Джеймс Олдридж
Неотвоевавшиеся солдаты
Самым странным в этой шараде воздушной войны, которую Керр разыгрывал для «Дейтона фильм компани» над зреющими виноградниками Франции, была его отеческая озабоченность и страх за пятерых других летчиков, чьи самолеты следовали за ним в плотном, но очень уж неустойчивом и даже хаотичном строю. Он почти не знал этих четверых англичан и одного американца, которые вели за ним «харрикейны», и все-таки боялся за них гораздо больше (насколько он помнил), чем когда-либо боялся за своих товарищей-летчиков в настоящей «битве за Англию», почти тридцать лет назад. Тогда их подстерегали снаряды зенитных орудий, а сейчас несчастные случаи. Каждый день пилотам его шести «харрикейнов» приходилось проделывать псевдобоёвые маневры в заранее разработанной схватке с шестью «мессершмиттами», в постоянном нервном напряжении, которое лишь изредка сменялось облегчением от сознания, что самолеты все-таки не столкнулись, кончик крыла не задел за чужое крыло, а большая перегрузка при крутом вираже не сломала старые ланжероны. Бой был театральным и бескровным, но напряжение - настоящим.
- Кев! Я тебя вижу.
Это произнес Джек Шерман, американец, летевший на «веллингтоне», где находились семь кинокамер, и Керру захотелось сказать Шерману, что его зовут Керр или Кевин, а не «Кев», - но стоило ли? К тому же ему вовсе не хотелось охлаждать неистребимое дружелюбие американца.
- А я вас еще не вижу, - сказал Керр в старый микрофон; в дни его юности от микрофона всегда пахло чужим потом, но от этого, в кислородной маске, пахло кофе.
- Мы идем гораздо ниже тебя, - сказал Шерман. - Похоже, что ты поднялся футов на пятьсот выше, чем следует.
- Это не я иду высоко, а вы идете низко, - сухо сказал Керр.
- Ладно, ладно! Потом выясним, - сказал Шерман, и Керр услышал профессиональный умиротворяющий смешок, который звучал бы лучше, если бы одновременно вы видели перед собой добродушное лицо Шермана.
В «Дейтона фильм компани» Шерман именовался «помощником режиссера по полетам второго звена», а потому вместе с Керром, кинооператорами и немцем Гельмутом Мюлером (который приближался сейчас со своими шестью «мессершмиттами» откуда-то со стороны Канна) разрабатывал планы воздушных операций на каждый день. Шерман сам был летчиком. Он воевал в Корее, уцелел и даже отличился, но там он летал на реактивных самолетах, и та война была совсем не похожа на эту, напряженную, более маневренную, напоминающую кружение мух, войну поршневых моторов и пропеллеров с изменяемым шагом. Собственно говоря, если между американцем, с одной. стороны, и англичанином и немцем, с другой, пролегала пропасть, она определялась различием не континентов, а технического уровня. Шерман не испытывал никакого уважения к «харрикейнам» и «мессершмиттам», потому что не принимал их всерьез. Объяснялось это тем, что американцы, по-видимому, никогда не испытывали особого уважения к механизмам, которые они так освоили, словно были небрежно, но напрочь в них. встроены; европейцы же - такие, как Мюлер да и он сам, Керр, - по существу, оставались часовых дел мастерами.
- Ты был прав, старик, - услышал он умиротворяющий голос Шермана. - Вон Гельмут прет на твоей высоте, а Гельмут никогда не ошибается.
Кому это должно польстить? - подумал Керр. Ему ли, который может ошибаться, или немцу, который никогда не ошибается? Он стер воображаемую грязцу с колпака кабины и поглядел в ту точку неба, где должны были находиться Гельмут и его «мессершмитты», - и увидел их там.
- Господи… - невольно вырвалось у Керра.
На одно пронизанное дрожью, слепящее мгновение они стали настоящими боевыми самолетами, и все его тело отозвалось томительным отзвуком юношеского упоения и страха при виде четкого строя остроносых самолетиков с обрубленными крыльями. Но это ощущение прошло, и он почувствовал облегчение при мысли о том, что его противник - замкнутый, сдержанный немец, который не сделает нелепой ошибки А в таком полете убить могла только ошибка.
- Гельмут, - сказал он в пахнущий кофе микрофон, - французский «мираж» болтается где-то на высоте в двадцать тысяч футов: то есть в шесть тысяч метров.
- Да, - резко отозвался Мюлер.
- Опять этот французский сукин сын подглядывает? - сердито вмешался Шерман. - Я уже жаловался, на этого психа французскому полковнику. - И добавил: - Поднимайте вертолет.
