Аллен Вуди
Да, но разве паровая машина смогла бы сделать такое
Я перелистывал журнал, ожидая, когда Йозеф К., мой бигль, появится после обычного своего пятидесятиминутного вторничного визита к ветеринару юнговского толка, который, беря по пятидесяти долларов за сеанс, отважно внушает ему, что наличие крепких челюстей вовсе не является помехой для достижения успеха в обществе, — так вот, я перелистывал журнал, и наткнулся на помещенное внизу страницы сообщение, притянувшее мой взгляд с силой не меньшей, чем та, которую развивает обычно извещение банка относительно перебора со счета. Внешне оно выглядело как заурядный заголовок, предваряющий разного рода дребедень, поставляемую информационными агентствами — что-то вроде «Гистограммы!» или «Спорим, вы об этом не знаете», однако глубина его содержания оглушила меня примерно так же, как оглушают вступительные такты Девятой симфонии Бетховена. «Сандвич, — говорилось в нем, — изобретен графом Сандвичем». Ошеломленный этой новостью, я перечитал сообщение несколько раз и против воли своей содрогнулся. В мозгу моем взвихрились мысли о непостижимых устремлениях и надеждах, о неисчислимых препонах, встававших, надо полагать, перед создателем первого подлинного бутерброда. Взгляд мой, прикованный к мреющим в окне небоскребам, застлала слеза, меня осенило ощущение вечности, преклонение перед Человеком, перед местом, которое он ухитрился занять во Вселенной. Человеком Изобретающим! Перед моим внутренним взором закружились записные книжки да Винчи — бесстрашные кроки наивысших устремлений рода человеческого. Я размышлял об Аристотеле, Данте, Шекспире. О «Первом фолио». О Ньютоне. О «Мессии» Генделя. О Моне. Об импрессионизме. Об Эдисоне. О кубизме. О Стравинском. Об E=mc2...
Лелея в сознании мысленный образ первого сандвича, который покоится ныне в особом саркофаге, установленном в Британском музее, я провел следующие три месяца, составляя краткую биографию великого творца, Его Кусательства Графа. Несмотря на то, что познания мои в истории оставляют желать лучшего, а способность к романическому изложению не превышает среднего уровня рядового торчка, я, как мне кажется, все-таки сумел уловить хотя бы самые важные черты личности непревзойденного гения и потому надеюсь, что мои разрозненные заметки вдохновят истинного историка, который воспользуется ими в качестве отправной точки.
1718: Рождается в семье, принадлежащей к высшим слоям общества. Отец новорожденного как раз в это время получает пост верховного кузнеца при дворе Его величества Короля, — честь, переполнявшая душу отца восторгом в течение нескольких лет, по прошествии коих он обнаруживает, что его считают заурядным молотобойцем, и, исполнившись горьких чувств, подает в отставку. Мать графа простая Hausfrau немецких кровей, чье не отмеченное сколько-нибудь яркими свершениями меню не выходит обычно за пределы топленого свиного сала и овсяной размазни. Впрочем, проявляемое ею по временам умение приготовить сбитые с вином сливки обличает в этой женщине наличие определенного кулинарного воображения.
1725-35: Посещает школу, в которой его обучают верховой езде и латыни. Здесь он впервые знакомится с холодной отварной говядиной и проявляет выходящий за рамки обычного интерес к нарезанным тонкими ломтиками ростбифу и ветчине. По окончании школы интерес этот приобретает черты отчасти маниакальные, но несмотря на то, что написанная им статья «Анализ холодных закусок, а также феноменов, сопутствующих употреблению оных» привлекает внимание ученого мира, однокашники продолжают относиться к нему как к эксцентричному недоумку.
1736: Исполняя волю отца, поступает в Кембридж, дабы предаться изучению риторики и метафизики, однако не проявляет особого стремления к преуспеянию ни в той, ни в другой. Постоянно выказываемое им неприятие академической науки приводит к тому, что его обвиняют в покраже нескольких батонов и в проведении над оными неестественных опытов. Обвинения в ереси приводят к его изгнанию из университета.
1738: Лишенный наследства, отправляется в скандинавские страны, где и проводит три года за напряженным изучением сыров. Большое впечатление производит на него также разнообразие сардин, с которыми ему приходится сталкиваться в повседневной жизни. В его записной книжке этой поры читаем: «Я убежден, что помимо всего того, что уже успело познать человечество, существует еще вечносущая реальность, образуемая наслоениями различных продуктов питания. Простота, простота — вот ключ ко всему!» Возвратившись в Англию, знакомится с Адой Малкалибри, дочерью зеленщика, и вступает с нею в брачный союз. Этой женщине предстоит научить графа всему, что он когда-либо знал о латуке.
