Роберт Антон Уилсон
Моя жизнь после смерти
Эти будущие события коснутся вас в будущем!
"План 9 из космоса"
Есть масса аргументов, свидетельствующих об обратном, но вам их не понять.
"Процесс"
Я писал эту книгу не только ради того, чтобы нарушить покой в душах несчастных библиотекарей, которым придётся долго и нудно ломать головы, под какой рубрикой регистрировать её в картотеке. Моя цель была намного масштабнее и разрушительнее. (Я честно вас предупреждаю).
Эта книга полна тайн, она буквально тонет в загадках и неопределённости. Мы будем вглядываться в калейдоскоп событий, которые под одним углом зрения напоминают свившихся в клубок гремучих змей, а под другим таким же правдоподобным углом зрения, кажутся настоящей чертовщиной. Людей с пресыщенным умом или жёстких догматиков такая относительность восприятия весьма обеспокоит. Истинные Верующие всех мастей должны бежать от этой книги, "как чёрт от ладана". Это предостережение. Я вас предупредил. Не жалуйтесь, если потом окажется, что в этой книге, как на скотобойне, забивают ваших любимых священных коров, а от всего, что раньше казалось простым и правильным, вам станет немного не по себе.
Дерзкие смельчаки, проигнорировавшие моё предостережение, вскоре узнают о таинственном мадьяре, который, похоже, создал огромное количество канонических полотен, ныне считающихся классикой современной живописи, а также о другом необыкновенном чудаке, который плутает по джунглям Уганды, наряжая горилл в клоунские одежды. Мы познакомимся с «перлами» феминисток, которые объясняют причину деградации в творчестве Шекспира и сексуальном ужасе, скрытом в музыке Бетховена, и прокомментируем другие «идиотско-новаторские» высказывания политически корректных граждан.
Кроме того, я расскажу о моей жизни после смерти, а также о реалистических и сюрреалистических парадоксах широкоугольного объектива.
Мы поговорим о тайном обществе, которое, возможно, создано сверхчеловеческим разумом, о представителях интеллектуальной элиты Европы, регулярно получающих инструкции от якобы внеземной заочной школы UMMO, и о последней сенсации, связанной с печально знаменитыми баварскими иллюминатами. Мы будем блуждать в дебрях двузначной нечёткой логики Аристотеля, исключающей возможность выбора третьего варианта. Мы познакомимся с безуспешными попытками определить стандарт или норму и увидим, как ересь мультикультурализма вторгается в нашу жизнь. Мы также познакомимся с математиком, который вывел самые важные теоремы нашего времени, не воспользовавшись для этого телом…
Теперь о нашей парадигме. Однажды в 1986 году я почтительно листал книги в Большом зале библиотеки Тринити-колледжа в Дублине, где хранятся бесценные первые издания книг. Я испытывал благоговейные, «мистические», почти трансвременные чувства, глядя на первые издания произведений Лока, Юма, Ньютона, Баффона и Тома Пейна; при виде "Книги Келла", рукописного и вручную проиллюстрированного издания восьмого века, во мне всколыхнулись ещё более странные чувства. Но ничто не тронуло меня с такой необычайной глубиной и силой, как книга "Путешествия в отдалённые страны света", которая была опубликована в 1726 году неким Лемюэлем Гулливером из Ноттингемшира. Путешествуя на крыльях Поэтического Воображения (определение Божественности по Блейку), я разделял чувства первых читателей, которые с трепетом переворачивали эти, казавшиеся столь правдивыми, страницы…
Возможно, мои нынешние читатели иногда ощущают себя точно так же, как те любители книг о путешествиях, которые жили в 1726 году (повальное увлечение того времени): читая книги м-ра Гейзенберга, или полной неопределённостью. Ведь они узнавали о существовании лилипутов меньшего размера, чем все известные лилипуты в Европе, великанов большего размера, чем все известные великаны в Европе, а также умов "обширных, холодных и не знавших сочувствия", которые парили над ними в космическом городе. (Издатель не мог развеять сомнения читателя: даже саму рукопись доставили к нему в полночь, как бы намеренно его мистифицируя).
Достоверность «Путешествий» вскоре стала таким же спорным вопросом, как всё постмодернистское искусство и даже постмодернистская критика. Некоторые читатели, жившие в двадцатых годах восемнадцатого века, мучительно сомневались (как сомневался в своё время мэтр Фуко, экспериментируя с маятником) даже в факте существования самого м-ра Гулливера, "современного научного наблюдателя", который описывал каждое волшебное царство в мельчайших подробностях и с точки зрения строгой математики. Впрочем, это ничуть не помогло озадаченным читателям заметить, что м-р Гулливер тоже пытался писать, как разумная лошадь, поскольку научился любить лошадей больше, чем людей.