В эфире зазвучали радиокоманды: Шерман отводил самолеты с камерами и участников боя на исходные, позиции, чтобы избежать, путаницы фальстартов и опасного хаоса, первой недели их работы. Просто чудо, как тогда никто не погиб. Теперь Керра беспокоил вертолет, Как и старый «веллингтон», он был набит сложным кинооборудованием, но если «веллингтон» находился в общем потоке движения, то вертолет походил на собаку, которая уселась на середине магистрали в час «пик». Шерману видны были красно-желтые лопасти, рубившие пряди легкой белой дымки на тысячу футов ниже их. На «веллингтоне» не было почти ничего, кроме кинокамер по обеим сторонам вытянутого фюзеляжа: сквозь широкие отверстия в его обшивке видны были объективы и кинооператоры, похожие в своих одеждах на полярных исследователей.
- Кевин! Я тебя не слышу, - внезапно сказал Шерман.
- Потому что я молчу, - небрежно ответил Керр.
- Ладно. Всем успокоиться! - крикнул Шерман. - Я знаю, все мы, как всегда; на высоте, но сегодня последний день полетов строем, и, если все будет в порядке, мы кончаем. Сначала - уже известный разворот. Гельмут, помни - справа налево. А Кев - слева направо. Затем, когда вы закончите и перестроитесь, вы оба с вашими ведомыми проходите под «Веллингтоном», но над мясорубкой, лицом к лицу. Гельмут проходит над Кевином, а звено Кевина - под «шмиттами». И не забудьте про камеры. О'кей? Давайте…
- Ясно, - сказал Керр.
- Verstanden[1], - услышал он ответ лаконичного немца.
- И, пожалуйста, пожалуйста, не забывайте, где камеры. Будьте хоть немножко актерами, иначе это только деньгам перевод.
Гельмут что-то сказал по-немецки, но Керр не понял что.
- Ладно. Займите позиции и ждите, пока я не кончу отсчет. И никакого самовольничанья. Ну, удачи, старые хрычи, и, ради всего святого, будьте осторожны.
Они описывали круг, пока вертолет и «веллингтон» занимали позицию, а Джек Шерман повторял указание. Затем Керр вывел свое звено на прямую и, повернув в глубь страны, пошел высоко над предгорьями, снова удивляясь, как удивлялся каждый день, каким образом этот волнистый, устремленный вверх ландшафт и эти экзотические красные холмы с очаровательными зелеными виноградниками удастся на экране превратить в английский весенний пейзаж. Но опытные операторы так отфокусировали объективы, направленные вниз, что земля в кадре будет возникать лишь мельком и ненадолго.
Он начал длинный плавный разворот, наблюдая, как «мессершмитты» выполняют свое первое за этот день задание. Гельмут повел свое звено между «Веллингтоном» сверху и вертолетом снизу и, прекрасно зная, где камеры одного не попадут в объектив камер другого, точно выбрал момент, а затем развернулся, показав маневр, который должны были повторить остальные. Справа налево.
- Раз, два, три… - Он слышал, как Шерман громко отсчитывает секунды, когда следующий должен взмыть ввысь, вздернув на дыбу горизонт.
И снова:
- Раз, два, три…
Шерман отсчитывал, чтобы успокоить свои нервы, так как только на двух «мессершмиттах» радио было в порядке - у Гельмута и его американца-замыкающего. На остальных же аппаратура пришла в такое состояние, что ее уже нельзя было починить. В звене Керра, когда они поднялись в то утро из Сан-Рафаэля, было три действующих приемника, но один вышел из строя - и, как назло, у замыкающего, Стэна Мак-Грегора. Шерман хотел было послать в хвост Пардела, третий номер, у которого радио работало, но потом решил, что лучше иметь замыкающим хорошего летчика, а не посредственного, Мак-Грегор же был мастером, который выполнял все маневры чисто и толково.
- Раз, два, три… четыре, пять… Сукин сын, опоздал. Что с тобой? Гельмут! - сердито закричал Шерман. - Вам придется повторить все снова. Твой замыкающий опоздал секунд на пять. Вон погляди - он же за кадром. Вам придется повторить все снова после «харрикейнов».
- Ты ему об этом и скажи, - услышал Керр голос Гельмута - Это же твой Боб Бикер.
Боб Бикер был один из трех американцев, которых привез с собой Шерман, без сомнения рассчитывая с их помощью придать себе больший вес и располагать большими возможностями для контроля, но двое из них оказались хорошими летчиками, а третий, как и новозеландец Пэрсел, ни к черту не годился. Но это не мог быть Боб Бикер. Бикер был одним из лучших мастеров высшего пилотажа, каких он когда-либо видел.
- Ты, сукин сын, Боб, - закричал Шерман хрипло. - Что с тобой стряслось?
- Заело сектор газа, - услышал он ответ Бикера - Не идет дальше, но я сейчас вытащу эту дурацкую ручку.
