним, 18-летним и лунным месяцем. По его формуле получалось, что критический возраст у мужиков наступает в районе 45 лет, 72-х и 90. Плюс-минус три года. И что если этот критический возраст проскочишь, не разведешься и не умрешь, значит новой жены не будет до следующего критического срока. Всё обещал мне посчитать, какие же у меня критические цифры. Но так и не посчитал. Так что теперь я в полном неведении, что ждать.

А еще он же занимался мировым порядком. Кто уж очень дряхлый, должен помнить, что цена на водку держалась, как мировой порядок, долгие годы: 2 рубля 87 коп. Как и сырка на закуску — 6 копеек. С сырком прокол, не просек он, что мир может обрушиться, если эта цена поменяется (хотя, с другой стороны, идеальное первично, а материальное — это так: дух, что ни говори, главное). С водкой долго был идеальный порядок. Формула цены на водку была. Кто-то еще до него вывел ее, содержала только абсолютные постоянные: е, пи и простые действия над ними. И запоминалась эта формула хорошо, что-то вроде епи в квадрате на что-то. А потом цена стала меняться: 3 руб. 12 коп., потом 3 руб. 60 коп., потом даже 5 руб. 60 коп. И каждый раз выводил он простую формулу расчетной цены с использование только е и пи, после чего заявлял, что мировой порядок пока не нарушился. Хотя звучала формула уже не так, не так… А потом вышла новая цена какая-то, где ему пришлось в формулу ввести постоянную Планка. Тут-то он и сказал: «Физический мир вторгся в идеальный: хана порядку.» Как в воду смотрел, перестройка в самом разгаре была. И тут цены на водку так полетели… и хана… Вот только сантехники миропорядок и поддержали, потому как всему цена была как и раньше — бутылка. А работа большая, унитаз, скажем, фонтанирует, то три.

Один человек принес смешные деньги жене. А та: «Ты что же, сволочь, думаешь, на эти смешные деньги можно прожить?!» «Можно! — гордо пошатываясь, отвечает мужечеловек. — Только тебе этого никогда не понять! Потому что тебе надо, чтобы я умер, перенапрягшись!» «Уж ты умрешь перенапрягшись!» Тут жена засмеялась. А сосед, что с девятого этажа, застучал шваброй в пол, закричал: «И долго будет продолжаться этот сумасшедший дом?! Три часа ночи, а они развлекаются!» А жена продолжает: «И ведь уважаемый человек! Слесарь! У тебя же все друзья, как из унитаза попрет! А ты, сволочь, заткнись там и швабру свою воткни себе в задницу!» Это она уже высунувшись из окна своего первого этажа тому, девятиэтажному. И сказать, что сильно нервно кричала… Нет, просто мнение свое, что нечего в семейное дело. А тот, псих, начинает спускаться со своего девятого этажа и этой самой шваброй в каждую дверь: «Баммм! Тррррахххх!» И весь подъезд… И как потом эту швабру из девятиэтажного …