1741: Живя в деревне на небольшое наследство, он день и ночь трудится, порой экономя на еде для того, чтобы купить продукты питания. Первая из завершенных им работ — ломтик хлеба, на нем другой ломтик хлеба, а поверх обоих ломтик индейки — терпит жестокий провал. Горько разочарованный, он запирается в своем кабинете и начинает все заново.
1745: После четырех лет самозабвенного труда он осознает, что стоит на пороге успеха. Представляет узкому кругу равных ему созидателей свое новое творение: два ломтика индейки с ломтиком хлеба промежду них. Творение это также остается непризнанным — один лишь Дэвид Юм, ощутивший в нем предвестие чего-то неизмеримо великого, ободряет изобретателя. Воодушевленный дружбой философа, он с обновленной энергией приступает к работе.
1747: Впав в нищету, лишается в дальнейшем возможности трудиться над ростбифом и индейкой, и переходит на более дешевую ветчину.
1750: Весной этого года выставляет на ярмарке три чередующихся ломтика ветчины, уложенных один на другой; экспонат пробуждает определенный интерес, преимущественно в интеллектуальных кругах, однако широкую публику оставляет равнодушной. Три ломтя хлеба один на другом укрепляют репутацию изобретателя, и хотя зрелость его стиля еще не бросается в глаза, Вольтер приглашает его к себе, погостить.
1751: Приезжает во Францию, где драматург-философ демонстрирует ему некоторые любопытные результаты, полученные в ходе опытов с хлебом и майонезом. Между этими двумя завязывается дружба, а следом и переписка, которая резко обрывается, когда у Вольтера кончаются марки.
1758: Все возрастающее признание, которым он пользуется у творцов общественного мнения, приводит к тому, что королева Англии просит его приготовить «что-нибудь оригинальное» к завтраку, на который она приглашает испанского посла. Работает день и ночь, раздирая в клочки сотни набросков и чертежей, и наконец — в 4.17 утра 27 апреля 1758 года — создает произведение, состоящее из нескольких ломтиков ветчины, прикрытых сверху и снизу двумя кусочками ржаного хлеба. В приливе вдохновения отделывает свой шедевр горчицей. Творение его производит такой фурор, что графа подряжают для приготовления всех субботних завтраков королевы вплоть до конца этого года.
1760: Успех следует за успехом, он создает «сандвичи», названные так в его честь, из ростбифа, курятины, языка и практически любого холодного мяса, какое ему только удается добыть. Не желая останавливаться на уже испробованных рецептах, он предается неустанному поиску новых идей и изобретает комбинированный сандвич, за который и получает орден Подвязки.
1769: Живя в своем сельском поместье, граф принимает у себя величайших людей столетия; в его доме гостят Гайдн, Кант, Руссо и Бен Франклин, некоторые из них наслаждаются за обеденным столом его выдающимися творениями, прочим указывают на дверь.
1778: Несмотря на физическое дряхление, продолжает поиск новых форм, записывая в своем дневнике: «Работаю допоздна, а поскольку ночи стоят холодные, поджариваю все подряд, чтобы хоть немного согреться». Ближе к концу этого года граф создает открытый горячий сандвич с ростбифом, кажущаяся простота которого вызывает шумный скандал.
1783: Дабы отпраздновать свое шестидесятипятилетие, изобретает гамбургер и лично отправляется в турне по главным столицам мира, приготовляя гамбургеры в концертных залах, на глазах у большой, млеющей в благоговении аудитории. В Германии Гете предлагает аранжировать гамбургеры на булочках — идея, которая приводит графа в такой восторг, что он говорит об авторе «Фауста»: «Этот Гете — малый не промах». Замечание его приводит Гете в восторг, тем не менее, на следующий год между ними происходит интеллектуальный разрыв, связанный с тонкостями в истолковании понятий прожаренного на славу, прожаренного посредственно и просто хорошо прожаренного.
1790: Во время проходящей в Лондоне ретроспективной выставки его произведений внезапно ощущает боль в груди и решает, что конец его близок, однако оправляется настолько, что руководит предпринятым группой его талантливых последователей сооружением «богатырского сандвича» из цельного батона. Торжественное открытие этого монумента в Италии приводит к национальному восстанию, творение его так и остается не понятым никем, кроме горстки проникновенных критиков.