По мнению Аристотеля, художник копирует натуру. Если вдуматься. Мошенник, шулер и имитатор тоже копируют натуру. Некоторые насекомые копируют натуру столь успешно, что становятся невидимыми для всех, кроме тех типов, которые смотрят на весь мир с подозрением. Незабвенный Филипп К. Дик предположил, что, возможно, мы делим пространство-время с «зеброй», эдаким гипотетическим гигантским разумом, который для нас невидим, поскольку маскируется под окружающий мир. Лемюэль Гулливер просто сделал пародийную копию с Королевского научного общества, но некоторые люди, с которыми мы познакомимся в этой книге, судя по всему, умеют копировать самые разные вещи, причём, не только с натуры, но и без неё.
Кто, кроме явных параноиков, смотрит достаточно пристально, чтобы увидеть все маски, которые скрывают… а что, собственно говоря, скрывают маски?.. Но мы же не хотим превратиться в параноиков. Мы просто хотим взглянуть на те маски, которые проливают свет на самые острые проблемы «настоящего» и «поддельного». В этих проблемах сейчас запутались не только люди "с больной психикой", но и философы-лингвисты, искусствоведы, литературоведы и глубокие исследователи спорной науки (паникующие души называют её псевдонаукой, стремясь как можно скорее положить конец спору). И хотя я не обещаю. Что смогу увязать в один аккуратный узелок тайну и лицедейство, я всё же ввожу в представленную здесь новую и улучшенную Глобальную Картину многие элементы, которые остались непонятными при чтении других моих книг.
Выражаю признательность моим неизменным Источникам, благодаря влиянию которых сформировалось моё мироощущение и мировоззрение, представленное в этой и в предыдущих моих книгах: Р. Бакминстеру Фуллеру, Тимоти Лири, Барбаре Маркс Хаббард, Альфреду Кожибскому, Маршаллу Маклуэну. Особую признательность выражаю тем нескольким людям, чьё творчество и идеи вдохновили меня на создание этой книги: Моисею Горовицу, Орсону Уэллсу, Джеймсу Джойсу, Жану Кокто, Гарольду Гарфинкелю и человеку, называвшему себя Эльмиром.
КСРСНЯ (Комитет по сюрреалистическому расследованию сообщений о нормальных явлениях) не несёт никакой ответственности за то, что я использовал — или неправильно применил — их основные "патапсихологические открытия". Я имею в виду Первый Закон ("Нормального человека не найдёшь нигде") и Второй Закон ("По выходным не найдёшь даже водопроводчика").
Я заканчиваю эти туманные намёки последней, ещё более туманной цитатой из моего бессмертного романа, который озадачил столь же приверженцев философ дуализма "истинно—ложно", сколь в своё время озадачил сам м-р Гулливер. Это короткая запись, сделанная полицейским в блокноте, когда он начинает подозревать, что в некотором "фантастическом бреде" (Амброуза Бирса, Роберта Чеймберса, и Х. П. Лавкрафта) содержится ключ к разгадке величайшей тайны:
Обычная мистификация: вымысел выдаётся за факт. Здесь же представлена "мистификация наоборот": факт выдаётся за вымысел.
И позволю себе добавить полезное замечание М. Андрэ Жида: "Не понимайте меня слишком быстро".
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Маски реальности
Подобно Бертрану Расселу и Карлу Хемпелу, теоретик нечёткой логики Барт Коско считает, что всё, кроме чисел, определено нечётко. Например, возьмём понятие живой. Вирусы способны сформировать кристалл, но самостоятельно не воспроизводятся. Живые ли они?
Макнейл и Фрейбергер, "Нечёткая логика"
"Патафизика" будет, прежде всего, наукой о частном, хотя, по общему мнению, наукой может называться только наука о всеобщем. «Патафизика» занимается законами, описывающими исключения.
Альфред Джарри, "Досье по делу Фауста"
Я никогда не видел нормального мужчину, нормальную женщину и даже нормального пса. Я никогда не проживал средний день и не любовался обычным закатом. Понятия нормальное, среднее, обычное описывают то, с чем мы никогда не встречаемся за пределами математики, они описывают воображение — пейзаж человеческого сознания.